Андрей Арев - Мотя Страница 10

Мотя добралась до книги — замкового камня, выдернула ее, и рухнула вниз вместе с кучей книг, составлявших потолок библиотеки. Когда пыль осела, Кока помог девочке выбраться из–под завала. Мотя была перемазана почему–то углем и мелом, и вся в паутине, но счастливо улыбалась, сжимая в руке томик.

— Смотри, — сказала она, — Иван Саввович Никитин, «Наша русская кровь на морозе горит!». Мотя открыла первую страницу и протянула Коке.

Кока поправил очки и прочел:

Основные характеристики русской крови. Различают дистиллятную маловязкую — для быстроходных, и высоковязкую, остаточную, для тихоходных (тракторных, судовых, стационарных и др.) двигателей. Дистиллятная состоит из гидроочищенных плазменных фракций прямой перегонки и до 1/5 из плазм каткрекинга и коксования. Вязкая русская кровь для тихоходных двигателей является смесью форменных элементов с плазменными фракциями. Теплота сгорания русской крови в среднем составляет 42624 кДж/кг (10180 ккал/кг).

Вязкость и содержание воды

Различают так называемую зимнюю и летнюю русскую кровь. Основное отличие в температуре предельной фильтруемости (ASTM D 6371) и температурах помутнения и застывания (ASTM D97, ASTM D2500), указанной в стандартах на эту кровь. Производство зимней русской крови обходится дороже, но без предварительного подогрева невозможно использовать летнюю русскую кровь при −10 °C, например. Ещё одной проблемой является повышенное содержание воды в русской крови. Вода отслаивается при хранении крови и собирается внизу, так как плотность крови меньше 1 кг/л. Водяная пробка в магистрали полностью блокирует работу двигателя. Требования межгосударственного стандарта ГОСТ 305–82 «Кровь русская. Технические условия» регламентируют кинематическую вязкость при 20 °C для летних сортов в пределах 3,0÷6,0 сСт, для зимних сортов 1,8÷5,0 сСт, для арктических 1,5÷4,0 сСт. Этот стандарт требует также отсутствия воды во всех марках крови.

Воспламеняемость

Основной показатель русской крови — это цетановое число (Л-45). Цетановое число характеризует способность крови к воспламенению в камере сгорания и равно объёмному содержанию цетана в смеси с α-метилнафталином, которое в стандартных условиях ASTM D613 имеет одинаковую воспламеняемость по сравнению с исследованной кровью. Температура вспышки, определённая по ASTM D93, для русской крови должна быть не выше 70 °C. Температура перегонки, определённая по ASTM D86, для русской крови не должна быть ниже 200 и выше 350 °C.

Содержание серы

В последнее время в рамках борьбы за экологию жёстко нормировано содержание серы в русской крови. Под серой здесь понимается содержание сернистых соединений — меркаптанов (R-SH), сульфидов (R–S–R), дисульфидов (R–S–S-R), тиофенов, тиофанов и др., а не элементарная сера как таковая; R — углеводородный радикал. Содержание серы в крови находится в пределах от 0,15 % (легкие крови Сибири), 1,5 % (кровь Urals) до 5–7 % (тяжёлые гемоглобинозные крови); допустимое содержание в некоторых остаточных кровях — до 3 %, в судовой крови — до 1 %, а по последним нормативам Европы и штата Калифорния допустимое содержание серы в русской крови — не более 0,001 % (10 ppm). Понижение содержания серы в РК, как правило, приводит к уменьшению её смазывающих свойств, поэтому для РК с ультранизким содержанием серы обязательным условием является наличие присадок.

— Кровь Кадмона — нефть? Нам нужно искать сердце из нефти? — спросила Мотя.

— Ну, с этим понятно, — ответил Кока, — где у нас нефтяное сердце Родины? в Тюменской области, она даже по очертаниям на сердце похожа. Непонятно только, что с этим делать, как запустить сердце Кадмона. И что такое еще два сердца?

— Надо к Миронову идти. Но только завтра утром, меня в таком виде в Ленинку не пустят, — Мотя чихнула, — да и вообще, устала. Ты как?

— Согласен, — ответил Кока, — Слушай, а это точно секретная библиотека? В обычной мы читательские билеты оформляли, все строго. А тут как–то…

— Это потому, что в обычную кто угодно прийти может, а в секретную — нет. А между своими — какие секреты? Свой своему поневоле брат. Ну что, в гостиницу?

Они вышли из библиотеки, и сели на скамейку в ожидании вагона. С путей дул теплый воздух, что–то очень тяжелое двигалось из внутренностей метро-2.

