Михаил Пришвин - Цвет и крест Страница 81

1-я мещанка. Идол!

Черепенщик. Дура!

1-я мещанка. Идол-лобан!

Черепенщик. Желтая дура!

Мастеровой (черепенщику). Вовсе озверел народ, портками тряхнешь, кричат: блоха перелетела; прощения попросишь, мало: на чай дай.

1-я мещанка. Идолы, лопни глаза ваши!

2-я мещанка. Пралич вас всех расшиби!

3-я мещанка. Вихорь тебя унеси!

Чертова Ступа. До всех, до всех вас черед дойдет. Вот погодите, дойдет, – все будете в огне гореть, проклятые; думаете, так пройдет, нет не пройдет, – все попадетесь, всех вас истолчет Чертова Ступа, всех господ, всех купцов, всех попов, всех дияконов, вот погодите, дай срок, близится время, ой, близится время, всех обдерет вас мелким обдиром. (Все, кроме Чертовой Ступы и Странника, проходят под Шатер.)

Странник. Плохо, мать!

Чертова Ступа. Чего тебе плохо?

Странник. Шибко вы тут в Ельце ругаетесь, много злости у вас тут и скверных слов, будто прелых листьев в осеннем лесу.

Чертова Ступа. Как же не ругать их, отец, все нечестивцы, все разбойники, все воры: Елец всем ворам отец.

Странник. Два у тебя, старая, глаза, а видишь одним, разуй глаза, обуй нос и увидишь зерно.

Чертова Ступа. Может, где-нибудь и есть что, – у нас нет ничего. Ты сам откуда? Где живешь?

Странник. В поле живу: я заяц.

Чертова Ступа. А родня твоя?

Странник. И родные все зайцы. (Проходят под Шатер, где теперь полная жизнь и обычный гул улицы. В церкви звонят; один удар, другой… Выходит Евпраксия Михайловна в рыжей тальме и с корзиной в руке.)

Евпраксия. Герасим Евтеич, а, Евтеич, батюшка, да что же у тебя неугасимая-то, глянь-ка!

(Из лавки выходит Герасим с чайным блюдечком у рта, быстро глотая горячее, подувая и спрашивая глазами.)

Евпраксия. Лампадка-то!

Герасим (быстро, испуганно). Потухла. Что же это такое: сию минуту сам налил, сам зажог, вот как… ну, что это?

Евпраксия (оправляет фитиль, зажигает). Все ли у тебя дома благополучно, Евтеич?

Герасим. Кто ее знает!

Евпраксия. Избави Бог. От Мишеньки есть ли весточка?

Герасим. Как же, вчера получили письмо: сдал екзамент – прапорщик, а место за ним остается бухгахтером.

Евпраксия. Ну, и слава Богу.

Герасим. За рыбкой?

Евпраксия. Спешу, тесто подходит, а потом тебя не добьешься, спешу.

Герасим. На вот сазана, хороший, малосольный.

Евпраксия (осматривая рыбу, соображая, как дана, даром или за деньги). Ну-тя, Герасим Евтеич, что же положите?

Герасим. А что с тебя возьмешь, сама знаешь, цена растет, как облако.

Евпраксия. Как облако!

Герасим. Бог с тобой, все равно не осилишь, возьми так.

Евпраксия. Спасибо, Евтеич, помогай тебе Бог, яблочка тебе не надо ли, с чаем хорошо.

Герасим. А есть?

Евпраксия. Антоновка лежит, чистая, как стеклышко. Я тебе нонче же занесу, а то с Нюркой пришлю. Спасибо тебе, спасибо, правда твоя, нонешнюю цену и не осилишь, как в пропасть валимся, и долго ли так будет?

Герасим. Бог знает!

Евпраксия. Намедни Дуняшу встретила, спрашиваю, где служишь? – Я, говорит, шью солдатам штаны. – Какие? – Стеганые.

Герасим. Неужели стеганые?

Евпраксия. Теплые!

Герасим (качает головой). Стеганые, стало-быть еще зиму воевать.

Евпраксия. То-то и я… (осторожно) ну-тя, а как же Липочка?

Герасим. Тужит. Васятка и то не может опомниться. Вчера спрашивает: жив ли папа? (Слезится.)

Евпраксия (тоже слезится). Один ведь, один у тебя… и когда же все это кончится, ох, один бы конец!

Герасим (спохватившись, сердито). Эх, Евпраксия Михайловна, ты говоришь, тебе неуправка дома?

Евпраксия. Ну, ну, и то: побегу. Лампадочку-то почаще посматривай, нехорошо: неугасимая. Антоновку я тебе нонче занесу, до запора, кушай на здоровье, Христос с тобой. (Уходит.)

