Иоганн Гете - Эгмонт (Перевод Ю Верховского) Страница 10

К л е р х е н. Он?

М а т ь. Да, он! Придет еще время! Вы, дети, совсем вперед не глядите, нас, опытных людей, и слушать не хотите. И юности и любви прекрасной - всему конец приходит, и настает пора, когда бога благодарить приходится, ежели хоть какой-нибудь угол тебе достанется.

К л е р х е н (вздрагивает, смолкает и вскрикивает). Матушка! Оставьте! Пусть время придет, как смерть придет. Страшно думать о нем наперед. А когда придет! Если мы должны... тогда... придется... как можем! Эгмонт, мне тебя лишиться! (В слезах.) Нет, невозможно, невозможно!

Входит Эгмонт в кавалерийском плаще, в шляпе, надвинутой

на лицо.

Э г м о н т. Клерхен!

К л е р х е н (испускает крик, отступает). Эгмонт! (Подбегает к нему.) Эгмонт! (Обнимает его и приникает к нему.) Ты добрый, милый, любимый мой! Пришел? Здесь?

Э г м о н т. Здравствуйте, матушка!

М а т ь. Дай бог вам здоровья, благородный господин! Дочка моя прямо тоской изошла, что так долго не бывали. День целый о вас только и говорила и песни пела.

Э г м о н т. А поужинать мне не дадите ли?

М а т ь. За честь почтем. Только бы нашлось чем потчевать!

К л е р х е н. Конечно! Не беспокойтесь, матушка: я уже все устроила, кое-чего припасла. Не выдавайте меня, матушка!

М а т ь. Плоховато.

К л е р х е н. Уж подождите! Я вот что думаю: когда он со мной, мне нисколечко есть не хочется, так, верно, и у него не должно быть большого аппетита, когда я возле него.

Э г м о н т. Ты так думаешь?

Клерхен топает ногой и с негодованием отворачивается.

Что ты?

К л е р х е н. Как вы нынче холодны! Еще ни разу меня не поцеловали. Зачем руки в плащ запеленали, как новорожденного младенца? Ни воину, ни возлюбленному не годится, чтобы руки были спеленаты.

Э г м о н т. Как когда, милая, как когда? Если воин подстерегает врага и хочет как-нибудь взять его хитростью, тогда он собирается с силами, берет сам себя в руки и подготовляет свой натиск до конца. А возлюбленный...

М а т ь. Не желаете ли присесть? Расположиться поудобнее? Мне нужно в кухню. Клерхен ни о чем не думает, когда вы здесь. Уж вы не взыщите.

Э г м о н т. Радушие ваше - лучшая приправа.

Мать уходит.

К л е р х е н. А чем же тогда окажется любовь моя?

Э г м о н т. Чем только захочешь!

К л е р х е н. Найдите ей сравнение, если в вас сердце есть.

Э г м о н т. Вот, прежде всего... (Сбрасывает плащ и оказывается в роскошной одежде.)

К л е р х е н. Ай-ай-ай!

Э г м о н т. Теперь у меня руки развязаны. (Обнимает ее.)

К л е р х е н. Оставьте! Вы на себе что-нибудь испортите. (Отступает.) Какая роскошь! До вас, такого, я прямо не осмеливаюсь дотронуться.

Э г м о н т. Довольна? Я тебе обещал как-нибудь явиться в испанском наряде.

К л е р х е н. Последнее время я уже этого у вас не просила. Думала, вы не хотите. Ах, и Золотое Руно!

Э г м о н т. Вот ты и видишь его.

К л е р х е н. Тебе император его на шею надел?

Э г м о н т. Да, дитя. И цепь и самый знак наделяют того, кто их носит, благороднейшими преимуществами. На земле я не признаю над своими деяниями никакого судьи, помимо гроссмейстера ордена с собранием капитула его рыцарей.

К л е р х е н. О, ты мог бы позволить всему свету судить тебя! Бархат что за красота! А позумент! А шитье! Не знаешь, на что смотреть.

Э г м о н т. Можешь досыта насмотреться.

К л е р х е н. И Золотое Руно! Вы рассказывали мне его историю и говорили, что это - знак всего великого и неоцененного, что можно заслужить и снискать усилиями и старанием. Это - великая ценность. Я могу сравнить ее с любовью твоей. Как раз так я у сердца ношу ее, а после...

Э г м о н т. Что хочешь ты сказать?

К л е р х е н. После - вовсе не похоже.

Э г м о н т. Как так?

К л е р х е н. Я снискала ее не трудом и стараниями, я ничем не заслужила ее.

Э г м о н т. В любви бывает иначе. Потому ты и заслужила ее, что никак не искала. И вообще только те люди обыкновенно и приобретают ее, которые за ней не гонятся.

К л е р х е н. Не по себе ли ты так об этом судишь? Не на себе ли сделал ты это гордое наблюдение? Ты, всем народом любимый?

Э г м о н т. Когда бы я для него хоть что-нибудь сделал! Когда бы мог делать! Его добрая воля - любить меня.

К л е р х е н. Ты сегодня, вероятно, был у правительницы?

Э г м о н т. Да, у нее.

К л е р х е н. Вы с ней хороши!

