Андреа Грилль - Полезное с прекрасным Страница 11

— Ты там у них стал уже своим в доску! — Финценс радостно похохатывает, а ведь это редкое зрелище — смеющийся Финценс. Фиат рассказывает об экскурсии по зоопарку, которую для него провела лично директриса. Везде с ним ходила. Они прошлись по летней рощице, там и сям под деревьями еще белел снег, и Фиат представил себе, как выглядит зоопарк под снегом, иначе говоря, какое там все было два дня назад. Еще он видел две большие скульптуры орлов. Там, у орлов, им встретился тощенький, горбатенький человечек под треугольным зонтиком, директриса с ним поздоровалась. И сразу извинилась перед Фиатом, мол, времени у нее в обрез, с телевидения пришли, интервью… В следующий раз она, конечно… Что — в следующий раз, он так и не понял. Понял, что директрисе понравился.

— А понравился потому, что она принимает меня за другого. Мне это актерство уже действует на нервы, хотя всего один день проактерствовал. Почему? Потому что все сразу поверили моей сказочке. Это я-то — менеджер, бизнес мен! Жуткая чепуха. А знаешь, какую кошку я там видел? Одну-единственную, и, сколько ни искал, других не нашел. Рысь. Спящую. У них там есть лес, не настоящий правда, специально устроенные дебри, и в этих дебрях стоит деревянная хибарка, вроде собачьей конуры. В хибарке — рысь. А на табличке, которая на решетке, надпись, знаешь какая? Этот ненастоящий лес, конечно, за решеткой, не то рысь удерет или детишек погрызет, которых приводят родители. Так вот, на табличке значится: «“Гигант”. Нашей упаковке нет равных во всем мире!» и мелким шрифтом: «Рысь». Да не, я так, к слову…

Через несколько дней он уже присмотрел в зоопарке самые уютные уголки, нашел себе и любимца. К нему он наведывается каждый день, а бывает, и по нескольку раз в день. Муравьед! По мнению Фиата, он как две капли воды похож на него самого. Двойник Фиата в мире животных. Целый день муравьед словно стоит на коленях, он словно на всю жизнь застыл в позе кающегося грешника и должника. Это потому, что когти у него растут как будто прямо от колен, а пальцы и пятки куда-то подевались. Вместо языка у него безголовая змеюка, которая иногда выскакивает наружу.

Муравьед несчастен. Когда перед стеклом, за которым у всех на виду протекает его жизнь, скапливаются посетители, он скребется в дверцу. Стекло уже все исцарапано, мутное. Посетители вопят от радости. В зоопарке не звери страшны, думает Фиат, не страшны даже ядовитые гады или хищники, которым ничего не стоит тебя разорвать. Звери Фиату симпатичны, несмотря на всякие звериные болезни и кучи помета или навоза, которые они ежедневно производят и которые нужно убирать, что и стало одной из главных обязанностей Фиата. Его так же, как Майю, часто посылают убирать у слонов и носорогов. Служитель он одаренный, — об этом сообщила ему руководительница практикантов, девушка вдвое моложе его самого, ладно, не вдвое, лет на десять… Итак, самое страшное в зоопарке — посетители. Зоопаркам необходимы штатные хранители тишины, они здесь даже нужнее, чем в соборах, ведь Бог в случае чего может заткнуть себе уши парочкой кучевых облаков. Надпись: «Соблюдайте тишину!» есть только на клетке с пандами, прочему зверью приходится — хочешь не хочешь — слушать рев детей и взрослых: «Вау, су-у-пер!», «Смотри, смотри, они кусают друг дружку. Это любовь!!»

Часто Фиат надолго застревает перед стеклянной загородкой, где живет муравьед, глазеет на своего приятеля и поневоле набирается от него уныния, которое сам же ему приписал. Фиат воображает себя муравьедом, рядится в его шкуру с густой шерстью, испещренной темными пятнами на плечах и спине, с кремовыми полосами. Знает ли муравьед, что у него есть плечи? А также нос, шея?

Нежность Фиата к муравьеду как-то связана и с его собственной внешностью. По его мнению, нос у него явно длинноват. Вообще нос у человека не на месте, лучше бы он прятался где-нибудь в складках на животе, а лучше был бы складной, как нож. Муравьед — товарищ Фиата по несчастью, — нос-то у бедняги еще больше.

Муравьед по кругу обходит клетку. Посетители ахают, умиляясь тому, как прекрасно, как мягко их городским ногам в городской обуви, топтаться по насыпанной у клетки древесной трухе.

Когда Фиат сидит на скамейке перед стеклянной витриной, в которой влачит свое существование муравьед, ему часто наступают на ноги. Как будто он невидимка. Или неживое что-нибудь, вроде древесных стружек, покрывающих пол в павильоне «Южная Америка». Муравьед улегся прямо на голых досках, пристроив свой длинный нос на пластиковую поилку, в которой когда-то была вода. Почти вся она разлилась. Пышный хвост муравьеда уткнулся в угол, и кажется, что это какое-то другое живое существо. Однажды Фиат осторожно потрогал его хвост. Муравьед спал и не проснулся.

