Эльмира Нетесова - Женатые холостяки Страница 10

Мужики помогли женщине вернуться в квартиру. Кто-то подал ей стакан воды, другие дали корвалол.

— Не заходись, баба! Нынче зажги свечу Господу и молись, чтоб все обошлось. Могло случиться страшное, сама понимаешь. Оно и теперь неведомо, как обойдется. Ведь шесть этажей пролетел родимый. Жаль мужика!

— И зачем ты ее у себя держала? Ведь поедом ела человека. Зачем допустила такое глумленье над мужем? — укоряли соседи.

— Да кто ж думать мог, что на такое решится, ведь мать, родная! — ревела Светка.

— Эх, девонька! Она надзирательницей в самой тюрьме работает. От такой добра не жди. Она к зверствам свычная! Ну, да теперь дорогу к тебе не сыщет. Надолго упекут Дрезину, до воли не дотянет.

— Пусть ей каждая боль Толика сторицей отзовется, — говорила сквозь всхлипы.

Уже к полуночи вернулся домой травматолог. Его ждали с нетерпеньем, сразу окружили, засыпали вопросами:

— Живой?

— Здорово повредился?

— Он в сознании?

— Все будет в порядке. Конечно, полежать ему в больнице придется. Пусть оправится от шока. Да и гипс ему наложили на колено и на локоть. Но уже завтра можно навестить. Он в сознании, просил передать тебе, Светлана, чтоб избавила от тещи навсегда. Я сказал ему, что Дрезину увезли в милицию. Знаешь, как Толян на это ответил? Я своим ушам не поверил, сказал, что не собирается с нею судиться и заявление писать не будет, что он прощает ее. Но пусть Нина навсегда забудет порог вашей квартиры. И тебя просил не проклинать ее. Понял, что спас его Господь и Толик не хочет сеять зло. За спасение нельзя мстить… Мудрый он у тебя человек. Береги его! — сказал улыбнувшись.

— Ну, накрылась Дрезина! Пришлось ребятам вломить ей малость, прежде чем в камеру запихнули эту кадушку, — смеялся Свиридов, вернувшийся из милиции.

— Она ж в «браслетках» была, чем драться могла окаянная? — удивился дедок.

— А всем что осталось незавязаным. И ногами, и пузом, головой поддеть пыталась, даже сиськами в стену вдавила дежурного, он чуть не задохнулся. Там не Дрезина, а целый паровоз. Ребята втроем еле одолели. Нинка их ягодицами чуть не раздавила. Начальник как раз домой уходил, мимо шел. Увидел, как Дрезина с его сотрудниками борется и удивился, где взяли такую бабищу? Мол, ее вместо бульдозера можно использовать. Та обиделась. Сама вошла в камеру, узнала в начальнике бывшего одноклассника. Он даже не оглянулся в ее сторону, только велел в одиночку поместить, когда узнал, что утворила, жалость потерял. А у Нинки вдруг сердечный приступ начался. Я не поверил, что у Дрезины сердце было. Но к ней вызвали врача. А я ушел. Мне эту стерву ничуть не жаль, — пошел домой Леха.

Глава 2. КРУТОЙ ВИРАЖ

Степан еще на работе мечтал, как проведет эти выходные.

— Конечно, для начала высплюсь как сурок. Говорят, что этот зверюга поспать здоров. Наверное, в прежней жизни, будучи человеком, тоже на нашем инструментальном заводе вкалывал и до сих пор не отоспится. Видать семейку имел нималую. У каждого только зубы и животы выше носа. А руки, как лапки сурка, ничего удержать не могут, только в свою пасть жратву успевают забрасывать как в топку печки, — хохочет человек и уговаривает себя дальше:

— На базар с женой не уговорюсь. Это считай, что весь день пропал. Даже если пиво пообещает, не уломаюсь. И еще! Ни по каким знакомым, ни к кому в гости не пойду. И к себе никого не позову. Сам стану кайфовать, с самим собой, дорогим и любимым. Сегодня отлежусь в ванне, отмоюсь, отпарюсь, даже зубы почищу, побреюсь на радость Наташке, пусть поверит заново, что за человека замуж вышла. А то вместе с Маринкой — дочкой-шелапугой, уже прикалываться стали, что если меня на кухне без света увидят, поверят, что в квартире сам Сатана прижился, или туземец в окно влез. Вот хохотать они умеют, да только какой туземец приносил бы им такую получку, да еще на даче весь отпуск вламывал бы ровно черный негр? Ни одна обезьяна на такое добровольно не согласилась бы. А я вкалываю и молчу, только поддакиваю, что все хорошо. Ну а что хорошего, когда лоб в поту, спина в мыле, а жопа в пене! Целыми днями полешь, поливаешь, окучиваешь. От колорадских жуков уже искры из глаз летят, а жена с дочкой банку в руку суют, мол, собирай, спасай картошку. Да на мою получку, если положа лапу на сердце, всю квартиру картохой завалить можно до самого потолка. Сколько раз говорил Наташке, чтоб продала дачу к едрене-фене. Так никак не уламывается. О-о, эта бабья жадность! Помирать будет, соседу копейку не одолжит. Все они такие. Вон сколько лет живем с нею, а до сих пор не говорит, сколько денег в сберкассе у нее на счету лежит. Это военная тайна! Но от кого? От меня! Кто на ту тайну первым вкалывает? А попробуй спросить настырно или грубо, тут же сопли до колен распустит, развоняется, вроде, хуже меня во всем белом свете нет никого. Ну и ладно, пусть себе зудит. Все бабы одинаковы. Зато в эти выходные никуда меня не сдернете. Как завалюсь нынче, до понедельника не велю будить. Звонок в двери отключу, телефон выключу. Всем отдых и покой, всюду тишина, — мечтает мужик, подходя к дому, его соседи позвали:

