Ирвин Шоу - Рассказы из сборника Пестрая компания Страница 12

- Умираю от голода, - промычал он. - Проплыл четыре мили, теперь необходимо восстановить силы.

- Через час тебе предстоит ужин, - напомнил Нельсон.

- Я и с ним справлюсь, - улыбнувшись с набитым ртом, выдавил Роберт. Можешь не волноваться.

Нельсон с едва заметной улыбкой наблюдал за тем, как сын поглощает произведение своего кулинарного искусства.

- Хочешь, я и тебе такой сотворю? - спросил Роберт.

- Спасибо, не надо.

- Перед тобой - величайший создатель сэндвичей...

- Потерплю до ужина, - с улыбкой ответил Нельсон.

Нельсон наблюдал за тем, как питается сын. Его ровные, белые, очень заметные на фоне загорелого лица зубы мощно откусывали ровные куски, а удлиненные мышцы на шее слегка играли, когда он, запрокинув голову, тянул пиво из горлышка бутылки...

- В твоем возрасте, - сказал Нельсон, - у меня был такой же аппетит.

И в этот момент Роберт взглянул на него очень серьезно, взглянул так, словно впервые увидел своего отца двадцатилетним. Сын смотрел на него с любовью, гордостью и печалью, так как он впервые увидел и те многие годы, которые пробежали со времени отцовской юности...

- Что же... - Роберт проглотил оставшуюся на дне бокала маслину, поставил бокал на стойку (звон стекла в пустоте зала показался Нельсону необычайно громким) и закончил: - ... поезд нас уже ждет.

Нельсону пришлось потрясти головой, чтобы изгнать из памяти образ кухни и загорелого мальчишки с запотевшей бутылкой пива в руках. Он допил мартини, расплатился и заторопился вслед за Робертам к арке, за которой стоял нужный поезд. Рядом с этой аркой царил дух суеты и нетерпения. Какой-то солдат, его мать и две родственницы безутешно рыдали, сбившись в тесную кучку. Отец и сын, неожиданно друг для друга, обменялись молчаливым рукопожатием. Это было последнее прощание, так как оба знали, что любое произнесенное ими слово окажется мучительным и вырвется из горла только вместе с рыданием. Роберт двинулся вниз по ведущему к темной платформе длинному спуску. Новый чемодан из сыромятной кожи ещё некоторое время поблескивал в толпе, но затем и он исчез из вида...

Нельсон повернулся и медленно направился к выходу. Он брел и думал о лице под офицерской фуражкой, о чемодане из сыромятной кожи, о длинном спуске, по которому его сын отправился на свидание с танками, пушками и болью. Отправился весело, охотно, не обременяя себя вопросами об этой войне. Нельсон припомнил, хотя и не очень четко (ему мешали выпитое мартини, шорох множества ног по мраморному полу и женские рыдания у выхода на платформу), как прошлым летом Роберт играл в теннис. Сын играл уверенно и хорошо, легко передвигаясь по корту. В его игре чувствовалась немного ленивая уверенность эксперта, которая обычно присуща длинноногим калифорнийским детишкам, размахивающим ракеткой 365 дней в году. У Роберта была привычка шутливо, но все же чуть-чуть сердито критиковать себя за не принятый мяч. В тот день, совершив очередной промах, он пробормотал себе под нос: "Мазила! Ну и мазила! Почему бы тебе не бросить это дело, и не отправиться домой?" Увидев, что Нельсон наблюдает за игрой, он улыбнулся, так как понял, что отец расслышал его тираду. Затем, радостно осклабившись, он помахал Нельсону ракеткой. Три следующие подачи Роберта оказались настолько сильными и точными, что не оставили партнеру никаких шансов на прием...

Нельсон двинулся на север по Мэдисон-Авеню в сторону штаб-квартиры фирмы "Маршалл энд Ко", где на письменном столе его ждали бумаги с замысловатыми рядами цифр, в которых все двойки выписаны профессиональным и являющимся предметом его гордости почерком бухгалтера.

Интересно, где сын встретит врага. В Африке? В Индии? В Австралии? В Англии? В России? В пустыне, на равнине, в горах, в джунглях или на морском побережье? Этот двадцатитрехлетний, обожающий отца мальчишка - экс-пловец, экс-теннисист, экс-пожиратель сэндвичей и экс-любитель холодного пива, вечно голодный и постоянно искрящийся весельем, готов сражаться в любом климате, в то время как его папаша, по уши погрязший в своих пятидесяти годах, будет ежедневно отправляться в офис...

Нельсон шел по Мэдисон-Авеню мимо витрин роскошных магазинов. Его обогнали две женщина, и одна из них тараторила:

- Тафта. Нежно-голубая тафта, вся в сборках. Спина обнажена почти до уровня бедер. Потрясающе эффектно!

