Бертольд Брехт - Мамаша Кураж и ее дети (Перевод Б Заходера и Вс Розанова) Страница 12

Повар. Это было давно и не есть правда.

Иветта. Встань, когда к тебе обращается дама! Как я любила этого человека! И в то же самое время он бегал к одной брюнетке. К кривоногой! Ее он тоже сделал несчастной, понятно.

Повар. Как я вижу, тебя я в конце концов делал счастливой.

Иветта. Молчи уж ты, жалкая развалина! Но вы берегитесь его. Такой тип даже на старости лет опасен для нашей сестры.

Мамаша Кураж (Иветте). Пойдем со мной. Мне надо товар сбыть, пока он еще в цене. Может, замолвишь за меня словечко в полку, у тебя ведь такие связи? (Кричит в фургон.) Катрин! Некогда нам в церковь, на базар надо! Если Эйлиф придет, дай ему выпить. (Уходит с Иветтой.)

Иветта (уходя). И подумать, что такое ничтожество могло меня когда-то сбить с пути истинного! Я должна благодарить свою счастливую звезду, что все-таки вышла в люди! Но хоть сейчас я тебе испортила дело! Это мне зачтется на небесах, Питер с трубочкой!

Священник. Итак, завершая нашу беседу, я сказал бы: бог правду видит... А вы пеняли на мою находчивость!

Повар. Просто неповезение! Я вам по правде скажу: я сильно изголодаться. Я ожидал здесь поесть что-нибудь горячее, а теперь они там обо мне говорят, и она получит мой совсем фальшивый портрет. Лучше я уходить, пока она не пришел.

Священник. И я полагаю, это будет лучше.

Повар. Ваше преподобие, должен вам сказать: от этот мирный время меня уже мутит. Человечество должно очиститься огнем и мечом, ибо люди грешники с малый лет. Хотел бы я опять своему фельдмаршалу - куда он деваться? зажарить жирный каплун с горчичной подливкой и морковкой!

Священник. С красной капустой. К каплуну полагается красная капуста.

Повар. Это есть правильно. Но фельдмаршал любить морковь.

Священник. Ни черта он не понимал.

Повар. Вы всегда уписывать это кушанье за две щеки.

Священник. С отвращением.

Повар. Как бы то ни было, вы согласиться со мной, что это был неплохой время.

Священник. С этим я, возможно, соглашусь.

Повар. Раз вы обозвать ее гиена, ваше хорошее время здесь тоже кончалось. На что вы так уставились?

Священник. Эйлиф!

Появляется связанный Эйлиф в сопровождении двух солдат с пиками. Он

бледен как мел.

Что с тобой случилось?

Эйлиф. Где мать?

Священник. В городе.

Эйлиф. Мне сказали, она здесь. Мне разрешили повидаться с матерью.

Повар (солдатам). Куда вы его вести?

Солдат. В последний путь.

Священник. Что он натворил?

Солдат. К мужикам вломился. Хозяйку прирезал.

Священник. Как ты мог это сделать?

Эйлиф. А чего я такое сделал? Первый раз, что ли?

Повар. Но ведь сейчас есть мир!

Эйлиф. Заткнись! Можно присесть, пока она придет?

Солдат. Некогда нам.

Священник. На войне его за это дело чествовали. Он был первым храбрецом. Полководец сажал его по правую руку. Нельзя ли поговорить с профосом?

Солдат. Не поможет. Какая тут храбрость - у мужика скотину отнять?

Повар. Это есть глупость!

Эйлиф. Был бы я глуп, я бы с голоду подох, умник ты вшивый!

Повар. А ты был умный, и твоя умная голова теперь долой!

Священник. Надо хоть Катрин сказать.

Эйлиф. Не тронь ее. Дай лучше мне водки глоток.

Солдат. Некогда тут! Пошли!

Священник. Что же нам передать твоей матери?

Эйлиф. Скажи, все делал, как учили. Скажи, все так же отличался. А то ничего не говори.

Солдаты уводят его.

Священник. Я провожу тебя в твой последний путь.

Эйлиф. Нужен ты мне, поп.

Священник. Ты этого не знаешь. (Идет за ним.)

Повар (кричит им вслед). Я ей все-таки сказать. Она захотеть с ним повидаться.

Священник. Лучше умолчите. Скажите, он заходил и, может, завтра зайдет. К тому времени я вернусь и сумею ее подготовить. (Спешит за солдатами.)

Повар (покачивая головой, глядит им вслед, затем, помявшись, подходит к фургону). Послушайте, выходите сюда. Я понимать, что вы от мирное время спрятались, я тоже не прочь. Это же я, повар фельдмаршала, неужели вы меня забывали? Интересно знать, нет ли у вас чего покушать? Пока ваша мать не вернулся. Я бы не отказывался от кусочек сала или даже хлеба. Так, от нечего делать. (Заглядывает в фургон.) С головой под одеяло!

Издали доносится канонада.

Мамаша Кураж (вбегает запыхавшись, с теми же свертками). Повар, мир уже кончился! Уже третий день снова война! Я, слава богу, ничего не успела продать, вовремя узнала. В городе перестрелка с лютеранами. Надо подобру-поздорову уезжать. Катрин, собирайся! Что это с вами? Стряслось что?

Повар. Нет, нет.

Мамаша Кураж. Нет, что-то было. По всему видать!

Повар. Да вот, опять война... Тут, боюсь, до завтрашний день крошки в рот не будет.

Мамаша Кураж. Бросьте врать, повар!