А сейчас муравьед фыркнул, и голоса посетителей заскрежетали, точно заржавленные шестеренки.

— Мне это неинтересно, — заявил Фиат на другой день. — Неинтересно! Звери меня не интересуют. И деньги, которые я там могу заработать, не интересуют. Сам я мусанга не нашел, и мне его не показали. Каждый раз — новые отговорки. Да есть ли у них вообще мусанг? Директриса, за которой я охочусь, чтобы поговорить, все время удирает. И уже началось хамство. Не принимает меня стая тамошних служащих. Я же разыгрываю из себя богатенького дядю. Сноба. Они и думают, что я такой. Выходит, играю хорошо. Они думают, богач, денежный мешок, поступил к ним на работу из-за какого-то каприза. Думают, я чокнутый, раз пришел волонтером в зоопарк, оставив хорошо оплачиваемое место, а раз так то и отправляют меня на самую неприятную работу. Сегодня я уже в третий раз убирал кучи за жирафами, а на это уходят часы. Прошу-прошу, ну, кто-нибудь, отведите меня к виверрам, и всякий раз у них какие-то отговорки. Всякий раз. То уже вечер и зоопарк закрывается, то брешут, мол, завтра посмотрите. Черт его знает, есть ли у них вообще эти проклятущие кофейные кошки!

Финценс вздергивает бровь, такая у него привычка, это значит, сейчас он чем-нибудь ошарашит Фиата.

— Ты скверно выражаешься. Ты употребляешь слова, какие в этом доме вообще-то не приняты. Сколько раз я должен тебе повторять: нельзя быть таким флегматиком. Почему ты сам не поищешь мусанга? Зоопарк — это не бескрайний простор.

— Я искал.

— Вероятно, мало искал. Директорша сказала, мусанги у них есть. С чего бы ей врать?

Финценс пристроил у себя на коленях ноутбук и открыл сайт зоопарка.

— Смотри сюда. На сайте есть список всех имеющихся у них видов животных. Кошачьи идут после земноводных. — Финценс поворачивает экран, так чтобы тот был виден Фиату. — Читай же, тут написано черным по белому: «За павильоном рептилий вас ждет совершенно необычайный сюрприз». Ясно? Ты видишь, помещена даже фотография пятнистого мусанга. Сразу надо было заглянуть на их сайт в Интернете. Я даже не вспомнил о такой простой возможности, думал, раз ты там каждый день толчешься, то и так найдешь мусанга.

— Не понимаю. Я все уголки обшарил. Каждый день я надрываюсь, как лошадь, устаю как собака. Ты вот помахал бы лопатой, убирая ихнее дерьмо. Знаешь ведь, что животных я никогда не любил. Только муравьед симпатяга, мне его жалко. Он тоже помаленьку сходит с ума.

— Ладно, завтра — последняя попытка. Если завтра не найдешь, на том и остановимся.

Здание администрации зоопарка венчает стеклянный купол, в нем оранжерея, место отдыха служителей. Здесь стоят скамейки из позеленевшего металла, с виду весьма древние. Служащие забираются сюда в обеденный перерыв и едят принесенные с собой бутерброды и вареные яйца. Основа рациона служителей — сваренные вкрутую яйца, заметил Фиат.

Лучшее, что есть в этой оранжерее, конечно, увлажнение воздуха. Во всех углах трубки, из которых с интервалом в несколько минут распыляется вода, дабы растения получали необходимую им влагу. Работают эти штуки так, что кажется, будто стеклянный купол дышит.

Пять пар глаз устремляются на Фиата. А он еще ни слова не сказал. Но скажет, он им кое-что скажет. «Где виверры? — спросит он и потребует: — Покажет мне их кто-нибудь или нет?»

Буквально через несколько секунд после того, как он вошел в оранжерею, все уже перестали обращать на него внимание, снова занявшись едой. Слышно только невнятное бормотанье. Непонятно, кто с кем разговаривает. Похоже, каждый тут разговаривает сам с собой. Фиат моет руки в умывальнике, что сразу за белым олеандром, перенесенным сюда по причине снегопада, моет на совесть, тщательно трет мылом между пальцами, — именно здесь, как он слышал, заводится зараза. Нет, он не мнителен. Лишь теперь, когда он стал усердным уборщиком жирафьего навоза, он столь же усердно следит за чистотой своих рук.

Открыв ключом шкафчик с табличкой «волонтер», Фиат достает солидную вещь, за которой он прячется, пока все прочие поглощают бутерброды: ноутбук Финценса. Это символ богатства, он богатый человек, который надрывается в зоопарке лишь ради того, чтобы дать отдых нервам. Жужжание включенного ноутбука неприятно, Фиат наклоняется, как будто хочет обнять экран. С кем же тут поговорить? Кого порасспрашивать?