Герасим (про себя). Чтой-то после чаю будто маленько простыл. (Жмется, разметая площадку.) Васька, принеси кубарь, погонять, погреться, простыл. (Мальчик приносит кубарь и два коровьих хвоста.) Запусти! (Мальчик запускает, Герасим подхлестывает, увлекается, входит в азарт, мальчик работает другим хвостом, старый и малый сливаются в одном деле.)

Герасим. Поддай, поддай, ему! Перехватывай! Опять прозевал! Бей! Прозевал, сядь тебе на макушку ворона! Гони сюда, не задерживай, выгоняй на чистоту! Вот так, ловко, ловко, молодец! Не становись, пострел, под локоть, ешь тебя муха! Ну, сбил с кона вовсе, эх, задави тебя задом вороная кобыла! (За это время нарастает движение у Шатра, приносят хлебы в харчевню, поют солдаты, газетчики кригат. «Елецкая газета»! Геройская защита Вердена! Продвижение англичан в Месопотамию! Сила русского штыка! «Угольков, угольков!» «Аладьи горячие»! «Черепенники, черепенники!». Приходит и становится на пост городовой, за ним диакон, сельский батюшка, Сережа-дурачок, Голова и прочие.)

Городовой (отдает честь гоняющему кубарь). Здравия желаю.

Диакон. Бог на помощь, преуспевайте, Герасим Евтеич, преуспевайте.

Герасим (чуть смущенный, кладет хвост на бочку, мальчик продолжает гонять). Почтение отцу диакону, вот погреться задумал, вчера замесило, а нонче морозик держит.

Диакон (садится на табуретку возле лавки). Теперь немного осталось, подержит, подержит, да пустит: оборвется. (Заметив погасшую лампаду.) Э, божественный человек, Герасим Евтеич, что это лампадка-то неугасимая нонче у тебя не горит?

Герасим (испуганно). Потухла, опять? Ну, что-то есть!

Диакон. Да что есть: видно, опять старуху на рыбе обманул.

Герасим (раздраженно). Или диакон нечестивое умыслил.

Диакон. Какую-нибудь севрюжку с осьмушкой отвесил.

Герасим. Или диакон петухом ектению пропел, тут у меня завсегда тухнет лампада.

Диакон. А у меня примета: как Герасим божественный на рыбе старуху бедную обманет, иконы у меня в образнице к стене ликом перевертываются.

(Поп входит с Головой.)

Голова. Ей-Богу, высидел.

Поп. Никогда не слыхал такого: ну, галка, понимаю, а чтобы индюх цыплят высидел. (Услыхав спор.) Опять сцепились петухи, люблю их слушать, намедни Герасим столь за веру порадел: чуть диакона до смерти книгой не зашиб, вот какие у нас бои бывают, сижу, покатываюсь, уморительно!

Голова. Поп да петух и не евши поют.

Поп (Герасиму). Ну, ну, Евтеич, давай ответ.

Герасим (диакону). Погоди, отче. (Подходит под благословение к попу.) – Вы, батюшка, на посток запастись прибыли? (Поп роется в карманах, доставая из них всевозможное, и ищет записку попадьи.)

Поп. Куда-то делась, всегда вот так попадья, сунет, когда в сани садишься, а потом ищи-свищи.

Герасим (Голове). Лимону Петровичу. (Городовому тихо.) Ну, ты-то куда лезешь, двадцать лет на посту в рыбном ряду стоишь и не знаешь свое время: приходи перед запором. (Сережке.) – Сережа, стань в сторонку, обожди, дам. (Ваське, гоняющему кубарь.) Перестань, постреленок.

(Дурачок сел на бревно, Васька все время бросает в него ледяшками, тот отмахивается пока добродушно.)

Диакон. Есть ли чего новенького, Лимон Петрович?

Голова (не слушая диакона, продолжает нагатый с попом разговор). Ну, вот хотите, батюшка, перекрещусь на икону: высидел.

Диакон. Что такое?

Голова. Да индюх у меня цыплят высидел. Бывало, подойдешь, посмотришь, фыркнешь со смеху, а Домна Иванна су-урьезно: «Тише, тише, не дражни его». Ну, и высидел.

Поп (не слушая, роется в карманах). Такая вот попадья, и всякая попадья, подсунет в последнюю минуту, а потом ищи-свищи.

Диакон (Голове). Это бывает, индюх, – он добросовестный. А что, Лимон Петрович, новенького на фронте ничего не слыхать?

Голова. Как же: приехал уполномоченный с фронта.

Диакон. Ну-тя, как дух в армии?

Голова (необыкновенно серьезно). Твердый Дух! (Переждав.) Хороший дух!

(Голос из-под Шатра: скверная рыба, тухлый дух!)

(Выходят плотники с безруким, потом мещанки, разные базарные люди, прислушиваются, скажут: «Э-э, черт, паскудный, вихорь тебя унеси. Почем? А не хочешъ?» и т. д. и проходят дальше.)