Филипп Эриа - Время любить Страница 11

И он жестом застолбил те рубежи, за которые не полагалось выходить их здоровым спорам.

И вот наступил тот день, который я называла, да еще и сейчас называю, вспоминая о нем, днем морских ежей.

Настоящая наша жизнь все-таки начиналась только в прибрежном сарайчике. Целую неделю я была занята выше головы, мои мальчики тоже, готовясь каждый к своим экзаменам, и я не принимала никакого участия в их работах, равно как и они в моих. Зато на берегу моря для нас троих наступала передышка, и там мы были постоянно вместе; на тридцать шесть часов время как бы останавливалось, и мы забывали обо всем, что не было солнцем, морем, спортом, нами, вернее, нашими загорелыми телами.

Я считала делом чести приноравливаться к мальчикам, принимать на равных участие в их играх. В этом помощницей мне стала вода. Я и сейчас еще недурно плавала, и хотя уступала в скорости сыну, зато побивала Пейроля. Стараясь не отстать от их спортивных соревнований, которые они изобретали сами, я чуточку форсировала свои силы, зато с наслаждением забывала свой возраст и свой пол. В воде мы играли в чехарду, под водой боролись. Пейроль восхищался моим дыханием, и действительно, я не утратила с молодости привычки правильно дышать в воде.

Рено решил проверить, сможет ли он и теперь, как в детстве, взобраться мне на плечи - я должна была стоять по шею в воде - и нырнуть словно с помоста. Он меня подначивал, я его подначивала, и в результате я с честью выдержала испытание и даже, хотя толчок был довольно сильный, устояла на ногах. Пейроль смотрел на меня с улыбкой, мне было приятно его удивить. Ко мне постепенно возвращалась любовь к диким играм, где присутствует дух соревнования, эксгибиционизм, хотя кончаются они обычно болью в пояснице. Особенно когда в мальчишеских забавах принимает участие женщина.

- Вот видишь, Рено, я еще не гожусь в пенсионерки.

- По-моему, ты просто потрясная! - крикнул он, хотя я была совсем рядом, потому что пловцы обычно не говорят, а кричат.

Но тут меня словно черт за язык дернул, и я добавила:

- Уверена, что я и Жюстена на плечах удержу.

Тут наши взгляды - мои и Жюстена - встретились, и я услышала его благоразумный ответ, что он предпочел бы забраться на плечи Рено. И он вскарабкался ему на плечи. После чего мы все трое, кто кролем, кто брассом, поплыли в открытое море.

- Посмотри, видно ли дно? - крикнул мой сын, обогнавший нас, и я не поняла, к кому из нас двоих он обращается.

Лучи, преломленные массой воды, нелепо искажали линии наших тел, а сама вода под нами была бутылочного цвета, не синяя, не зеленая, и даже яркий полуденный свет, казалось, добираясь до самого дна, не высветлял ее... По прямой от нас линии на глубине двух, а может быть, и пяти метров определить я не сумела - лежала прогалина светлого песка среди мшистого хаоса водорослей, и она манила к себе, прельщала взоры, до того казалась она гладкой. Рено подпрыгнул и нырнул, как дельфин.

- Мирово! - крикнул он, вынырнув на поверхность свечечкой.- Достигаешь дна, там поворачиваешься вверх головой, сильно отталкиваешься пятками от песка и выныриваешь совсем прямо, только нужно вытянуть обе руки по швам. Смотри, я снова нырну.

И нырнул. Опустив в воду лица и приставив ладони к глазам, мы следили, как он опускается, словно лот, весь в жемчужной кольчуге пузырьков, тянущихся вверх; прошла секунда, другая, и он вынырнул на поверхность, словно его выбросило из воды. Он отдышался немножко на солнышке и лег неподвижно на спину.

- Это надо уметь, предупреждаю. Сделай глубокий вдох перед спуском. А когда будешь выныривать, главное, старайся посильнее оттолкнуться от дна. Жюстен, попробуй.

Жюстен попробовал, но попытка его не сразу увенчалась успехом, когда наконец он появился на поверхности, он восторженно крикнул:

- Никогда бы не поверил, что это так здорово!

Рискнуть или нет? А рискнуть ужасно хотелось.

- Мама, не решаешься? Хочешь, я нырну с тобой? Начинаем.

- Не стоит!

Я сделала глубокий вдох, но с первой попытки тоже не достигла дна. И всплыла наверх, помогая себе ногами. Очевидно, было много глубже, чем мне сначала показалось. При второй попытке я коснулась руками дна, сделала кульбит, дважды с силой ударила ногами о песок, и вдруг произошло что-то ужасное - сумасшедшая, острая боль. Я инстинктивно вскрикнула и наглоталась воды.

- Я наступила на морского ежа!

Я вынырнула, я задыхалась и, чтобы прийти в себя, легла на спину.

Оба мальчика шумно подплыли ко мне, подымая фонтаны брызг, меня относило в сторону. Они осмотрели мои ступни, и глаза их стали огромными.