Никогда не думал, что это может произойти, думал Нельсон, все больше удаляясь от вокзала, с которого его сын отправился на войну. Одна война уже была, и этого вполне достаточно. В том, что случилось, есть и моя вина. У меня был сын, но я к своим отцовским обязанностям подошел абсолютно безответственно. Я работал, я одевал и кормил его. Я отправил его учиться в первоклассный колледж и покупал ему книги. Я давал ему деньги, чтобы он мог встречаться с девушками, и брал его летом с собой в Вермонт. Но, несмотря на все это, я как отец вёл себя крайне безответственно. Да, я упорно трудился, и это было нелегко. Я очень долго существовал в бедности, и только бедняк знает насколько трудно вырваться из нищеты. Да, я работал, но не для того, ради чего следовало тратить силы. Год за годом, иногда по шестнадцать часов в сутки и без перерыва для еды, я выстраивал в ряды миллионы цифр, детализируя стратегию множества корпораций.... Какая глупость! Мне нужно было идти на улицу, чтобы предотвратить это.... Ведь я почти ровесник Гитлера. Он готовился к тому, чтобы убить моего сына. Мне бы следовало сделать все, чтобы спасти его. Я виновен! Я должен был залиться краской стыда, стоя рядом с сыном одетым, в зеленую лейтенантскую куртку. Деньги...Я думал о бакалейщике, о страховке, об электрической компании. Чушь... Какая это все чушь! Я впустую потратил свою жизнь. Теперь я одинокий старик, и мой единственный сын ушел на войну, а я многие годы занимался лишь тем, что выплачивал долги и исправно вносил налоги. Я словно ребенок предавался играм. Я курил опиум. Я, и миллионы таких как я. Война идет уже двадцать лет, а я об этом не догадывался. Я ждал, когда мой сын станет большим и вступит в бой за меня. Мне следовало громко шуметь на всех углах. Я обязан был хватать людей за лацканы пиджаков в поездах, библиотеках, ресторанах и кричать им в ухо: "Любите! Опустите ружья! Забудьте о вашей прибыли и вспомните о Боге... Я должен был пересечь пешком Германию, Францию, Англию и Америку, неустанно проповедуя на пыльных дорогах, и браться за ружье в тех случаях, когда по-иному поступить было невозможно. Я же всю жизнь торчал в одном единственном городе и исправно платил бакалейщику. Версаль, Манчжурия, Эфиопия, Варшава, Мадрид... Другие поля сражений.... А я-то считал, что была всего одна война, которая давно закончилась.

Нельсон остановился и посмотрел вверх. От волнения он вспотел, и пот заливал глаза. Лишь смахнув соленую влагу ладонью, Нельсон увидел, что стоит перед похожим на огромный монумент зданием. Зданием величественным и непоколебимым, перед зданием, в котором фирма "Маршалл энд Ко" преуспевает в своем бизнесе, вне зависимости от того, царит ли на земле мир, или идет война. В этом здании его ждут хитроумно составленные им графики и таблицы. Юридически неоспоримые, и в то же время скользкие цифры в виде годового отчета будут переданы Правительству страны, чтобы и этот кровавый год принес прибыль производителям котлов и турбин, раскинувшим свои щупальца по всему миру. Амортизация... $ 3.100.465,25.

Нельсон перевел взгляд на сверкающий шпиль небоскреба, иглой вонзающегося в мягкое летнее небо. Он стоял почти у самых дверей, и его постоянно толкали идущие в здание и выходящие из него люди. Однако сам Нельсон через порог штаб-квартиры корпорации "Маршалл энд Ко. Котлы и турбины." так и не переступил.

ЭТИ ВСЕМИРНЫЕ ГАМЛЕТЫ

С каждой секундой капитан все больше и больше уходил в себя. Немелодично насвистывая себе под нос, он продолжал совать бумаги в тяжелую сумку из седельной кожи. Время от времени он поднимал голову и до рези в глазах вглядывался в равнину, на которой в лучах предвечернего солнца танцевали поднятые ветром пылевые смерчи. Когда резь становилась невыносимой, капитан возвращался к своему занятию, и после каждой паузы процесс упаковки почему-то ускорялся. Лейтенант Дюмэтр, затянутый в дорогой, прекрасно подогнанный мундир, сидел на краешке стола. Лейтенант был высоким и стройным блондином и выглядел слишком молодо, как для лейтенантской униформы, так и для того, чтобы вообще участвовать в войне. Для своего возраста он, вообще, казался чересчур серьезным.

Лейтенант не сводил глаз с капитана. Капитан - невысокий, плотный толстячок тепло и радостно встретил лейтенанта в Алжире. Он платил за вино и галантно вздыхал, когда на пороге кафе появлялась красивая женщина. Теперь же от его теплоты и галантности ничего не осталось. Капитан деловито готовился к отъезду, с каждой минутой все больше и больше уходя в себя.

- Вы ещё вернетесь, мсье? - наконец спросил Дюмэтр. У него уже не осталось сил на то, чтобы терпеть глухую тишину офицерской комнаты, нарушаемую лишь немелодичным, больше похожим на жужжание, свистом капитана.