Маргарет Этвуд - Восход солнца

Этвуд Маргарет.

Восход солнца

Ивон охотится за мужчинами. Поначалу тайком и на расстоянии. Обычно она высматривает их в метро, пока сидит в вагоне и неторопливо оглядывается по сторонам. Иногда они попадаются ей на улице; тогда она тут же поворачивается и идет следом, стараясь не отстать. Порой Ивон специально ради этой охоты спускается в метро или прогуливается по тротуару; чаще, однако, будущая добыча встречается ей случайно. Но коль скоро Ивон ее засекла, то не раздумывая меняет свои планы и готова сделать любой крюк. В результате срываются назначенные встречи, что очень ее огорчает, — она, как правило, пунктуальна.

В метро Ивон старается не смотреть на мужчину слишком пристально — ей никого не хочется пугать. Когда же он покидает вагон, она выходит вместе с ним, а потом шагает позади, отстав на несколько ярдов. В результате она или узнает, где живет этот мужчина и, если окончательно решит, что он ей годится, устраивает ему потом засаду, или сразу заговаривает с ним на улице. Два-три раза мужчины замечали, что их преследуют. Один даже пустился бежать. Другой резко обернулся и, затравленно глядя ей в глаза, прижался спиной к витрине какого-то магазинчика. Третий, почуяв слежку, быстро смешался с толпой и пропал из виду. У этих людей, думает Ивон, явно нечистая совесть.

Когда наступает подходящий момент, она убыстряет шаг, почти вплотную приближается к мужчине и трогает его за плечо. Произносит она при этом всегда одни и те же слова:

— Извините, пожалуйста. Это может показаться странным, но я хотела бы написать ваш портрет. Только не думайте, будто я с вами заигрываю.

Возникает пауза; мужчина чаще всего переспрашивает: "Что?" — и тогда Ивон объясняет. Никакой платы, говорит она, никаких особых условий. Ей просто пришло в голову нарисовать его. Обнажаться, если это неприятно, вовсе не обязательно: головы и плеч вполне достаточно. Она действительно профессиональная художница. И не сумасшедшая.

Если мужчина понимает, о чем идет речь (а в большинстве случаев так и бывает), ему трудно сказать «нет». Чего, в сущности, домогается эта женщина? Чтобы он уделил ей малую толику времени, и тогда она получит доступ к чему-то такому, чем обладает лишь он один. Его предпочли остальным, это ясно, ему дали понять, что он неповторим. Никто лучше Ивон не знает, как соблазнительны подобные мысли. Мужчины почти всегда соглашаются.

Ивон равнодушна к заурядно красивым физиономиям — не рекламу же зубной пасты она рисует. Кроме того, мужчины с безукоризненными, сказочно-белыми зубами и правильными чертами лица, мужчины, пусть даже отдаленно схожие с древнегреческими богами, превосходно сознают собственную неотразимость. Они демонстрируют свои физиономии так, будто это уже завершенные, покрытые лаком, недоступные для воды и воздуха картины. Ивон интересует другое — то, что скрывается за человеческой внешностью, и она смотрит вглубь. Она выбирает мужчин, по чьему виду легко заподозрить, будто с ними что-то случилось и это им не очень по нраву, мужчин, на которых словно бы что-то давит, которых уже слегка пообломало, обтрепало и хорошенько побило дождем, точно раковины на морском берегу. Немного выступающая вперед нижняя челюсть, слишком крупный или длинный нос, глаза разной величины, вообще асимметрия и уравновешивающая ее внутренняя сила — вот свойства, привлекающие Ивон. Мужчины, наделенные ими, полагает она, наверняка не страдают банальной самовлюбленностью. Напротив, они отлично знают, что внешность — не самая сильная их сторона и производить впечатление надо чем-то иным. Однако тот простой факт, что художник их рисует, заставляет этих мужчин снова вспомнить про собственную неказистую наружность, далекую от совершенства плоть. За тем, как Ивон работает, они наблюдают озадаченно, недоверчиво, но одновременно ощущая свою уязвимость и странным образом вверяя себя художнице. Какая-то их часть уже принадлежит Ивон.

Залучив мужчин к себе в студию, она держится с ними в высшей степени тактично. Специально ради них она купила подержанное кресло и к нему скамеечку для ног. Кресло массивное, уютное, обтянутое темно-красным бархатом. Совершенно не в ее вкусе. Она усаживает их в это кресло, поставленное возле широкого окна, и поворачивает так, чтобы свет падал прямо на грудь. Она приносит из кухни чашечку чая или кофе, чтобы они почувствовали себя непринужденнее, и говорит, как признательна им за то, что они согласились ей позировать. Благодарность Ивон непритворна: в каком-то смысле она ведь намерена покуситься на их душу — ну, не на всю душу, разумеется; однако даже крохотный кусочек не так легко заполучить. Иногда она включает магнитофон что-нибудь из классики, не слишком шумное.

