Валентин Иванов - Златая цепь времен Страница 84

*

Я уже говорил о свойственных славянам доброжелательности, терпимости, свободе от комплекса неполноценности, выдающейся веротерпимости, свободе от расизма.

(К проявлениям комплекса неполноценности я отношу навязчивое ожидание любой, но субъективно незаслуженной беды и ощущение своего бессилия — в результате, сознание сосредоточено на мысли, как бы половче вывернуться. При успехе комплекс неполноценности делает обладателя им опасным, ибо бросает в другую крайность — жестокое попирание других людей.)

Перечисленные качества русских проявлялись не только, конечно, в их крупных «присоединениях». Еще со своей предыстории будущие русские каждодневно встречались с людьми неславянского происхождения — финских, угро-финских корней. Здесь не существенны этнические уточнения — они не имели значения для славян и тех, с кем они встречались, ни две тысячи, ни сто лет тому назад. Существенно, что разность в уровне развития склонялась в сторону русских, поэтому многозначителен тот факт, что эти опаснейшие для слабейшего встречи не завершались его истреблением. (Мне иногда кажется, что, судя в историческом плане о встречах русских с нерусскими, можно было бы говорить не о разницах в уровне развития, но — о разных культурах.)

Так ли, иначе ли, но наша топонимика перенасыщена нерусскими словами, многие из которых непонятны. Такие названия мест, рек, поселений суть памятники инородных русских первожителей, которые не вымерли, а обрусели в результате соседства, а также смешались с русскими перекрестными браками. Вместо могил и непрочтенных надписей, оставленных италийскими этрусками, наши «этруски», помимо своих подписей на географической карте, оставляли и то удивительное и по своей обычности никого не удивляющее разнообразие черт лица, телосложения, цвета волос, глаз и кожи бесспорно русских людей.

*

В самом конце тридцатых годов среди распаханных русских полей я видел гнезда полукочевого скотоводства, живые картины тысячелетней давности. В полосе сочнейшей травы по берегу озера — воды не видно, так как степь плоская и озеро закрыто стеной камыша, — пасется стадо. На русский взгляд, оно удивительно. Старые и молодые коровы, козы, овцы, лошади с телятами, жеребятами, ягнятами пасутся все вместе дружно, не разбредаясь — привыкли друг к другу. Два пастуха, верхом. В меховых треухах, глубоко вставив ноги в стремена, с длинным поводом, заброшенным за переднюю луку, они спят в седлах, как это умели делать конники недавно ушедшей в прошлое конницы.

Шум проезжающей машины никого не тревожит, к автомобилю привыкли.

Проезжая здесь через сутки, вы возвращаетесь во вчерашний день. Нужно оглядеться, вспомнить, чтобы сообразить — стадо, увлекая за собой дремлющих сторожей, переместилось на два-три километра. Конечно, пастухи, по необходимости, спешивались, чтоб поесть, чтоб надоить молока, недососанного теленком, ягненком. Может быть, была и быстрая вспышка действий, если ночью, почуяв зверя, всполошился скот. Но все это только случайный эпизод, дань, добросовестно платимая беспокойству во имя блаженного, оправданного бытом покоя.

Этнография ставит уклад оседлого земледелия и связанного с ним интенсивного скотоводства выше уклада экстенсивного кочевого и полукочевого скотоводства.

Физический труд, не давая дремать за делом, способствует работе мысли, если в нем нет излишества: если он чрезмерен по силе или не бессмыслен для работающего. Л. Н. Толстому хорошо думалось, когда он продергивал дратву через кожу. Но есть в физическом труде не менее важное, что, кстати сказать, роднит земледельца с ремесленником. Это необходимость каждосекундных усилий, борьба с материалом, с леностью собственного тела — преодоление инерции постоянным упражнением воли. Чем проще инструмент, который посредничает между работником и материалом, тем явственнее сила воли работника.

