Леонид Нетребо - Мидии не родят жемчуг (рассказы) Страница 9

Богдан глубоко вздохнул:

- Больше, правда, не тронул, за что я ему благодарен. Только думаю, и думы эти весьма небеспочвенны, что через тот нокаут с тех пор я расти перестал. Почти. После войны сантиметров на несколько вытянулся, и все. Остальное в корень пошло. В смысле жизненной обстоятельности. После войны ФЗУ, детство, прямо скажем, несытное. Однако, по дачам или, там, по вагонам не лазал, и прочая, и прочая, как мои, так сказать, сверстники-современники из училища, - нет, ничем таким незаконным не промышлял. Иной раз веришь-нет? - по рынку иду, взгляд если упадет на кучу какого-нибудь фрукта, апорта какого-нибудь, - а продавец забалакался, отвернулся, бери не хочу, так я аж зажмуриваюсь и озираюсь кругом: нет ли кого рядом с сапогом кованным!.. Комплекс, Вася, комплекс. Последствие войны.

Богдан трагически замолчал.

- Да, кому война, а кому мать родна, - неопределенно отреагировал Василий.

Видимо фраза не вязалась с тем, что ожидал Богдан. А ожидал он, судя по всему, более определенного сочувствия. Возникла пауза. Наконец, кашлянув Богдан спросил:

- Вот, Вася, это ты к чему сказал? Я вот твою фразу - и так, и эдак прикладываю, - никуда не пришивается.

- Все пришивается. Побольше б таких комплексов. А если б - по языку какой-нибудь подковой?

- Эзоп ты, Вася, Эзоп. В крайности впадаешь: иногда, вроде, простой, а иногда - Эзоп. Даже я тебя не всегда понимаю.

- Сам ты Эзоп старый, - без всяких эмоций заключил Василий.

- Ты на возраст с отрицательной точки зрения не смотри, - опять предостерегающе выставил вперед палец Богдаг. - Старый конь борозды не портит!... У старых коней еще поучиться нужно! - Богдан зевнул.

Переход на общие фразы обычно сулил скорое окончание беседы и отход ко сну.

Как зритель, я достаточно много узнал о моих героях. Кое-что они поведали мне лично. Это случалось, когда один из них временно отсутствовал в вагончике. В такие минуты мне доводилось видеть буквально раздавленного своей печалью Васю и почти серьезного Богдана. Оказавшись вместе, они переворачивались, по терминологии Богдана, до неузнаваемости. Богдан становился великовозрастным полугородским ерой, а Василий - бесстрастным деревенским детиной.

Однажды Богдан принес мертвого зайца с жуткими глазами, похожими на черные перламутровые пуговицы. Бросил тело у порога. Заговорил рассержено:

- На, обдирай сам. Вася, я больше петли ставить не буду. Сначала ставишь, как дурак. Потом придешь, а он живой, зараза! Нет чтобы головой влезть куда полагается, так все норовит то лапой пойматься, то всем туловищем. А начнешь душить - орет, как ребенок!... Тьфу ты!

Вася послушно взял зайца и понес в тамбур, бурча под нос:

- Петлю надо ставить правильно, Апполон! - Вася, видимо, иногда использовал лексику Богдана. - Чтобы раз и навсегда. Все игрушки играешь, а кто-то мучается.

- Нет, все! - не слушал Богдан. - Завязал. А то еще в столовую принесешь от чистого сердца, а повара носы воротят: ты его сначала обдери, ты его то, ты его се!... Ага! Фиг вам, сами тогда обдерем и без посторонней помощи употребим.

Уже ближе к полночи мы ели тушеную с картошкой зайчатину. Признаться, я за всю жизнь так и не понял вкус дичи. Предпочитаю что-нибудь попрозаичнее. Кролика, например.

Богдан, весь в коричневом соке от темного заячьего мяса, сетовал на отсутствие в тундре "какого-нибудь" захудалого гастрономишки и нахваливал Васин "шулюм". Он то и дело косил по сторонам, явно его мучили какие-то сомнения. Наконец он отложил ложку в сторону и виновато моргая пожаловался мне:

- Язва. На Севере обострилась. На "земле"-то я ее спиртом прижигал. Доставал медицинский чистячок - и вовнутрь. Помогало. А здесь вот, за неимением... Нет, иногда, конечно, в город гонца посылаем. Но быстро кончается, во-первых. Во-вторых, начальство не приветствует - трасса!...

Василий его ободряюще прервал:

- Да ладно, чего уж там, все свои, не стесняйся, язвенник. Прими нарезного.

Богдан проворно заскочил на кровать, которая, как всегда, служила ему стулом, умело прошел, как цирковой лилипут по батуту, к противоположной дужке и снял с полки початый флакон тройного одеколона. Изящно чиркнул большим пальцем по колпачку, который юлкой слетел с резьбы и упал в ловко подставленную ладошку фокусника. Быстро вылил содержимое в кружку. Изобразив на лице борьбу с брезгливостью и скороговоркой позавидовав нам, более здоровым людям, ухнул "тройник" молодецким залпом с запрокидом головы.

- Фу, прижгло. Полегчало, хорошо! - поделился он через минуту, влажно моргая и удовлетворенно закусывая.