Когда, по мнению Ивон, они уже достаточно расслабились, она просит их раздеться до пояса. Ключицы, с ее точки зрения, необычайно выразительны; пожалуй, даже не столько сами ключицы, сколько глубокая V-образная впадинка в основании горла. Там находится косточка-вилочка, которая приносит счастье, но для этого косточку полагается сломать. Биение пульса здесь не совсем такое, как в запястье или на виске. Чем-то оно отличается. Это то самое место, куда в исторических фильмах из средневековой жизни вонзается пущенная меткой рукой стрела.

Закончив приготовления, разложив все по местам, Ивон приступает к работе. Теперь она дорожит каждой секундой и рисует очень быстро. Это ради самих же мужчин: она не любит растягивать сеанс. В студенческие времена они все позировали друг другу, и с тех пор она хорошо помнит, какая это мука — сидеть не шелохнувшись под неотступным чужим взглядом. От шороха карандаша, бегущего по бумаге, встают дыбом маленькие волоски на коже, словно карандаш — вовсе не карандаш, а рука, которой проводят вдоль тела в полудюйме от поверхности. Неудивительно, что некоторые мужчины связывают это ощущение — вполне возможно, эротическое — с самой Ивон и приглашают ее поужинать или даже уговаривают переспать с ними.

Тут Ивон становится привередливой. Она интересуется, женат ли мужчина, и если тот отвечает, что женат, спрашивает, счастлив ли он в браке. У нее нет потребности связываться с неудачливыми мужьями, ее не увлекает перспектива дышать воздухом чужой беды. Но коль скоро брак счастливый, зачем ему ложиться в постель с другой женщиной? Если же мужчина холост, то, полагает Ивон, тут тоже есть какая-то серьезная причина. В большинстве случаев она отказывается от предложений, но делает это деликатно, не переставая улыбаться. Она скептически относится к торжественным уверениям в любви, страсти и неумирающей дружбе, похвалам ее красоте и таланту, мольбам, жалобному нытью и пустым угрозам — все это ей уже доводилось слышать. Подействовать на Ивон способен только самый бесхитростный довод. "Да потому, что мне хочется!.." — вот приблизительно то, что она могла бы принять.

Студия Ивон расположена в самом центре города, неподалеку от набережной; в прошлом веке это был район фабрик и товарных складов. Часть складов все еще функционирует, остальные перешли во владение к таким, как Ивон. На улицах здесь слоняются пьяные, полно всяких подозрительных типов, бездомных бродяг, обитающих в картонных ящиках. Ивон это мало тревожит, поскольку вечерами она тут почти никогда не появляется. Утром по дороге в студию ей нередко встречается человек, похожий на Бетховена. У него по-бетховенски выпуклый большой лоб, могучее надбровье, мрачный, недобро-задумчивый взгляд. Он сед; длинные волосы спутаны. На нем всегда один и тот же обшарпанный джинсовый костюм и туфли на резиновой подошве, подвязанные бечевкой. Этот человек никогда не расстается с пластиковым пакетом; Ивон думает, что там хранится все его имущество. Он разговаривает сам с собой и ни разу не взглянул на нее. Ей ужасно хочется его нарисовать, но он явно безумен. У Ивон хорошо развит инстинкт самосохранения; благодаря ему она ни разу не попадала в серьезную переделку с мужчинами, которых отлавливает. Похожий на Бетховена человек внушает ей беспокойство, но не потому, что она его побаивается, а потому, что такой же могла бы стать и она сама.

Возраста Ивон никто не знает. Она выглядит на тридцать, а платье на ней, как у двадцатилетней, хотя подчас ей можно дать сорок, но одета она так, словно ей пятьдесят. Возраст Ивон зависит от освещения, туалет — от настроения, настроение — от того, на сколько лет она сегодня выглядит; последнее, в свою очередь, зависит от освещения. В общем, взаимосвязь тут тонкая. Ее темные волосы с красноватым отливом коротко острижены сзади, а впереди косой челкой спадают на лоб, как у Питера Пэна. Иногда она натягивает на себя черные кожаные брюки и мчится на маленьком мотоцикле; бывают и другие дни — когда она водружает на голову шляпку с короткой вуалью, рисует карандашом для бровей мушку на щеке и обматывает вокруг шеи видавшую виды черно-бурую лису с тремя хвостами.