Федор Сологуб - Мелкий бес Страница 84

— Да, — согласился Шарик, — буржуазно-либеральную пошлость надо опрокидывать всеми способами. Пошлого буржуа надо ошеломлять, чтобы он глаза выпучил, — его надо прямо кулаком в брюхо.

Шарик внезапно сделал выпад правою ногою и ткнул кулаком Сергея Тургенева в бок.

— Легче! — воскликнул Сергей Тургенев. — Ты этак меня убьешь. Не забывай, пожалуйста, что я — Тургенев.

Шарик саркастически усмехнулся и значительно произнес:

— Сергей, а не Иван.

Сергей Тургенев поморщился.

— Ну, это к делу не относится, — сказал он. — А только вот что я вам, господин Передонов, скажу: нельзя напечатать, что эта госпожа протестовала, а придется все изобразить символически, то есть обратно. Мы напечатаем, что она совершила экзекуцию над гимназистом по своей собственной инициативе, на почве своего необузданного азиатского деспотизма. Такая репродукция этого инцидента будет соответствовать гуманным принципам нашего органа печати.

Передонов громко зевнул. Ему было все равно, но разговоры ему уже надоели. Он сказал угрюмо:

— Улица торчком встала.

Писатели поглядели вперед. Улица поднималась на невысокий холм, и за ним опять был спуск, — и перегиб улицы между двумя лачужками рисовался на синем, вечереющем и печальном небе. Тихая область бедной жизни замкнулась в себе, и тяжко грустила, и томилась. И даже писателям стало грустно, как бывает иногда вдруг скучно слабым и усталым детям.

— Да, яма, — сказал Шарик и свистнул.

Сергей Тургенев молчал, томно склонив голову. Он думал, что его печаль — печаль великой души, томящейся в бедных оковах лживого бытия, и гордился этою своею печалью.

Деревья дремно свешивали ветки через заборы и заглядывали в лица проходившим, и подслушивали, и мешали идти, и шепот их был насмешливый и угрожающий. Баран стоял на перекрестке и тупо смотрел на Передонова.

Вдруг из-за угла послышался блеющий смех, выдвинулся Володин и подошел здороваться. Передонов смотрел на него мрачно и думал о баране, который сейчас стоял здесь, и вдруг его нет.

Это, думал Передонов, конечно, Володин оборачивается бараном. Не даром же он так похож на барана, и не разобрать, смеется ли он, или блеет.

Эти мысли так заняли Передонова, что он совсем не слышал, что говорили, здороваясь, Володин, писатели и Виткевич.

— Чего лягаешься, Павлушка! — тоскливо сказал Передонов.

Володин осклабился, заблеял и возразил:

— Я не лягаюсь, Ардальон Борисыч, а изволю здороваться с вами за руку. Это, может быть, у вас на родине руками лягаются, а у меня на родине ногами лягаются, да и то не люди, а, с позволения сказать, лошадки.

Передонов проворчал:

— Еще боднешь, пожалуй.

Володин обиделся и дребезжащим голосом сказал:

— У меня, Ардальон Борисыч, еще рога не выросли, чтобы бодаться, а это, может быть, у вас рога вырастут раньше, чем у меня.

Писатели слушали его и посмеивались.

— Да он у вас — шустрый парень, — сказал Шарик с любезною улыбкою в сторону к Передонову.

Передонов сердито говорил:

— Язык у него длинный, — мелет, чего не надо.

Володин немедленно возразил:

— Если вы так, Ардальон Борисыч, то я могу и помолчать.

И лицо его сделалось совсем прискорбным, и губы его совсем выпятились. Однако он шел рядом с Передоновым, — он еще не обедал и рассчитывал сегодня пообедать у Передонова: утром, на радостях, звали.

Дома ждала Передонова важная новость. Варвара выбежала в прихожую и закричала:

— Кота вернули!

Испуганная, она не замечала гостей. Наряд ее был, по обыкновению, неряшлив — засаленная блуза над серою, грязною юбкою, стоптанные туфли, пыльные чулки клюквенно-кисельного цвета. Волосы нечесаные, растрепанные. Взволнованно говорила она Передонову:

— Иришка-то! со злобы еще новую шутку выкинула. Опять мальчишка прибежал, принес кота и бросил, а у кота на хвосте гремушки. Кот забился под диван и не выходит.

Передонову стало страшно.

— Что же теперь делать? — спросил он писателей.

Сергей Тургенев отвечал:

— Прежде всего, будьте любезны отрекомендовать нас вашей супруге.

Так как Передонов стоял неподвижно, то Сергей Тургенев сам подошел к Варваре, галантно шаркнул, схватил себя за галстух и назвался:

— Литератор Сергей Тургенев, позвольте отрекомендоваться. Прошу великодушного извинения, что вторгаюсь в ваш семейный очаг, может быть, несвоевременно.