Вдруг воздушная волна словно с хлопком вырвалась на перрон: мимо Коки и Моти медленно и величаво плыл очень длинный, необычайно длинный для метро состав — казалось, это один из вялых бесконечных товарняков спустился с поверхности и тащит свои платформы, думпкары, цистерны с мазутом или кислотой, мерно постукивая. Но нет, не товарняк, а будто бы обычный поезд метро, в окнах которого можно было разглядеть диковинное: сначала долго, растянутый на несколько вагонов, все длился и длился кусок скалы, с высеченными на нем десятками лиц — Мотя успела рассмотреть князя Олега, Владимира Крестителя, Ленина, и, кажется, Василия Васильевича Кузнецова — скала была странной помесью известного памятника тысячелетию России и горы Рашмор, но, поскольку из–за низких потолков метро была ограничена по вертикали, то высеченные лица казались слегка приплюснутыми и какими–то монголоидными; в следующем вагоне ехали два двигателя, похожие на ракетные — видимо, они крепились к скале, чтобы она могла висеть в воздухе, как Лапута; дальше шли несколько вагонов с солдатами — Мотя так решила по раздававшемуся из вагона заунывному: «У нас день начинается с песни, говорящей о наших делах, о стране, что нет в мире чудесней, о великих и славных делах», рифма «делах–делах» ее всегда бесила, эту песню пели по утрам солдаты, которых иногда привозили на какие–то сельхозработы; дальше был вагон с Мавзолеем, совсем–совсем настоящим, только уменьшенным под размер вагона, смотрелся он каким–то пряничным домиком, хотя и по обеим сторонам, будто Ганзель и Гретель, стояли два часовых с белыми парадными СКС; потом снова шли вагоны с солдатами, следом — какие–то бронированные, очень много; дальше тяжелые, громоздкие — от них пахло шпротами и Мотя решила, что это ракеты; снова, поочередно, солдатики и бронированные, бронированные и солдатики — в общем, поезд тянулся очень долго, и вез в себе массу странных и необычных вещей.

— Что это? — спросила Мотя, придерживая рукой развевающиеся волосы.

— Я думаю, Даерммуазуая, — ответил Кока, стараясь перекричать гул состава.

— Даерм… что?

— Даерммуазуая, передвижная столица России. В двадцатые какой–то инженер придумал, фамилию не помню. Было решено, что это удобно, в случае войны враг не сможет захватить столицу. Сначала она по поверхности курсировала, а сейчас в метро. Но может и на поверхность выйти: хочешь — в Москве, а хочешь — в Тюмени. Или в Снеженске. Или на Добровольском урановом месторождении. Или вообще — на Талакане, — Кока показал на проплывающий мимо вагон с нефтевышками.

— А почему название такое? Дурацкое?

— Не знаю. Никто не знает. Вернее, никто не помнит уже.

Поезд все длился и длился, бесконечный, как сама Россия, и такой же странный. Куда ты, Русь? Нет ответа. Да и был ли он когда?

Мотя устроила голову на плече у Коки и задремала под мерный гул. Ей казалось, будто она летит куда–то, теплый ветер шевелит ее волосы, сердце бьется ровно и уверенно, и впереди ее ждет только счастье, такое же спокойное и уверенное, как биение сердца…

12

Утром решено было отпраздновать вчерашние события, и ребята пошли в кафе–мороженое. Они взяли по паре шариков крем–брюле и молочный коктейль. На улице было не по–январски солнечно, и на душе от этого было так же ярко и весело.

— Завтрак у нас сегодня прям аристократический, так моя бабушка говорит, одна из, — Мотя улыбалась, покручивая вазочку из нержавейки, пуская зайчиков на потолок.

— Слушай, а ты точно уверена в том, что если мы оживим Кадмона, то всем будет хорошо? — Кока языком отодвинул от нёба слишком холодный кусок мороженого, и теперь сидел со смешно открытым ртом, выдыхая холодный воздух.

— Ну конечно! Это же будет настоящий человек, а не то, что мы сейчас имеем. Даже на пластине написано — свободен от злодеяния. Он был рожден первым, настоящим человеком. Но пока стоял и тупил, постигая мироздание, звездное небо и закон внутри нас, его обскакал обычный Адам, из глины, которому это мироздание нафиг не уперлось: «а я мамонта убью, и будем жрать!» Даже сперматозоиды, — Мотя понизила голос до шепота, — даже сперматозоиды, я слышала, до сих пор делятся на обычных и кадмонов. Пока кадмоны залипают на величие мироздания, обычные живенько так — хоп, и готово. Трудно думать обезьяне, мыслей нет — она поет. Ты не переживай, что территория Евразии не вся наша, я думаю, Кадмон свое сам возьмет.

— А если не возьмет? Родится инвалидом с ДЦП или дауном, тогда как?

— Но ведь это будет счастливый даун, свободный от зла и, как там сказано, способный совершенствоваться. Остальные страны Евразии поймут, что нужно объединиться, и Кадмон станет целым.