Несу ли я соху или иду за плугом, копаю землю, рублю дерево, дублю и крою кожу, бью молотом — можно перечислять все работы до века машин — каждое мое усилие есть усилие воли. С каждым шагом я могу копать глубже или мельче, могу больше или меньше взять земли на лопату, могу отбросить или не отбросить на межу поднятый лемехом камень, могу за раз ошкурить два бревна, могу три…

Запустив современный станок, рабочий наблюдает за машиной, которая как бы самостоятельна, ибо она задает темп. Этот темп (производительность) дан технологической картой, рабочий обязан не отставать от машины. Еще ярче зависимость работника видна при расчлененном на передел процессе, идущем потоком. И со всей очевидностью — на конвейере.

Сейчас рабочего увлекают заработной платой и общим смыслом его труда для народа. Былой рабочий — дед или отец нынешнего, — так же как сотни предшествовавших поколений, тоже не был маньяком труда во имя труда. Каждый хотел извлечь возможно больше для своих, для себя. И я говорю о физическом труде, способствующем мысли и воле, не для сопоставлений дня минувшего с днем текущим, а для сопоставления прошлого с прошлым же.

Кого бы и где бы ни встречал русский в своем движении, закончившемся образованием нынешней территории СССР, это была в большинстве случаев встреча с разными навыками, с разной предысторией. Русский земледелец, но всегда и плотник, столяр, печник, кожевник, сапожник, шорник, по нужде кузнец и так далее, садился на землю и от нее брал нужное, соседствуя с местными охотниками, рыболовами, скотоводами — иноплеменными, сотнеплеменными, и в рабство их не обращал.

Были вооруженные столкновения, или их не было, — встреча всегда и быстро завершалась соседством и неизбежно — естественным сотрудничеством. Такое характерно для всего распространения русских, таким объясняются многочисленные факты превращения вчерашних врагов в боевых товарищей русских людей, «первопроходцев».

*

В пятом веке н. э. вестготы, завоевавшие Италию, образовали класс господ, взяв себе в виде ренты третью долю имущества (возделанной земли, инвентаря, рабов) коренных владельцев. Их примеру последовали остготы. Так же поступали франки, и герцог де Сент Симон во времена Людовика XIV напомнил делегатам парижской буржуазии: «Мы — потомки завоевателей, вы — потомки завоеванных». Испанцы в Америке делили завоеванные земли на комменды, и ввоз черных рабов был следствием «неспособности» индейцев к принудительному труду.

Доступная обозрению мировая история с древнейших времен (Вавилон, Мидия, Ассирия) и до самого недавнего времени есть также история завоеваний, когда расширявший свою основную территорию искал и находил населенные земли — пустые были не нужны, — чтобы эксплуатировать их население, начиная от превращения его в живой товар и кончая более или менее заметным ограничением прав и возможностей аборигенов колоний и развитием хозяйства в пользу метрополий.

В конце XVIII века и в начале XX США были узкой полосой европейских поселений по берегу Атлантического океана с населением порядка пяти миллионов, то есть значительно меньшим, чем было индейцев внутри материка. По шкале Моргана-Энгельса, индейцы находились на ступени варварства, тогда как европейцы давно были на стадии цивилизации. Я не раз уже обращал внимание на опасность близких контактов между народами, находящимися на разных ступенях этнографического развития. Вымирание индейцев было следствием экологического невежества и жадности европейцев, которые хищнически истребили диких бизонов и быстро истощили другие охотничьи угодья. Индейцы не могли защититься, их объединению препятствовал именно уровень этнографического развития, иначе они могли бы сбросить пришельцев в море. Сознательное убийство индейцев находится на самом дальнем краю общей картины их угасания.

Археологам дозволено раскапывать могилы, чтоб познать прошлое. Но внукам не должно сводить счеты дедов и сражаться мертвыми костями. Я не могу считать серьезным или достойным упрекать и нынешнего гражданина США, и любого другого за те или иные поступки их предков.

А вот некоторых наших историков я могу попрекнуть их узостью, их небрежением к их собственной науке. Хотя бы за последнюю тысячу лет у русских было неограниченно много встреч с нашими индейцами. Русские могли бы их поработить и жить за их счет, сживая со света. Моя тема — национальные русские черты и история сложения нашей земли. Вернее — сложение нашей земли через русские национальные черты, создавшие мощные центростремительные силы.

Старая римская поговорка говорит: равные причины не равные предвещают следствия.

На самом деле, во внешних одинаковых условиях не только разные люди поступают по-разному, по-разному ведут себя и нации.

*