Фазиль Искандер - Разные рассказы (4) Страница 9

-- А может, он не знал, что это ваше стадо? -- спросил Чик, сам не понимая, чего он ищет: оправдания для абрека или оправдания для выстрела.

-- И это его не спасает, -- сказал дядя Сандро, улыбаясь Чику крепкими зубами. -- Знаешь, что мой товарищ сказал, когда мы быстро двинулись вперед, догоняя стадо?

-- Что? -- спросил Чик.

-- Он, думая, что и мой товарищ абрек, сказал ему: мол, тут сейчас прошел богатый крестьянин со своим огромным стадом. Там всего четверо мужчин, и только один из них с оружием. Так оно и было. Ружье было только у Кязыма. И он моему товарищу говорит: мол, перебьем их всех, стадо перегоним на Северный Кавказ и там продадим. Значит, он откуда-то из-за кустов следил за стадом и теми, кто его вел. Братьев моих он прекрасно знал, а отца хоть лично и не знал, но за две недели из-за плетенки амбара он не мог не увидеть моего отца, вечно покрикивавшего на коз и на людей, и тех, и других он всегда укорял в лени. Но во всем этом, Чик, все равно был великий Божий замысел.

-- Как так? -- спросил Чик. Уши у него горели.

-- А вот слушай меня дальше, -- продолжил дядя Сандро с удовольствием. -- Наконец мы догнали свое стадо. Мой отец! Такого хозяина в Чегеме нет и не будет. Он только взглянул на нашего чернявого козла и сразу спросил: "Чего это вы ему шею ремешком стягивали?" Мы не замечали след от ремня, а он одним глазком взглянул и заметил. "Да заупрямился, -- говорю, -- не хотел идти. Мы его еле затащили сюда. Оттого так и опоздали". Отец подумал, подумал и сказал: "Это моя ошибка, мой грех. Когда мы Богу гор оставляли трех коз, я хотел и этого оставить. Но потом пожалел. Старый он, я привык к нему. Вот он и не хотел идти, чувствуя, кто его хозяин теперь. Надо его сегодня же зарезать и съесть в честь Бога гор". Ты видишь теперь, Чик, какой узорчатый замысел выполнил Бог?

-- Какой? -- спросил Чик, удивляясь, что у Бога бывают узорчатые замыслы.

-- Бог наказал отца за то, что он пожалел чернявого козла и не оставил его в лесу, -- дядя Сандро загнул на руке мизинец: первое наказание. -- Но в конце концов, отец сам догадался принести этого козла ему в жертву. Бог наказал меня страхом смерти за то, что я, губошлеп, вместо того, чтобы все время следовать за стадом, соблазнился черникой, -- дядя Сандро загнул на руке безымянный палец: второе наказание. -- Но самое главное, Бог наказал этого абрека за то, что он плюнул на наш хлеб-соль, и за то преступление, из-за которого он прятался у нас. Видно, это было очень подлое преступление, но мы о нем теперь никогда не узнаем, -- дядя Сандро безжалостно загнул средний палец: третье наказание.

Чик невольно обратил внимание на то, что сила наказания Бога как бы соответствовала величине загнутого пальца. Средний палец был самый длинный, и самое тяжелое наказание пало на абрека.

-- Бог восстановил порядок, -- продолжал дядя Сандро, -- в этот же вечер мы зарезали чернявого козла. Перед этим отец помолился Богу гор и попросил его простить свою ошибку. Потом мы долго варили в котле этого козла и наконец съели свое жертвоприношение.

-- Вкусным оказался? -- полюбопытствовал Чик, представляя, как в альпийском шалаше едят горячее, дымящееся мясо.

-- Да нет, не особенно, Чик, -- признался дядя Сандро, -- хотя мы были очень голодными.

-- Это Бог гор сделал его мясо не очень вкусным? -- спросил Чик не без доли школьной атеистической насмешки. Но дядя Сандро этого не заметил.

-- Бог гор такими мелочами не занимается, -- важно напомнил дядя Сандро, -- просто козел этот был очень старый.

-- А вы потом, когда ты убил этого абрека, видели его труп в воде? -спросил Чик.

-- Нет, -- ответил дядя Сандро, -- там было такое течение, что его тут же унесло.

Чик представил, как буйный горный поток несет труп, иногда больно стукая его о камни головой, и ему стало жалко труп, который уродуется бешеным, равнодушным течением.

-- А винтовка, -- спросил Чик, -- она пошла на дно или ее тоже течением унесло?

-- Конечно, пошла на дно, -- сказал дядя Сандро и добавил: -- Винтовка для любого течения слишком тяжелая.

-- Она и сейчас там лежит? -- спросил Чик, задумавшись.

-- А куда ей деваться, -- ответил дядя Сандро, -- я ее с середины моста сбросил.

-- Теперь ее можно достать, -- сказал Чик.

-- Да что ты, Чик, -- ответил дядя Сандро, улыбаясь его наивности, -если она там и лежит, ее всю ржавчина проела.

Чику все-таки было жалко этого злосчастного абрека. Особенно почему-то было жалко, что его труп, излупцованный камнями, тащило холодное, равнодушное течение.

