Василий Авенариус - Современная идиллия Страница 9

— Вы, должно быть, большой лимфатик, — заметила теперь Наденька. — Большая часть людей не может вынести писк этих неотвязчивых певунов. Звенит комарик, распевает вкруг тебя где-то в воздухе, все ближе и ближе, вот-вот, кажется, сядет, но нет, отлетает и снова заводит свою задорную серенаду. Это ожидание беды мучительнее самой беды.

— Совершенно справедливо, — подтвердил Ластов. — Но если защититься от них как следует, то можно слушать их довольно хладнокровно. Так я, ложась ввечеру, придвинул к изголовью стул, распустил через ручку его и свою голову плед и обеспечил себя таким образом от дальнейших нападений маленьких надоедал. Дышать было свободно, потому что между изголовьем и стулом оставался еще промежуток; выдыхаемая углекислота опускалась по тяжести к полу и заменялась оттуда немедленно струею чистого воздуха. Комары распевали вокруг моей головы по-прежнему, но проникнуть до меня не имели уже физической возможности. С полным душевным спокойствием внимал я их концерту, слагая из напевов их, то глубокобасистых, то пронзительно-звонких, мелодии штраусовского вальса, пока, убаюканный, не задремал.

— Я распорядилась пообстоятельнее, — сказала Лиза. — У меня обыкновение читать в постели; вчера, когда начали докучать комары, я пошла со свечою в смежную комнату, где почивали Моничка и Наденька, и поставила свечу на пол. Девушки спали, как убитые, потому комары не могли обеспокоить их. Когда, по моему расчету, все комары из нашей спальни перелетели к ним, к свету, я задула свечу. Потом вернулась к себе и плотно притворила дверь. Средство оказалось радикальным: в комнате не осталось ни одного комара.

— А мы удивлялись, откуда взялась у нас поутру такая пропасть их и свеча на полу! — воскликнула Моничка.

— Она всегда так, — сказала Наденька. — Вот как искусали — просто ужасти! — прибавила она, разглядывая с комическим отчаяньем свои красивые, полные руки, испещренные до локтей красными пятнами.

— В самом деле, — подхватила Моничка, осматривая и свои руки. — И меня тоже! Я думаю, и на лице есть следы.

— Есть-таки! — засмеялась Наденька. — Но тебе это идет.

— Grand merci! В наши лета можно, кажется, обойтись и без косметических средств. Ты, впрочем, очень-то не радуйся, ангел мой: ты сама в пятнах.

— Ничего, пройдет. Пройдет, господа натуралисты?

— Пройдет, — успокоил Ластов. — Комары принесли вам даже некоторого рода пользу. Не пусти они вам крови, я уверен, вы не выспались бы так славно, не видали бы таких вещей во сне.

— Каких вещей?

— Да всего того, что молодые девушки любят видеть во сне. Где же нам знать!

— А интересно бы! — подхватил Куницын. — Говорят, что если спишь в первый раз под кровлею дома, то все, что приснится, и сбудется на деле? Mesdames, будьте великодушны, расскажите ваши сегодняшние сны.

— Какой вы любопытный! — кокетливо улыбнулась Моничка. — Если вы приснились мне — неужели также рассказывать?

— А то как же? Мы в Швейцарии, в стране откровенности и свободы.

— Вишь вы какой!

— Да вам-то я, пожалуй, и не приснился…

— А, так вы думаете, что приснились одной из других девиц? Поздравляю вас, mesdames! Кому ж-то из вас приснился m-r Куницын?

— Не мне! — поспешила уверить Наденька.

— Мне и подавно нет, — Лиза.

— Вот видите ли, Фома неверующий? А мне вы приснились!

— Так расскажите, как и что. Маленькая брюнетка лукаво засмеялась.

— Я думаю, лучше не рассказывать.

— Почему же нет?

— Вероятно, ты предстал не в очень лестном для тебя свете, — предположил Ластов.

— Cela ne fait rien: d'une demoiselle tout est лестно. Racontez, m-lle, je vous en prie. [54]

— Eh bien, m-r, si vous l'exigez infailliblement…[55].

Фантазия у Монички оказалась довольно бойкая.

Не задумываясь, она тут же сложила целый волшебный сон.