- Еще бы, - хмыкнув, согласился Василий, не поднимая головы.

- Самое главное - вкусно, - Богдан отдал должное и повару за свое удовольствие. - Ты, Вася, я подозреваю, часто дома, на "земле", то есть, кашеваришь, а? - В вопросе угадывалось начало интересной для Богдана темы. Наверное, жену на пушечный выстрел к печке не подпускаешь, а?

- Да нет!... - борясь с гордостью отпирается Вася, опрометчиво откликаясь на провокационный комплимент. - Только если на рыбалке, там, на охоте. А дома - нет. Хотя, когда малая прихварывала, жена возле кроватки все... Тогда - было немного. Я, вообще-то, много чего могу: суп, щи, кашу это без разговору. Я даже плов умею, в армии Ахмет один научил.

Богдан удовлетворенно закивал. Вася попался. Больше от него пока ничего не требовалось. Теперь очередь за Богданом.

Богдан закончил есть, облизал ложку, тщательно вытер подбородок и пальцы, смачно закурил. И начал обстоятельно:

- У меня тоже аналогичный случай был. В молодости. Дите у нас уже появилось, доченька любимая, первенка как-никак. Тоже, с одной стороны, Вася, помощь жене нужна бы. Я ж понимаю, не изверг! Но в чем принципиальная ошибка многих, в том числе твоя? В том, что сами, согласно известной притче, хватаются рыбку для жены ловить. Это все ненадежно, - а вдруг ты заболел или в командировке, ну? Нет. Ты ей лучше спиннинг купи, в образном смысле. Ты научи ее саму рыбачить, чтобы данное вошло в плоть и кровь на генном уровне, в подкорковое сознание, без рассуждений, кто устал и чья очередь. Разумеется, Вася, это официальная версия, мы же мужики, я никого за дураков не считаю. Если же по-простому - то стоит один раз себе картошку пожарить гарантировано пожизненное самообслуживание, а то и роль придворного повара. Корешки мощнеют, габариты той самой зловредной рептилии увеличиваются по всем ракурсам, ты же своей сущностью падаешь во всех глазах.

Богдан, в майке и в трусах, вскочил с кровати и, держа в руках баночку-пепельницу и дымящую папиросу, стал нарезать круги на свободном пространстве комнаты. Что говорило о наступившей уже релаксации и сопряженной с ней высокой степени увлеченности содержанием собственного монолога.

- Однажды пришел я с работы, с ночной смены, самосраннего утра, как говорится. Усталый и голодный. Как пес, словом. Эх, думаю, сейчас поживлюсь борщом да со сметанкой. Шиш тебе: женушка моя возлежит на семейном ложе, опять вся томная. Пацанка, правда, спит, ничего не скажу, - детишки у моей всегда сухие да сытые были. Этому, слава богу, учить не пришлось, было у коровки молоко, унаследовала от мамочки своей.... Не к ужину будет вспомнена. Тоже так вот тестя встречала, ох, да ах. Моя, значит, тоже: ох-ах, Богдя, устала, сил нет, всю ноченьку-то доченька спать не давала. Ой-е-ей!... Пожарь себе, что ли, яичницу.

Я - слова не сказал. Схема-то у меня уже была проверена и утверждена жизненной практикой. То же самое мытье полов, только вид с боку. И яичницей называется. Вышел я, не спеша так, на парадное крыльцо, на солнышко пожмурился. Выкурил папироску, вот так вот тоже, беломорину. Беломор тогда настоящий был, вкусный. С бабульками, со сплетницами нашими коммунальными, покалякал. Захожу обратно, вижу, все готово к бою: семья моя, во главе с супругой, по второму кругу спит в полном составе.

Богдан остановился, наклонив голову набок, и загадочно прищурился:

- Ну?

- Что "ну"? - Вася переспрашивает несколько раздраженной интонацией, что для него не характерно.

- Ну, что вот ты думаешь, я сделал на этот раз?

- Да пакость опять, что еще. - Вася демонстративно глянул на меня.

Богдан, радостно ощерившись, дернул мышцами шеи - на мгновение поперечные морщины сменились продольными упругими струнами. Голос на начале фразы слегка завибрировал:

- Захожу на общественную, значит, кухню. Тишина, на редкость, никого. Благоприятная, можно сказать, политическая прямо, ситуация. Текущий момент! Сейчас, сейчас, думаю... Завоют фанфары. Ставлю, значит, сковородку на плитку, раскаляю почти докрасна, колю яйцо, кидаю на.... Никакого масла, Вася, никакого. Все шипит, - представляешь, да? Горит, обугливается. А я знай себе: колю и дальше бросаю. Желтки уже на лету вспыхивают. Дымовая завеса, фейерверк. Весь курятник проснулся, закудахтал, закукуарекал: горим, мол! Забегает моя, с дитем голеньким на руках, как погорелица, аж по-человечески жалко стало. А я в облаке, головы не видно, как Зевс какой-нибудь, гимны пою. Вставай, мол, проклятьем заклейменный!... Весь мир, там, голодных и так далее!.. Ну, результат ты уже знаешь: то же самое, вид сбоку, - последний раз себе при живой жене харч варганил.