В Вересаев - Без дороги Страница 9

- Извините, пожалуйста,- прервал его Николай Иванович.- Я вот все слушаю вас... и мне все-таки неясно, чего вы, собственно, от меня желаете?

- Я обратился к вам потому, что мне Владимир Владимирович сказал, что вы хороший человек. В настоящее время на таких только людей и надежда.

- Вы хотите, чтоб я... пожертвовал в пользу голодающих? - медленно спросил Николай Иванович, подняв брови.

- Нам нужны ваше сердце, ваш ум,- сказал Гаврилов, чуть улыбнувшись, на небрежный вопрос Николая Ивановича.- Деньги - это последнее; только деньги нам не нужны. И во всяком случае я пришел просить у вас не денег.

- А чего же-с?

- Вашего нравственного содействия, активной работы в пользу несчастных.

- Вот как!.. Однако работа-то работой, а ведь, согласитесь,- прежде всего для этого все-таки нужны деньги.

- Миром управляют идеи, а не деньги. Прежде всего нужна любовь.

- Ну, а после нее - деньги? Ведь за хлеб купцу нужно заплатить деньгами, а не любовью.

- За деньгами дело не станет, их всегда легко собрать. То и горе у нас, что от всякого дела люди откупаются деньгами.

- Вы думаете? Ну, так я вам вот что скажу: у меня тут три четверти города знакомых, а я много собрать не возьмусь.

Гаврилов пожал плечами.

- Странно! Я здесь никого не знаю, всего только три дня назад приехал, а берусь вам собрать в месяц пятьсот рублей.

- Ну, исполать вам!..- засмеялся Николай Иванович.- Я расскажу вам один случай. Был у нас тут в городе студент-юрист; кончает курс, а средств никаких; выгоняют за невзнос платы. Ну, вот я и вздумал устроить сбор. Заезжаю, между прочим, в одну богатую купеческую семью, в ко-торой состою врачом около пятнадцати лет. Барышни сидят - в брильянтах, в кружевах. Говорю им. Они поморщились. "Посмотрим, говорят, может быть, что-нибудь найдем". Я к брату их: "Там с ними не сговоришься; вы, Платон Степаныч, энергичный человек,- возьмитесь за дело как следует, ведь сами понимаете, нужно помочь!" И знаете, какой из этого вышел результат?

- Какой же вышел результат?

- Ну, как вы думаете?

- Ну-с?

- С тех пор меня перестали приглашать в этот дом! - отрезал Николай Иванович и стал закуривать папиросу.

Гаврилов внимательно посмотрел на него.

- Зачем вы лечите таких? - спросил он, чуть дрогнув бровью.

Николай Иванович запнулся от неожиданности вопроса и пожал плечами.

- Странное дело! Врач обязан лечить всякого.

Гаврилов продолжал лукаво смотреть на него и беззвучно смеялся.

- Какого же рода "активной работы" желаете вы от меня? - спросил Николай Иванович, нахмурившись.- Прикажете идти в деревню, в народ?

- Народ не только в деревне, а и в городах, везде,- и везде он нуждается в помощи. Нужно только одно: чтоб не господа благодетельствовали мужичью, а братья помогали братьям. Когда погорелец приходит к мужику, мужик сажает его за стол, кормит обедом и дает копейку,- погорелец знает, что он товарищ, потерпевший несчастие. Когда погорелец приходит к барину, барин высылает ему через горничную пятачок, погорелец - нищий и получает милостыню. А милостыня есть худший из всех развратов, потому что она одинаково деморализует и дающего, и берущего. Господа съезжаются с разных концов города и с увлечением спорят о шансах Гладсто-на* на избирательную победу или об исполнимости проектов Генри Джорджа**, а тут же в подвале идет не менее ожесточенный спор о том, какая божья матерь добрее - Ахтырская или Казанская, и на скольких китах стоит земля. Это - два различных мира, не имеющих между собою ничего общего...

* Гладстон Уильям Юарт (1809-1898) - по определению В. И. Ленина, "...герой либераль-ных буржуа и тупых мещан..." (Соч., т. 20, стр. 131), был премьер-министром Англии в 1868-1874, 1880-1885, 1886 и 1892-1894 годах.

** Джордж Генри (1839-1897) - американский мелкобуржуазный экономист "буржуазный национализатор земли", как писал В. И. Ленин (Соч., т. 13, стр. 367).

Николай Иванович нетерпеливо закачал ногою. Гаврилов со смиренною улыбкою спросил:

- Извините, может быть, я вам наскучил?

- Нет, что же-с? Сделайте одолжение. Но только... Я вот все время очень внимательно слушаю вас и все-таки никак не могу понять, что же я... обязан делать.

- Ближе стать, к братьям, больше ничего; помогать им, а не благодетельствовать, не беречь для себя знаний, которые должны быть достоянием всех...

- Да-с? - выжидательно сказал Николай Иванович.