-- А если бы ты не уступил ему дорогу и требовал бы у него вернуть козла, -- спросил Чик, -- ты уверен, что он убил бы тебя?

-- Так же уверен, как то, что ты сейчас сидишь передо мной, -- сказал дядя Сандро, -- ты бы видел его лицо тогда. Да что о нем говорить, если человек в ярости швыряется кукурузными початками в белых мышей. Как будто его отец вырастил эти початки. Тогда уже было видно, что это конченый человек, но я сдержался тогда. Все-таки гость...

Чику стало меньше жалко этого абрека, но все-таки было жалко. Он так ясно представил, как тот молча пятится к реке и даже не пытается попросить у дяди Сандро прощения.

-- Все-таки он храбрым был, -- вздохнул Чик, -- он даже перед смертью не попытался попросить у тебя прощения.

-- Храбрый швыряться кукурузными початками в белых мышей, -- усмехнулся дядя Сандро. -- Он прекрасно знал, что я ему не прощу, иначе стал бы на колени и умолял меня. Он нарушил главный закон гор: в доме, который тебя приютил, иголки тронуть не смей!

-- Ну, а когда ты стрелял в него, -- продолжал допытываться Чик, -тебе хоть чуточку-пречуточку было жалко его?

-- Да что ты, Чик! -- воскликнул дядя Сандро. -- Если бы ты знал, что такое сладкое чувство мести! Он унизил не только меня, но и весь наш дом и весь наш род. Он получил по заслугам!

-- Чик, покушай яблоко и перестань слушать его выдумки, -- вдруг сказала тетя Катя, вытирая о подол большое краснобокое яблоко и подавая ему.

Чик уже так наголодался из-за желания быть верным обычаям, что теперь ему было особенно жалко нарушать их. Тогда получалось бы, что он напрасно голодал. И он решил, что сначала опять нужно трижды отказаться.

-- Спасибо, тетя Катя, -- сказал Чик, -- я уже кушал.

-- А ну, возьми сейчас же яблоко! -- вдруг, полыхнув глазами, загремел дядя Сандро. -- Клянусь Аллахом, кто-то нашептал ему не принимать еду в нашем доме! Что ему ни скажешь -- я уже кушал. Уж не мать ли твоя запретила тебе есть в моем доме?!

Глаза дяди Сандро теперь целенаправленно полыхнули на маму Чика, и он испугался: а вдруг дядя Сандро испытает к ней сладостное чувство мести?

-- Нет, -- замотал Чик головой, -- мама мне ничего такого не говорила.

Он поспешно взял яблоко из рук тети Кати и крепко надкусил его в знак того, что он с удовольствием ест в доме дяди Сандро.

-- Нуца?! -- гневно кивнул дядя Сандро в сторону Большого Дома.

-- И тетя Нуца не говорила, -- ответил Чик, проглатывая прожеванный кусок яблока.

-- Попробовала бы, -- пригрозил дядя Сандро, -- набрала в дом детей своих голодранцев, а наш небось недоедает.

Ты смотри, подумал Чик, и он подозревает, что она подыгрывает своим. Иначе как бы она не заметила, что Рыжик два раза подряд сел за стол. Чик решил, что беседа принимает опасный оборот. Ему неприятны были такие разговоры, и он старался быть от них подальше.

-- Я, пожалуй, пойду, -- сказал Чик, вставая.

-- Заходи к нам почаще, Чик, -- улыбаясь, сказала тетя Катя, -- мы теперь одни без Тали. Нам скучно.

-- Нуца там на целую ораву готовит, -- успокаиваясь, заметил дядя Сандро, -- что тебе ее варево! Приходи прямо к нам обедать. А если нас нет, сам посуетись на кухне и поешь.

-- Хорошо, -- сказал Чик, жалея, что он тогда не ухватил еще один кусок курятины, но теперь уже было поздно об этом думать.

Он вышел из кухни, прошел двор и закрыл за собой калитку. Чик вспомнил Тали, дочь дяди Сандро. Она была на несколько лет старше его. Она была такая веселая, такая подвижная, такая красивая! И она примечала Чика.

Она могла в табачном сарае бросить низальную иглу, полную табачных листьев и похожую на гармошку, шлепнуться спиной на пол сарая, устланный папоротниками, и, схватив гитару, лежа, сыграть что-нибудь огневое или такое грустное, что в глазах начинало щипать. Такие, как Тали, долго в девушках не ходят, подумал Чик и со вздохом выбросил объедок яблока: Тали вышла замуж.

Чик снова почувствовал неприятный приступ голода. И как это некоторые терпят голод и по многу дней ничего не едят, подумал Чик. Неужели у них сильная воля, а у меня слабая, горестно подумал Чик.

Он решил сходить к тете Маше и попытаться там пообедать. Тетя Маша со своими бесчисленными великанскими дочерями была доброй неряшливой женщиной. И Чик сейчас рассчитывал на эту неряшливость. Может, по неряшливости у нее запаздывает обед. Но если уж и там пообедали, он будет закалять свою волю и потерпит до вечера. Чик покосился на солнце. Оно высоко стояло в небе. Это сколько же еще придется терпеть!