— Степушка, иди к нам, промочи горло, только что свежее пиво принесли, холодное! Утоли, побалуй душу.

Сварщик подсел. Спросил у мужиков, что слышно нового? Ему подвинули бокал пива, кусок воблы.

— Что нового? Да вон Толик, станочник наш, уже на ноги встать пытается. Светка от него ни на шаг. А Дрезину в дурдом на обследование отправили.

Знаешь, до чего додумалась, сказала, будто она от своей работы свихнулась.

— По-моему, она всегда звезданутой была. Ее весь двор считал такою.

— Не-е, мужики! То у нее от половой голодухи. Сдвинулись мозги и все на том.

— Да хрен с ней! Иль ты ей помочь хочешь по мужской части, из сочувствия?

— Чур меня, мужики! Что базарите? Мне через два месяца семьдесят лет. Я со своей едва управляюсь.

— Так ты еще мужик? Ну, молодчина, дед!

— Степан! Может, ты поможешь бывшей соседке, все ж на одной лестничной площадке жили?

— Типун тебе на язык — встал человек обидевшись.

— Степ, да мы пошутили. Посиди, побудь с нами, — просили мужики, спохватившись, но человек даже не оглянулся, вошел в свой подъезд.

Степана в своем микрорайоне знали все как отменного труженика. Немногословный, спокойный человек был хорошим семьянином, прекрасным отцом и мужем, отличным соседом. Он никогда ни с кем не ругался и не спорил. Его за все годы жизни в многоэтажке никто не видел крепко выпившим даже по большим праздникам. Этот человек всегда и во всем знал меру. Может потому, из его квартиры за все годы никто из соседей не слышал ни шума, ни ссор. Его жена Наталья жила улыбчиво и спокойно, никогда не кричала, не хмурилась, не ругала и не обсуждала мужа с соседками, никому на него не жаловалась. Потому в доме эту семью считали самой дружной и спокойной. Знали о Смирновых очень немного, что растят они единственную дочь Маринку, какой совсем недавно исполнилось пятнадцать лет. Девчонка училась в школе. Она никогда не прошла мимо соседей не поздоровавшись, не водила домой оголтелых ребят и подруг, никого не обидела, ни одному не досадила. Об этой семье не судачили даже самые ядовитые старухи, просиживавшие у окон целыми днями, видевшие все и всех.

Степан часто помогал соседям, но никогда, ни разу не брал за это деньги, считая такое грехом, и всегда говорил, что взять деньги с соседа, все равно, что ограбить брата. Но при том, крайне редко сам обращался за помощью. Не любил быть обязанным людям хоть в малом. Впрочем, Смирновы не единственные, большинство жили так же, не выделяясь и не высовываясь, не горланя и не хвастая. Чем незаметнее и тише, тем дольше живешь, считали жители микрорайона и, по-своему, были правы.

Смирновым многие втихаря завидовали, что жили они без тещи и свекрови, без старых родителей и докучливой, назойливой родни, какая виснет на руках и плечах, одолевая постоянными просьбами о помощи. Видно, от того не любят люди родню, за какую приходится платить из своего кошелька, отдавать им часть души, кучу сил и времени. Смирновы никого не имели, кроме друзей и знакомых, но и те бывали у них не часто, лишь по большим праздникам. Но и тогда не засиживались допоздна, не вываливались глумной сворой на лестничную площадку или во двор, не горланили песни, продолжая застолье.

Степан выбирал себе друзей по своему характеру, не уважал крикливых хвастунов. Жил ровно, тихо. Вот и теперь, поднявшись на свой этаж, позвонил в дверь. Ему, как всегда, открыла жена. Наталья возвращалась с работы раньше мужа и всегда успевала приготовить ужин, накрыть стол. Нынешний день не стал исключением. Женщина привычно чмокнула Степу в щеку, слегка приобняла, не дожидаясь пока переоденется и умоется, пошла на кухню. Наташа работала продавцом в универмаге, может, потому была в курсе всех городских новостей и сплетен. О них она рассказывала часами, когда „было хорошее настроение и не душили домашние заботы.