Антон Чехов - Том 30. Письма 1904. Надписи Страница 9

Марья Федор<овна> уходит?* А это жаль, как бы там ни было. Правда, она актриса обыкновенная, но стоит только ее роль отдать Литовцевой*, как разница кажется резкой. Мне кажется, она вернется в Художеств<енный> театр. И кажется также, что Горький тут ни при чем.

У Левы горбика не будет*.

Комиссаржевская имеет успех?* Вот вам! Эфросы и Любошицы на ее стороне*.

Сегодня туман на горах, пасмурно, холодно.

Если бы московская квартира была не так по-дурацки высоко*, то я теперь скучал бы по Москве. Дуся моя родная, узнай насчет Царицына!* А нет ли еще дач поблизости к железной дороге? Лучше Царицына, мне кажется, не придумаешь. Особенно зимой там хорошо. Только 10 тысяч не стоит; принимая во внимание и самое дачу, и отсутствие удобств (для писателя столь необходимых), и то, что осталось аренды только 11–12 лет, и проч. и проч., надо бы, чтобы она сделала скидку. Ведь там на ремонт придется всадить тысячи 2–3.

Дусю мою обнимаю, целую. Господь с тобой, будь покойна. Я уже все разобрал, все убрал, делать мне почти нечего. Сплю хорошо.

Твой А.

На конверте:

Москва. Ольге Леонардовне Чеховой.

Петровка, д. Коровина.

Книппер-Чеховой О. Л., 24 февраля 1904*

4343. О. Л. КНИППЕР-ЧЕХОВОЙ

24 февраля 1904 г. Ялта.

24 февр.

Дуся моя, вещи мои, очевидно, пропали*, о них ни слуху ни духу. Значит, напрасно я получал подношения и напрасно покупал грибы. Должен был я получить их еще 16-17-го (большой скоростью), а теперь уже 24-ое, и никто из начальства ничего про вещи не слыхал. И брюки мои пропали, и городок Натальи Яковлевны*, и чернилица Стаховича. Скажи Вишневскому, что Ильнарская ездит до всей России с «Вишневым садом»* и печатает на афишах: «специальное разрешение на право постановки дано автором В. Н. Илнарской». Никогда я никаких разрешений не давал.

Почему Лева поедет в Евпаторию, а не в Ялту?* Погода у нас отменно плохая, дурацкая, а между тем маргаритки цветут, миндаль тоже собирается расцвести. Дуся моя родная, мне Царицыно нравится!* Честное слово, нравится!

Получил сегодня от некоего автора рукопись и письмо; просит «на коленях» прочесть, говорит, что ему только 20 лет, что он в отчаянии.

Нового ничего нет, все по-старому. Кухарка готовит, по-видимому, недурно. Я ем много. Шнап на дворе все время; ночует в комнате у матери. Похудел.

Сплю я хорошо, но скучно мне спать.

Целую мою собачку, обнимаю и долго, долго глажу ее. Оставайся здорова, весела, покойна.

Твой А.

На конверте:

Москва. Ольге Леонардовне Чеховой.

Петровка, д. Коровина.

Белоусову И. А., 25 февраля 1904*

4344. И. А. БЕЛОУСОВУ

25 февраля 1904 г. Ялта.

25 февр. 1904.

Дорогой Иван Алексеевич, Вы пишете мне, что Клюкин не хочет заплатить Вам за «Кобзаря»*. Сообщите ему, что если он не прекратит издавать и продавать мой рассказ «Белолобый»*, то я обращусь в Литературный фонд с жалобой и настою на том, чтобы Маркс возбудил уголовное дело. То же самое я сделаю, если он не посчитается с Вами добросовестно.

Были у Зернова?* Мне кажется, достаточно одного Таубе. Зернов это не профессор*. Проф. Зернов читает анатомию.

Крепко жму руку, будьте здоровы.

Ваш А. Чехов.

Не пейте вина — ни единой капли. Избегайте малейшей простуды.

На конверте:

Москва. Его высокоблагородию Ивану Алексеевичу Белоусову.

Фуркасовский 10.

Книппер-Чеховой О. Л., 25 февраля 1904*

4345. О. Л. КНИППЕР-ЧЕХОВОЙ

25 февраля 1904 г. Ялта.

25 февр.

Собачка моя дивная, хорошая, спасибо тебе, письма получаю ежедневно. А сегодня наконец пришли вещи. Казалось раньше, что их будет много, а на деле оказались какие-то безделушки; повесил на стены, расставил по столам — и не видать.