- У тебя их тысячи! И на обеих ногах!

- Ой-ой, словно подушечка для иголок. Видно, там была целая колония ежей!

- Меня как током ударило.

- Плыви к берегу...

- Ладно...

Я поплыла между ними. Боль не унималась, ноги сводила судорога.

- Но как же я выйду из воды?.. Ведь я не могу наступить на ногу... колючки совсем вопьются... тогда их не вытащить...

- Молчи, а то задохнешься...

- У вас потому было шоковое состояние, что вы наступили на них всей подошвой.

- Я уже стою,- крикнул Рено.- Плыви к берегу на спине. А мы тебя донесем на руках.

Они встали один против другого, взяли друг друга за запястья, переплели руки; и я обхватила одной рукой шею сына, другой - шею Пейроля и уселась на импровизированных носилках.

Они шли мелкими шажками, нащупывая ступней надежное место среди осыпи гальки. Здесь как раз начинался крутой подъем к берегу. Под тяжестью ноши они спотыкались, мы чуть было не рухнули все трое. Я судорожно цеплялась за них, впивалась пальцами им в плечи.

- Как все это глупо...

Оказывается, эти слова произнесла я. Голова у меня кружилась. Никто уже не смеялся.

Наконец мальчики выбрались на песчаную косу. Но не спустили меня на землю; оба, отдуваясь, постояли с минуту, связанные моими руками.

- Я один ее донесу, Рено,- вдруг сказал Пейроль,- а ты беги за шезлонгом, он удобнее, чем лежак...

Я запротестовала, я слишком тяжелая, Пейроль меня не донесет, но, так как он не соблаговолил ответить, я обхватила его шею. Он чуть откинулся назад, ловко высвободил свои запястья из рук Рено, взял меня одной рукой за талию, а другой под коленки, напрягаясь под моей тяжестью, и меня крепко сжали его сильные объятия. Жюстен слегка нагнулся, потом выпрямился, и я почувствовала, как он силен. Я старалась приноровиться к его движениям, всем телом прильнув к нему. Неужели с нас так быстро стекла вода? Прижимаясь к Жюстену, я ощущала жар его тела; видела совсем рядом его лицо, все в жемчужинках пота. Он смотрел на меня, чуть расширив глаза, но на сей раз не позволял себе улыбнуться. На покрывавшем его торс пушке блестело несколько капелек, что это - море или пот? Время шло, а Рено все не возвращался с шезлонгом, мне чудилось, будто каждая последующая минута становится длиннее предыдущей, замирает, вовсе останавливается. Меня охватила слабость, мой лоб клонился все ниже, ниже и наконец уперся во что-то теплое и влажное, в нежное и плотское, в нежность его кожи.

Когда я очнулась, я лежала на шезлонге, под щиколотки мне была подсунута подушка. В тени, под нашим навесом.

- Ты совсем побелела,- произнес Рено.- Тебе нехорошо?

Он наклонился надо мной.

- Да, Пейроль прав, подошва ужасно чувствительное место. Нет, до чего же глупо!

Пейроль, не спросив моего разрешения, налил мне виски. Я протянула руку. Пока я пила, он не отрываясь глядел на меня.

Рено притащил домашнюю аптечку.

- Я взял еще из твоего несессера два пинцета.

Я уже знала, какие легкие у него руки, в кабинете естественной истории он всегда шел первым или вторым. Поэтому я не раздумывая протянула ему ногу.

- Это долго,- сказал он, принимаясь за работу.- Их там тысячи. Я начну с самых легких, только не смотри на меня.

Я откинулась на подушку, я ничего не чувствовала. Время от времени Рено, стоявший возле шезлонга на коленях, чертыхался, и это значило, что колючка сломалась или ушла в мясо. Но мало-помалу пальцы его утрачивали свою природную ловкость, я поняла, что Рено нервничает; я охнула, тогда он отложил пинцет, поднялся на ноги. Согнутой в локте рукой он каким-то странно звериным жестом утер свое потное лицо и с трудом перевел дыхание.

- Не могу больше, у меня руки трясутся, боюсь сделать ей больно.

Так он и стоял передо мной, бессильный, ужасно несчастный.

- Бедные мои ребятишки! Я испортила вам все воскресенье! А вам так нужно сейчас хорошенько отдохнуть.

- А что, если попробовать смолу? - вполголоса спросил Рено, обращаясь к Жюстену.

- Здешние сосны для этого не пригодны, из их смолы нельзя сделать подходящего шарика, чтобы вытащить иголки.

Это были первые слова, которые произнес Пейроль после того, как меня уложили на шезлонг.

- Тогда давай отвезем ее к доктору, только где они здесь? - продолжал Рено.

Пейроль, взяв у меня из рук пустой стакан из-под виски, все еще держал его, потом поставил на землю, обошел кругом шезлонг, встал на колени в его изножье и, чуть не тычась носом, осмотрел мои несчастные подошвы.