Повар. Эйлиф тут заходил. Только он сразу должен снова уходить.

Мамаша Кураж. Заходил, говорите? Ну вот, значит, в дороге увидимся. Я теперь к своим прибьюсь. Ну как мой старшенький?

Повар. Как всегда.

Мамаша Кураж. Да, уж его не переделаешь. Его у меня война не отнимет. Он парень умный... Помогите-ка собраться. (Начинает укладываться.) Что-нибудь рассказывал? Как он с начальством ладит? Опять, наверно, отличился?

Повар (мрачно). Говорил, так же отличился, как в тот раз.

Мамаша Кураж. Потом доскажете. Нам пора.

Катрин появляется.

Катрин, мир пока отставили. Едем дальше. (Повару.) Чего вы там?

Повар. Пойду завербоваться.

Мамаша Кураж. Я вам кое-что предложу. Где его преподобие?

Повар. В городе, с Эйлифом.

Мамаша Кураж. Поедем тогда пока с нами. Мне нужен помощник.

Повар. Вот эта историй с Иветтой...

Мамаша Кураж. Чего там, вы мне от этого не меньше нравитесь. Скорей наоборот. Где дым, там и огонь. Поехали, значит?

Повар. Я не говорил нет.

Мамаша Кураж. Вон Двенадцатый полк уже тронулся. Становитесь-ка в корень. Вот вам ломоть хлеба. Нам объезжать придется, хочу к лютеранам пристать. Может, еще нынче с Эйлифом повидаюсь. Он мне сейчас всех милей. А недолго мир простоял, верно? И снова все по старой колее пошло.

Катрин и повар впрягаются в лямки фургона.

Мамаша Кураж (поет).

Из Ульма в Мец, из Меца к чехам!

Вперед, Кураж, из края в край!

Война прокормит нас с успехом,

А ей свинца и пушек дай.

Одним свинцом сыта не будет,

Одних лишь пушек мало ей:

Войне всего нужнее люди,

Война погибнет без людей.

IX

Уже шестнадцать нет длится великая война за веру. Германия потеряла больше половины своего населения. Кто уцелел от резни, того уносит мор. В некогда цветущих краях свирепствует голод. Волки бродят по улицам сгоревших городов. Осенью 1634 года мы встречаем мамашу Кураж в горах Фихтель, неподалеку от тракта, по которому движутся шведские войска. Зима в этом году ранняя и суровая. Дела идут плохо, остается только побираться. Повар получает с

родины, из Утрехта, письмо, а у мамаши Кураж - отставку.

Фургон мамаши Кураж остановился возле полуразвалившегося пасторского дома. Хмурое утро начала зимы. Порывами налетает ветер. Мамаша Кураж и повар

одеты в рваные овчины.

Повар. Везде темно. Никто еще не вставать.

Мамаша Кураж. Тут пастор живет. Ему к заутрене пора. Похлебка небось уже на столе стынет.

Повар. Откуда? Вся деревня - одни угольки. Мы видеть.

Мамаша Кураж. Нет, тут жилым духом пахнет. Слыхал, собака лаяла?

Повар. Если он иметь, он не давать.

Мамаша Кураж. Может, споем...

Повар. Я сыт все это по горло. Я-получил письмо из Утрехт. Моя мать умер от холера. Трактир теперь мой. Вот письмо, если ты не верить. Так и быть, я тебе его показываю. Пускай тетка там ругается на мой шалопутство.

Мамаша Кураж (читает письмо). Питер, мне тоже скитаться надоело. Поглядишь на себя - словно ты собака у мясника: покупателям мясо развозит, а у самой только слюни текут. Товар у меня - одни слезы, и у людей - одни слезы: чем им платить? В Саксонии оборванец один мне целую кучу пергамента хотел всучить за пару яиц. А в Вюртемберге за мешочек соли плуг отдавали. На что теперь пахать? Ничего не растет, один бурьян везде. В Померании, говорят, мужики детей малых поели. Монахини там - в грабеже попались.

Повар. Весь мир вымирать.

Мамаша Кураж. Мне уж и так порой мерещится, будто я в преисподнюю заехала, смолой торгую... А другой раз - будто по райскому саду еду, отпускаю неприкаянным душам провиант на дорогу. Кабы мне с остатними ребятами своими местечко такое найти, чтобы не стреляли кругом... Хотелось бы годок-другой на покое пожить.

Повар. Мы бы в трактире дело наладили. Решай, Анна. Я нынешнюю ночь уже решал: с тобой или без тебя - возвращаться в Утрехт сего же дня.

Мамаша Кураж. Надо с Катрин потолковать. Так сразу не с руки. Натощак да в холод плохо я что-то соображаю. Катрин!

Катрин вылезает из фургона.

Слышь-ка, мы с поваром в Утрехт собираемся. Ему там трактир в наследство достался. И тебе бы там хорошо было, знакомство бы завела. Когда человек на хорошем месте сидит, он всякому приглянется. Не в красоте счастье! Я, по правде сказать, думаю согласиться. Мы с поваром ладим. Врать не стану, он в торговле соображает. Каждый день обед варили бы. Хорошо бы, верно? Тебе кровать поставим. Рада будешь, а? Нельзя же век бродяжничать. Ты у меня так совсем зачахнешь, и то уж завшивела. Надо сейчас решать, потому шведы на север идут. Мы к ним пристать можем, они где-то тут неподалеку. (Показывает налево.) По-моему, надо нам соглашаться, Катрин?