Варвара ухмыльнулась, подала литератору потную, пыльную от возни с котом, руку и сказала:

— Приятно познакомиться. Уж только вы меня извините, что я в таком затрапезе. Вот, по хозяйству занималась.

Выступил и Шарик, откашлялся и громко сказал:

— Писатель Скворцов, Шарик. Просто Шарик. Вся Россия знает Шарика.

Варвара ухмыльнулась и ему и тоже пожала его руку.

— Павел Иваныч, — попросила она, — вы помоложе, — турните его из-под дивана. Да уж и вы, Виткевич, помогите.

Володин сказал, хихикая:

— Турнем, турнем.

И пошел в зал.

— Турнем, тетенька, не беспокойтесь, — сказал Виткевич, подмигнул нахально Варваре и, проходя мимо нее, толкнул ее, словно невзначай, локтем.

Писатели переглянулись. Шарик легонько свистнул.

Кота кое-как вытащили и сняли у него с хвоста гремушки. Передонов отыскал репейниковые шишки и снова принялся лепить их в кота. Кот яростно зафыркал и убежал в кухню. Писатели смеялись. Кот казался им символическим, — вот именно этот Передоновский кот.

Передонов, усталый от возни с котом, уселся в своем любимом положении — локти на ручки кресла, руки сложены на животе, пальцы скрещены, нога на ногу, лицо неподвижное и угрюмое.

Сергей Тургенев мечтательно поднял серые глаза к потолку, оклеенному бумажкою, и сказал:

— Зеленоокие коты, любящие на кровлях, выше человеческого жилья, — вот прообраз сверхчеловека.

Шарик презрительно усмехнулся.

— Ну, а по-вашему как же? — спросил Сергей Тургенев.

Шарик задумался, покрутил правою рукою, отбросил со лба прядь волос и сказал:

— Видите ли, я не отрицаю красоты вашего определения. Вообще, вы мастер ляпать такие поэтические словечки, в которых больше поэзии, чем правды. Да и, в сущности, к чёрту правду! Правда — ужасная мещанка, сплетница и дура. Но на этот раз я с вами положительно не согласен. Мне кажется, тут есть другая закавыка.

Сергей Тургенев, красный и от похвал, и от несогласия с тем, что Шарик скажет, спросил:

— Какая же, однако, закавыка?

— Видите ли, пессимизм… — начал было Шарик.

Но Сергей Тургенев резко и презрительно перебил его:

— Ну, нет-с, извините, пессимизм — пес, собака.

Шарик был поражен.

— Да, вы, конечно, правы, — сказал он. — Но я хочу вот что сказать, — коты мудры или нет?

Сергей Тургенев решительно отвечал:

— Мудры.

— Заметьте, — продолжал Шарик, — я веду речь только о котах, а не о кошках. Когда коты любят, они мучительно кричат. Отчего? Страдание притаилось у истоков жизни, — и на всех улицах и дворах души, на всех кровлях жизни мяукает горькое страдание. Тем ужаснее и горестнее мяукает оно, чем пламеннее стремится к идеалу. Между блуждающими по кровлям котами робко крадется окрыленная песня поэта.

Сергей Тургенев воскликнул в восторге:

— Превосходно сказано! Мяукать! — какое символическое слово!

Передонов внезапно зевнул, и при этом угрюмое лицо его на миг озарилось выражением удовольствия — сладко зевнулось!

— Как он демонически зевает! — задумчиво сказал Сергей Тургенев, — как глубоко символична эта мрачно зияющая реакция на банальную скуку пошлой жизни!

Варвара вдруг разразилась дребезжащим смехом и сказала:

— Ну, будет вам валять Петрушку! Вот, ешьте лучше вишни.

Володин возразил:

— Вишни вишнями, только вы, Варвара Дмитриевна, не мешайте нам побеседовать. Мы к вам на кухню не ходим, когда вы нам покушать стряпаете, а вы нам не мешайте об ученых предметах послушать.

Шарик и Сергей Тургенев заговорили с Варварой и кривлялись при этом, сразу заразившись неуважением к ней. Они видели ее первый раз, но она напомнила им что-то знакомое и общедоступное. Шарик подмигнул Сергею Тургеневу на Варвару и спросил его:

— Похожа на Эмму, там, у Лисицы, не правда ли?

Сергей Тургенев без зазрения пристально оглядел Варвару и сказал:

— Да, но еще больше на Женю в Старой Японии.

— Ну, я там не был, — высокомерно отвечал Шарик.

Варвара ухмылялась.

— Какие такие Эмма да Женя? — спросила она. — Знакомые, что Ли?

Шарик, ухмыляясь с особою многозначительностью, сказал:

— Да, около того, что знакомые.

— Девочки, — мечтательно сказал Сергей Тургенев и нежно прибавил: — бедные девочки!