Зато мылу рад, сегодня буду мыть голову. Посылка пришла, и больше мне ждать уже нечего.

Писал ли я тебе? Маркс прислал мне тысячу рублей вместо 250 за рассказ «Невеста»*. Видишь, какие щедрые люди эти господа немцы.

С вещами пришла и лягушка, которая теперь у меня на столе. Пришла возмутительная чернилица*.

А погода все ужасная. Кое-что цветет в саду, но я не вижу, не хочется и смотреть. На горах туман, холодно, бесконечно сыро. В комнатах стало тепло. Сплю хорошо, хотя и кажется почему-то, что постель жесткая. Ем великолепно. Кашляю так же, как в Москве, т. е. почти не кашляю. Альтшуллер* был у меня уже два раза; в оба раза приезжал, чтобы посидеть, потолковать. Умер доктор Дмитриев, ялтинский старожил.

Пришла к нам С. П. Средина.

Больше нет никаких новостей, будь весела и здорова, да хранят тебя ангелы небесные. Помни, что я тебя люблю, собака.

Твой А.

Шнап положительно неумен.

На конверте:

Москва. Ольге Леонардовне Чеховой.

Петровка, д. Коровина.

Эфросу Н. Е., 25 февраля 1904*

4346. Н. Е. ЭФРОСУ

25 февраля 1904 г. Ялта.

25 февр. 1904.

Дорогой Николай Ефимович, Ваше последнее письмо я получил сегодня, в Ялте. Из Москвы я уехал еще 15-го февр<аля>.

Я приеду в Москву вскоре после первого мая* и в день приезда извещу Вас*, а пока напишите мне*, быть может, я нужен Вам, могу быть полезен чем-нибудь.

Желаю Вам всего хорошего, крепко жму руку.

Ваш А. Чехов.

Чеховой М. П., 26 февраля 1904*

4347. М. П. ЧЕХОВОЙ

26 февраля 1904 г. Ялта.

26 февр.

Милая Маша, я получил от Маркса тысячу рублей*, которые преврати в бумаги и положи в Госуд<арственный> банк на хранение. Это Маркс прислал мне тысячу вместо 250 р. — за рассказ «Невеста».

У нас все благополучно. В Ялте в настоящее время проживает Александр, с ним Нат<алья> Алекс<андровна>, сын Миша* — гимназист, кормилица и собака. Живет он на даче Чекалиной*, в Аутке. Ведет трезвую жизнь. К сожалению, в Ялте погода мерзейшая, гости скучают.

Мать здорова, рада, что приехали домой. Сегодня ели белугу. Новая кухарка готовит хорошо.

Вещи наконец пришли*, немножко неблагополучно, ящики старинные потрескались*.

Пиши, когда приедешь*. В комнатах у нас 15 градусов.

Крепко жму руку и целую.

Твой Антон.

Поклонись Ивану.

Скажи в Лионском кредите*, что я в Ялте, пусть переменят адрес.

Книппер-Чеховой О. Л., 27 февраля 1904*

4348. О. Л. КНИППЕР-ЧЕХОВОЙ

27 февраля 1904 г. Ялта.

27 февр.

Супруга моя хорошая, ты не веришь мне как врачу, но все-таки я скажу тебе, что Корсаков весьма склонен к пессимизму*, он всегда предполагает самое страшное. У меня была когда-то больная девочка, лечил я ее месяца два-три, пригласил на консилиум Корсакова, он приговорил ее к смерти; а между тем она до сих пор жива, уже давно замужем. Если туберкулез в позвонке, то это еще далеко и до головного, и до спинного мозга. Только не следует возить мальчика по гостям и позволять ему много прыгать. И опять-таки спрашиваю: почему выбрали Евпаторию?

За все время, пока я живу в Ялте, т. е. с 17 февраля, ни разу не выглянуло солнце. Сырость страшная, небо серое, сижу в комнате.

Вещи мои пришли, но какой-то унылый у них вид. Во-первых, их меньше на самом деле, чем я предполагал; во-вторых, оба сундучка древних в дороге потрескались*. Живется мне скучновато, неинтересно; публика кругом досадно неинтересна, ничем не интересуется, равнодушна ко всему.

А «Вишневый сад» дается во всех городах* по три, по четыре раза, имеет успех, можешь ты себе представить. Сейчас читал про Ростов-на-Дону*, где идет в третий раз. Ах, если бы в Москве не Муратова, не Леонидов, не Артем!* Ведь Артем играет прескверно, я только помалкивал*.