Томас Олдрич - Воспоминания американского школьника Страница 10

- Ну и мерзавец этот Конвей! - воскликнул Гаррис.

- Попадись он мне только! - стукнул я по воздуху кулаком.

Со стороны площади донесся выстрел. Из-за реки, как эхо, отозвался другой. Где-то за нашим домом с треском взорвалась целая дюжина петард. Ривермут салютовал четвертому июля.

- Черт с ним, с этим Конвеем! - закричал Гаррис. - Где наши петарды? Отпразднуем хорошенько сегодняшний день и наше избавление.

Мы выкатили из сарая огромную пустую бочку и торжественно поставили ее посреди двора. Весь запас наших петард был пущен в ход, и взрыв получился на славу.

Жаль, что у нас нет ни ружья, ни пистолета, - сказал Чарлз Марден.

- Как нет? - закричал я, побежал к себе в комнату, сорвал со стены свой медный пистолет и, запыхавшись, вернулся во двор.

- Заряжен настоящим порохом!

- Покажи-ка, - сказал Гаррис и недоверчиво повертел пистолет в руках.

- Он не выстрелит.

- Выстрелит! - Я нажал собачку. Курок слабо щелкнул. Пистолет молчал.

Потом попробовал Гаррис, за ним Перец Виткомб, Бенни Уоллес и Марден. Пистолет молчал.

- Не может быть! Он же стрелял в Новом Орлеане.

Я вырвал у Мардена пистолет и изо всех сил дернул собачку.

Ба-бах...

Целое облако дыма взвилось надо мной. Что-то с размаху ударило меня в грудь, а руку дернуло и как будто оторвало от плеча.

- Ты ранен? Ты ранен? - закричал Уоллес.

- Н-не знаю... - растерянно пробормотал я.

Дым рассеялся, и я увидел, что от моего прекрасного пистолета осталась только погнувшаяся рукоятка. Я с грустью смотрел на эти жалкие остатки.

- Не вешай нос, Том, - сказал Гаррис, - твой пистолет погиб славной смертью в день четвертого июля.

- Давайте похороним его с почетом! - предложил я.

- Похороним! Похороним! - закричали Марден и Уоллес.

Я притащил коробку из-под дедушкиных сигар. Уоллес пожертвовал свой носовой платок, и мы завернули в него рукоятку моего бедного пистолета. Под грушевым деревом мы вырыли ямку и торжественно опустили в нее сигарный ящик. Забросали ящик землею, насыпали холмик и покрыли его маргаритками с любимой тетушкиной клумбы. Над могилкой мы водрузили дощечку с надписью:

ЗДЕСЬ ПОКОИТСЯ

мистер ГРОМОБОЙ из НОВОГО-ОРЛЕАНА,

погибший геройской смертью

4-го июля 1847г.

двух лет от роду.

- Вечная память тебе, старый товарищ, - сказал я и снял шапку. - Ты служил мне верой и правдой. Ну а теперь - на площадь!

10

На площади у ратуши столпились дамы в светлых платьях, горожане в длиннополых сюртуках, сельские жители в толстых куртках с блестящими пуговицами.

Над бантами, яркими зонтиками, цилиндрами, крестьянскими шляпами с кокардами высилась голубая, украшенная флагами трибуна.

На трибуне размахивал руками Иезекил Элькинс, секретарь муниципалитета. В черном сюртуке, черном галстуке и узких панталонах, он был похож на рассерженного майского жука, дрыгающего лапками.

Иезекил Элькинс что-то говорил, широко раскрывая рот.

Мужчины вытягивали шеи, дамы подымались на цыпочки. Все молчали и слушали. Мы пустили в ход кулаки и локти, чтобы пробраться к трибуне. Но кулаки и локти не помогли. Мы так и остались позади.

Только отдельные слова речи долетали до наших ушей:

"Уважаемые сограждане... Великий день четвертого июля..."

Нам скоро надоело ловить обрывки слов и смотреть, как разевает рот Элькинс, и мы уже стали подумывать, где бы найти что-нибудь позанятнее.

Но, к нашему счастью, Иезекил кончил речь.

"Ура!.. Да здравствует свободная Америка!" - загремело со всех сторон.

Шапки полетели в воздух, застучали каблуки, захлопали руки.

Мы тоже заорали: "Ура! Ура! Да здравствует свободная Америка!"

Чарлз Марден сложил ладони коробочкой и хлопал так громко, что соседи оборачивались. Перец Виткомб забросил свою шапку прямо на дерево. Она висела на ветке, как яблоко, и качалась. Мы еле сшибли ее потом камнем.

Иезекил поклонился, прижав руку к сердцу, и сбежал с трибуны. Толпа заколебалась и расплывалась по всей площади и по соседним бульварам.

Дамы просунули под локти своих мужей ручки, затянутые в светлые перчатки, и подхватили пышные оборки праздничных платьев.

Мужчины важно вели дам, свободной рукой опираясь на трость.

Девицы, шурша крахмальными юбками, взявшись под руки, шли целыми шеренгами. Они поглядывали по сторонам, перешептывались и хихикали.