Ей снилась, рассказывала она, тенистая роща при серебристом мерцании луны. Под прохладным навесом дерев, на бархатной мураве, пляшет группа нимф, облеченных в воздушные, коротенькие платьица, наподобие балетных танцовщиц. Является молодой, прекрасный рыцарь с зеленым, стоячим воротником, в треуголке, и спящая узнает в нем — m-r Куницына. Хоровод нимф окружает его и в звучных песнях упрекает его в неверности: "И на мне обещался жениться, и на мне, и на мне!" Рыцарь в смущении клянется, что со всем бы удовольствием женился на любой из них, но как многоженство в благоустроенном государстве нетерпимо, то он, достойный сын богини правосудия, не желает обидеть ни одной из них и лучше отрекается от всей честной компании; говоря так, он пытается улизнуть. Девы с криком удерживают его за фалды и увлекают с собою. "К Пифии, к великой жрице! — вопиют они. — Она разрешит сомнение, кому из нас владеть коварным изменником". Над пещерой, из которой валит густой, смрадный дым, восседает на треножнике, в облаках дыма, древняя, поросшая мхом старушонка. Рыцарь грациозно падает ниц. По странное дело! Вглядываясь пристальнее в черты жрицы, спящая узнает в ней — также m-r Куницына. Значит, двое m-rs Куницыных: и судья, и подсудимый. Судья собирается только что изречь роковой приговор над своим двойником, как вдруг Гисбах, Бог весть откуда взявшийся, низвергается с высоты с глухим, ошеломительным ревом и заливает собою и Пифию, и рыцаря, и обиженных дев. Буря понемногу улегается, из-за туч выплывает ясный месяц и на зеркалом вод начинают порхать чайки. Картина вроде последней в "Корсаре". Вот вынырнула голова, вот другая, третья, десятая. Это души утопших, но преображенные: они в тех же коротеньких, газовых платьях, но лица их — фотографические снимки с облика m-r Куницына: они умерли любя и потому в смерти приняли образ возлюбленного. Апофеоза: весь хор новорожденных m-rs Куницыных выходит на берег и, отряхнувшись от воды, затевает кадриль дивную, достойную первых львиц мабиля. Месяц, принявший на радостях также образ m-r Куницына, спустился на землю и, умильно ухмыляясь, любуется из-за кустов трогательной сценой.

— Un songe remarquable [56]… — промолвил недоверчиво правовед, когда Моничка окончила свой рассказ. — Et vousl'avez effectivement vu [57]?

— Eh sans doute [58]! — смеялась в ответ новая Шехеразада. — Кто из вас mesdames и messieurs, разрешит его?

— Наденька разрешит, — сказала Лиза, — она вечно воображает себя героиней какого-нибудь романа и одно время, когда считала себя Татьяной Пушкина, обзавелась даже гадательной книгой, чуть ли не Мартыном Задекой. Поверите ли: восемь раз перечла "Онегина"!

— Совсем не восемь! — возразила обиженная гимназистка.

— А сколько же?

— Семь.

— Да, это, конечно, меньше. Она у меня олицетворенная поэзия, сама даже оседлывает Пегаса, и еще вчера…

— Ну, что это, Лиза? Какая ты болтушка! Никогда тебе больше не буду показывать!

— Вы с Ластовым, значит, одного поля ягодки, — сказал Змеин. — Он тоже вчера еще прочел мне пьеску, в которой есть и "грезы", и "слезы", и "созвучие сердец".

Наденька встрепенулась.

— Ах, Лев Ильич, прочтите ее нам!

— С условием, чтобы и вы прочли свою.

— Ни за что в мире!

— M-lle Nadine, — вмешался Куницын, — оставьте на минуту поэзию и помогите нам разрешить сон вашей кузины.

— Нет, нет, Лиза пошутила. Кто из нас здесь старше? Тот пусть и разрешит.

— Старше всех, кажется, m-r Змеин. За ним, значит, и очередь.

— Разрешить значение сна, — сказал Змеин, — я не берусь, потому что всякие сны — неразрешимая чепуха, но почему именно вы, г-н Куницын, приснились Саломониде Алексеевне, могу объяснить.

— Да это все равно. Объясняйте.

— Вы, Саломонида Алексеевна, вероятно, поужинали вчера довольно плотно?

— Не скажу. Чашки две чаю, бутербродов с медом — штуки три, да жаркого и сыру ломтика по три.

— Гм, недурно. По-вашему это мало? На ночь вообще много есть не годится. Мне, однако, помнится, что, после чаю, вы покушали и земляники?

— Ах да, про нее я забыла. Земляники я, в самом деле, съела изрядную порцию. Он, здесь такая сочная, и сливки к ней были такие чудные, густые-прегустые…

— Вот, видите… Оказывается, вы легли с переполненным желудком. Желудок в переполненном состоянии производит давление на окружающие кровеносные сосуды. Кровь, не имея возможности идти к нижним конечностям, гонится в arteriae carotes, в голову, оттого и грезы.

Моничка, видимо, разочарованная таким прозаическим объяснением натуралиста, с неудовольствием отвернулась.

— А целый вечер, — подхватила экс-студентка, — благодаря красноречию г-на Куницына, ты не видела и не слышала ничего, кроме него. Понятно, что и присниться тебе долен был он.

— Но я, хоть и слышала целый вечер одного m-r Куницына, — необдуманно брякнула Наденька, — а видела во сне не его…

— Кого же? — усмехнулась старшая сестра. Гимназистка заметила тут свою наивность и, не зная, как поправиться, зарделась.