Э г м о н т. Иногда кажется, что так. Мы друг с другом любезны и предупредительны.

К л е р х е н. А по душе?

Э г м о н т. Я к ней очень хорошо отношусь. У каждого свои цели. Это делу не вредит. Она превосходная женщина, знает своих слуг и могла бы видеть вещи достаточно глубоко, не будь она в то же время недоверчива. Я доставляю ей немало беспокойства, потому что за моими действиями она ищет постоянно каких-то тайн, а никаких тайн у меня нет.

К л е р х е н. Совсем никаких?

Э г м о н т. Ну вот! Нельзя же кое-чего и не утаивать. Всякое вино с течением времени осаждает на дно бочек винный камень. А все-таки еще лучшее для нее развлечение - принц Оранский, и всегда новая задача. Она вбила себе в голову, что в нем постоянно имеется что-нибудь таинственное. И вот она то и дело по лбу его разгадывает его мысли, а по походке - направление его пути!

К л е р х е н. А она притворяется?

Э г м о н т. Правительница... и ты спрашиваешь?

К л е р х е н. Простите, я хотела сказать: есть ли в ней искренность?

Э г м о н т. Не больше и не меньше, чем в каждом, кто хочет достигнуть своих целей.

К л е р х е н. Мне бы не найти своего места на свете. А ведь в ней мужской дух, она не такая женщина, как мы, швеи да стряпухи. Великая, отважная, сильная!

Э г м о н т. Да, пока все вверх дном не идет. А на этот раз она немножко растерялась.

К л е р х е н. Как так?

Э г м о н т. А у нее ведь усики над верхней губой и иногда припадки подагры. Настоящая амазонка!

К л е р х е н. Величественная женщина! Я бы боялась явиться перед ней.

Э г м о н т. А ведь ты неробкого десятка. Это был бы не страх, а только девическое смущение.

Клерхен опускает глаза, берет его руку и прислоняется к

нему.

Я понимаю тебя, милая девушка! Смело подыми глаза. (Целует ей глаза.)

К л е р х е н. Дай помолчать! Дай мне так держать тебя! Дай мне смотреть в глаза твои! Все в них находить: отраду и надежду, радость и печаль. (Обнимает его и смотрит на него.) Скажи мне! Я не понимаю! Ты Эгмонт? Граф Эгмонт? Великий Эгмонт, которому так удивляются, о котором в газетах пишут? За которого горой стоят провинции?

Э г м о н т. Нет, Клерхен, это не я.

К л е р х е н. Как?

Э г м о н т. Видишь ли, Клерхен... Дай мне сесть. (Садится. Она становится перед ним на колени на скамеечку, кладет руки на его колени и смотрит на него.) Тот Эгмонт - угрюмый, жестокий, холодный, Эгмонт, который должен замыкаться в себе, то так, то этак менять свое лицо, который истерзан, непризнан, запутан, в то время как люди считают его веселым и радостным; любим народом, который не знает, чего хочет; почитаем до небес, превознесен толпой, с которой нечего делать; окружен друзьями, на которых не смеет положиться; подстерегаем людьми, которые всеми способами стараются стать ему поперек дороги в работе и заботе, часто без пользы, почти всегда без награды. О, не заставляй меня рассказывать, как ему живется, каково у него на душе! А этот, Клерхен, - спокойный, открытый, счастливый и понятый самым лучшим сердцем, которое и он знает до конца и с переполняющей душу любовью и верой прижимает к своему. (Обнимает ее.) Это твой Эгмонт!

К л е р х е н. Так дай мне умереть! Для меня нет радости на свете помимо тебя!

ДЕЙСТВИЕ ЧЕТВЕРТОЕ

УЛИЦА

Еттер. Плотник.

Е т т е р. Эй! Тс... Эй, сосед, одно слово хочу сказать!

П л о т н и к. Иди, куда идешь, и не волнуйся.

Е т т е р. Одно словечко! Ничего нового?

П л о т н и к. Ничего, кроме того, что нам опять запрещено разговаривать.

Е т т е р. Как?

П л о т н и к. Подойдите хоть сюда, к дому. Остерегайтесь! Герцог Альба, сейчас же как прибыл, издал приказ, по которому, ежели двое или трое разговаривают вместе на улице, они без всякого следствия объявляются виновными в государственной измене.

Е т т е р. Ох-ох-ох!

П л о т н и к. Под страхом бессрочного заключения запрещено разговаривать о государственных делах.

Е т т е р. О наша свобода!

П л о т н и к. И под страхом смертной казни никто не смеет порицать действия правительства.

Е т т е р. О головы наши!

П л о т н и к. И с большими посулами отцам, матерям, детям, родственникам, друзьям, слугам будет предложено доносить особо для того учрежденному присутственному месту о том, что делается у них в доме.

Е т т е р. Пойдемте по домам.

П л о т н и к. А послушным обещано, что они не потерпят никакого ущерба ни жизни своей, ни вере, ни собственности.

Е т т е р. То-то милостиво! На меня сейчас же тоска напала, как только герцог въехал в город. С той поры мне все сдается, будто небо черной кисеей затянуто и так низко нависло, что приходится нагибаться, чтоб его не задеть.