Мальчишки шныряли в самой гуще толпы, проскальзывали под локтями толстого лавочника, наступали на платья дамам, плечом разбивали шеренгу барышень.

- Элькинс... Америка... Речь... Городское управление... - жужжала толпа.

- Молодчага Элькинс. Здорово это он про бостонцев, как они скормили рыбам английский чай.

Перед нами шел, расталкивая толпу саженными плечами, ломовой извозчик Смит.

- Посмели бы они теперь приставать к Америке! Мы бы им!..

Смит был самый сильный человек в Ривермуте. Он бросал на свою телегу огромные мешки, точно в них была не мука, а пух. Все школьники нарочно бегали на рынок смотреть на силача.

Мы догнали Смита и вежливо сняли перед ним шапки.

- Здорово, пареньки, - приветливо ответил он с красной пятерней сгреб с курчавой головы высокий картуз.

Стайка розовых и голубых мисс заслонила от нас Смита.

Запахло резедой и ландышами. Атласная лента скользнула у меня по носу.

- ... Мистер Элькинс произнес прелестную речь, - с жаром говорила девица в шляпе с незабудками.

- Но как жаль, что он такой старый и некрасивый. Вот если бы у него были большие черные глаза и прямой нос, как у Генри Джонса из магазина "Последние моды"...

- Вот пигалицы, - прошептал Чарлз Марден. - Глядите, ребята, что сейчас будет!

Чарлз вытащил из кармана "лягушку" (так назывались у нас трескучие прыгающие ракеты).

- Ах!.. Ой!.. Ай!.. - завизжали девицы и рассыпались в разные стороны - "лягушка" прыгала прямо у них под ногами, трещала и бросала искры на кисейные платья.

- Ох уж эти мальчишки, - сказал Марден девицам и скорчил самую постную физиономию. - Вечно они пристают к гуляющей публике.

Мы все вежливо поклонились и, как ни в чем не бывало, пошли дальше.

Вокруг площади как грибы выросли маленькие ресторанчики: два-три столика, четыре скамейки и огромные вывески.

САМОЕ холодное мороженое

И САМЫЕ горячие пирожки

Лучшее в АМЕРИКЕ Пиво

Прохладительные напитки

ДЕШЕВО И ВКУСНО

Но больше всего мне понравилась намалеванная яркими красками огромная пивная кружка с пышной пеной, переливающейся через край. Кружка была точь-в-точь Везувий во время извержения.

- Зайдем сюда, выпьем по кружке пива. Я угощаю.

Мы уселись на скамейки и спросили "лучшего пива в Америке".

Долговязый парень в белом переднике поставил перед нами шесть тяжелых глиняных кружек.

Пиво шипело и пенилось. Пузырьки вздувались и лопались. Горький холодок пощипывал язык.

Какой-то мальчишка остановился перед ресторанчиком и посмотрел на нас с завистью:

- Ишь, расселись, черти!

Мы потягивали пиво маленькими глотками. Приятно сидеть за столиком и поглядывать на мальчишек, шмыгающих вокруг!

Гаррис очень шикарно закинул ногу на ногу и сдвинул на затылок шляпу.

Но пива в кружках становилось все меньше и меньше, и наконец круглое дно выглянуло и заблестело, как лысина.

Я поднял кружку, запрокинул голову и вылил в рот последнюю каплю.

- Жаль, - сказал я, - было вкусно.

- Будет еще вкуснее, - сказал Марден. - Идем к Петтинджилю есть мороженое.

Я порылся в карманах.

- У меня больше нет денег.

- Я все до цента потратил на петарды, - заявил Виткомб.

- А я на яблоки, - прибавил Бенни Уоллес.

- Бросьте, друзья, идите, если зовут, - сказал Марден.

Мы не заставили себя долго просить и отправились к Петтинджилю.

Кондитерская Петтинджиля была самая лучшая кондитерская в городе.

Хозяин ее, мистер Петтинджиль, был самый знаменитый человек в Ривермуте. Ни один свадебный обед, ни один юбилейный вечер не обходился без пломбира и тортов его изготовления.

Но не торты и пирожные прославили мистера Петтинджиля. Он был капельмейстером любительского оркестра "Ривермутских друзей музыки". И когда его кругленькая фигурка, горбатый нос и торчащий, как петушиный гребень, хохолок появлялись на эстраде, публика хлопала, не жалея ладоней.

Мистер Петтинджиль дирижировал, приподнимаясь на цыпочки и грациозно размахивая палочкой.

На репетициях эта самая палочка дробно стучала по деревянному пюпитру и угрожающе качалась перед носом зазевавшегося фагота или барабанщика. Мистер Петтинджиль был вспыльчив.

Чарлз Марден дернул дверь с надписью: "Кондитерское искусство Петтинджиля".

Серебристо зазвенел колокольчик, и мы вошли в кондитерскую.

По стенам на полках были аккуратно расставлены коробки, перевязанные розовыми и голубыми ленточками. С крышек улыбались кудрявые красавицы, прижимавшие к груди букеты роз.