- Приближается холера. Народ голодает - это лучшая почва для нее; народ невежествен - и это отнимает у него последние средства защиты. Пора. Пора же сознать, что когда люди кругом умирают, стыдно роскошествовать. (Гаврилов беглым взглядом оглядел стол с стоявшими на нем закусками.) Я всего три дня здесь, но уж видел прямо ужасающие картины нищеты - нищеты стыдливой и робкой, боящейся просить. Люди десятками ютятся в зловонных конурах, а мы занимаем по пяти-шести комнат; люди рады, если раздобудутся к обеду парою картофелин, а мы наедаемся так, что не можем шевельнуться. И если такие люди приходят к нам, мы смотрим на них не со стыдом, а с пренебрежением и не пускаем их дальше передней. Выход только один: сознать, что нечестный человек тот, кто не хочет понять этого, братски разделить с обиженными свой дом, стол, все; доказать, что мы действительно хотим помочь, а не убаюкивать только свою совесть.

- Если я вас понял,- проговорил Николай Иванович, сдерживая под усами улыбку,- вы мне предлагаете пригласить к себе в дом три-четыре нищих семьи, поселить их здесь, кормить, поить и обучать... Так?

- Да-с! - ответил Гаврилов, и по губам его снова пробежала чуть заметная усмешка.

Николай Иванович с любопытством смотрел на своего гостя. Наташа, подперев рукою подбо-родок и нахмурившись, также не спускала глаз с Гаврилова.

- Ну, скажите, господин Гаврилов,- увещевающим тоном заговорил Николай Иванович,- неужели же вам не стыдно говорить такой вздор?

- Почему вы полагаете, что это вздор? - спросил Гаарилов с своею быстрою усмешкою, нисколько не обидевшись.

- Мне бы еще было понятно ваше предложение, если бы дело шло просто о какой-нибудь определенной семье, которой нужна помощь. Но вы, насколько я вас понимаю, видите во всем этом прямо какое-то универсальное средство.

- Если вы одни так поступите, то этого, разумеется, будет мало. Но важна идея, пример. Вы - один из наиболее уважаемых людей в городе; ваш почин сначала, может быть, вызовет недоу-мение, но затем найдет подражателей. Потому и не удается у нас ничего, что все руководствуются лживою, но очень удобною пословицею: "Один в поле не воин".

- Д-да, картина во всяком случае довольно умилительная: мы работаем, выбиваясь из сил, втрое больше прежнего, а "братья"-постояльцы бьют себе баклуши на готовых хлебах... Вообра-жаю, какую массу "братьев" мы расплодим по городу!

- Они вовсе не должны бить баклуши, они должны работать. Дайте им работу.

- Где мне ее прикажете взять?

- Работа всегда найдется. Пусть они чистят у вас сад, подметают двор, колют дрова. Они сами будут рады.

Николай Иванович с усмешкою махнул рукою.

- Ну, хорошо! Допустим, что все это легко исполнимо, что им найдется работа, что они сами будут рады; допустим, что этим путем мы в состоянии обновить мир. Но что прикажете в таком случае делать всем с собственными семьями? - И он в комическом недоумении развел руками.

- Семьи можно бы в настоящее время и не иметь,- сказал Гаврилов, понизив голос.

Николай Иванович быстро поднял голову и пристально посмотрел на Гаврилова.

- А-а! - расхохотался он, вставая.- Теперь, батенька, я вас узнал. Это - известная Zweik-indersystem или, еще лучше, "Крейцерова соната"! Только, батюшка, вы немножко опоздали: уже и в Западной Европе давно доказана вздорность всего этого. Вы - толстовец!

Гаврилов чуть заметно улыбнулся.

- Я не слыхал, чтоб "всё это" давно было опровергнуто в Западной Европе, a Zweikindersys-tem тут ни при чем. Это - старая истина, которая не может быть опровергнутой. "Я пришел разделить человека с отцом его и дочь с матерью ее. И враги человеку - домашние его",- сказал Иисус*...

* Цитата из евангелия от Матфея, гл 10, 36.

Николай Иванович резко прервал его:

- Извините, пожалуйста! Я не знаю, что это за Иисус, я знаю только Иисуса Христа.

- Виноват! - почтительно ответил Гаврилов.- Я хочу сказать, что в настоящее время, когда все общество построено на крайне ненормальных отношениях, явления, сами по себе нормальные, становятся противоестественными и греховными. На человеке лежит слишком много обязанностей, чтоб он мог позволить себе иметь семью.

Гаврилов стал говорить о ненормальности строя теперешнего общества, о разделении труда и проистекающих отсюда бедствиях, об аристократизме науки и искусства, о церкви, о государстве. Говорил он, подняв голову и блестя глазами, голосом проповедника-фанатика. Николай Иванович слабо зевнул и вынул часы.

- Господа, однако уж восьмой час! - обратился он к нам.- Нужно велеть подавать лоша-дей, а то вам придется ехать совсем в темноте.