Ричард Райт - Черный Страница 12

Прошло какое-то время, и мать объявила, что мы снова уезжаем, возвращаемся в Уэст-Элену. Она устала от религиозных обрядов, которые так строго соблюдались в бабушкином доме: пять раз в день, а то и больше, семья собиралась на молитву, никакого послабления здесь бабушка не допускала; она требовала, чтобы все ложились спать с заходом солнца и вставали с рассветом, до одурения читали вслух Библию; каждый раз, сев за стол, нужно было непременно возблагодарить господа, субботу она считала священным днем отдохновения, и никто в ее доме не смел в этот день работать. А в Уэст-Элене мы сами будем хозяева в своем доме - после того, как бабушка столько месяцев подряд пеклась о спасении наших душ, эта перспектива нас очень привлекала. Конечно, я был рад путешествию. Мы снова сложили вещи, простились с родными, сели в поезд, и он привез нас обратно в Уэст-Элену.

Жилье мы сняли в домишке возле сточной канавы, в нем было всего две квартиры. Крысы, кошки, собаки, гадалки, калеки, слепые, проститутки, торговцы, сборщики квартирной платы, дети - всем этим буквально кишел наш квартал. Против нашего дома находилось огромное депо, где мыли и ремонтировали паровозы. Здесь день и ночь шипел стравливаемый пар, гулко клацала сталь, звонил колокол. Все заволакивали клубы дыма, сажа летела в дом, попадала на простыни, в еду; воздух был пропитан запахом мазута.

Босые, с непокрытой головой, мы часами простаивали с братишкой в толпе таких же, как мы, соседских ребятишек-негров, наблюдая, как рабочие залезают в огромную черную топку паровоза, поднимаются на крышу, копошатся под колесами. Когда никто не видел, мы забирались в будку машиниста, кое-как дотягивались до окошка и глядели вдаль, представляя себе, что мы уже выросли и стали машинистами, и вот сейчас ведем огромный состав, ночь, гроза, а нам надо во что бы то ни стало доставить пассажиров домой целыми и невредимыми.

- Ту-ту-ту-у-у-у! - гудели мы.

- Динь-дон! Динь-дон! Динь-дон!

- Пых-пых-пых! Пых-пых-пых!

Но самое большое удовольствие доставляла нам сточная канава: мы извлекали из нее разбитые бутылки, консервные банки с множеством крошечных рачков, ржавые ложки, какие-то железки, стертые до основания зубные щетки, дохлых кошек и собак, даже мелкие монетки. Из деревянных коробок из-под сигар мы мастерили кораблики, приделывали к ним колеса, привязывали веревку и пускали по воде. И чуть не каждый вечер отцы наших приятелей выходили к нам, снимали башмаки и сами принимались мастерить кораблики и пускать по воде.

Мать и тетя Мэгги нанялись к белым стряпать, и, пока они работали, мы с братишкой могли бродить где нам вздумается. Уходя, они оставляли нам по десять центов на завтрак, и все утро мы строили планы и мечтали, что же мы на них купим. Часов в десять-одиннадцать мы отправлялись в бакалейную лавку на углу - хозяин ее был еврей - и покупали на пять центов имбирного печенья и бутылку кока-колы, именно так, по нашим представлениям, следовало завтракать.

Я раньше никогда не видел евреев, и владелец бакалейной лавчонки на углу страшно интересовал меня. Мне до сих пор не доводилось слышать иностранную речь, и я подолгу торчал у двери, ловя странные звуки, которые доносились оттуда. Все негры в округе ненавидели евреев - не потому, что евреи нас эксплуатировали, а потому, что и дома, и в воскресной школе нам без конца вдалбливали, что "жиды распяли Христа". Нас натравливали на евреев, и мы издевались над ними как умели; мы, нищие, полуголодные, неграмотные негры, жертвы расовых предрассудков, дразнили их со злорадным ликованием.

Дразнилок мы знали множество - дурацких, похабных, злых. Мы были уверены, что имеем полное право дразнить евреев, а родители не только нас не останавливали, но даже поощряли. В нас с детства воспитывали вражду и недоверие к евреям, и это был не просто расовый предрассудок, это была часть нашего культурного наследия.

Однажды вечером мы с ребятами играли на улице, болтали, смеялись. На крыльцо к нашим соседям поднялся негр в комбинезоне.

- Ведь сегодня суббота, - сказала мне одна из девчонок.

- Ну и что? - спросил я.

- Сегодня там будут грести денежки лопатой. - И она кивнула на дверь, за которой скрылся мужчина в комбинезоне.

- Как это?

На крыльцо вошел еще один негр.

- Ты что же, не знаешь? - недоверчиво спросила девочка.

- А что я должен знать?

- Что там продают.

- Где?

- Да там, куда вошли мужчины, - пояснила она.

- Никто там ничего не продает, - возразил я.

- Ты что, разыгрываешь меня? - искренне удивилась девочка.

- Нет, не разыгрываю. А что там продают? Скажи!

- Сам не хуже меня знаешь, - сказала она с двусмысленной улыбкой.

- Да ничего там не продают, - стоял на своем я.

- Эх ты, младенец! - И она презрительно махнула на меня своей чумазой ручонкой.

Я был озадачен. Как же так, в доме, где я живу, происходит что-то интересное, а я ничего не знаю? Мне-то казалось, что я всюду в округе успел сунуть свой нос, - и вот тебе на! Нет, так дело не пойдет, раз у соседей что-то продают, я обязательно дознаюсь - что.

Дом, в котором мы жили, был одноэтажный, на двух хозяев; сначала в нем жила одна семья, потом сделали две квартиры, но между ними остались двери. Двери были наглухо заколочены. Соседи за стеной жили тихие, приходили и уходили мужчины, но ничего особенного я в этом не видел. Зато теперь, после намеков соседской девчонки, мне во что бы то ни стало захотелось узнать, что же там такое творится. Я вошел в дом, запер дверь и, прижавшись ухом к тонкой стене, которая разделяла наши квартиры, стал слушать. Я уловил слабый шум, но что шумело, разобрать не мог. Прижал ухо к запертой двери - здесь звуки были громче, но все равно непонятно, что это такое.

Стараясь не шуметь, я принес стул, поставил на сиденье ящик, забрался на него и заглянул в щель между дверью и притолокой. В полутьме комнаты на постели лежали голый мужчина и голая женщина. Я потерял равновесие и сверзился на пол. "Интересно, слышали они меня там, за дверью, или нет?" думал я, притаившись, как мышь. Все вроде было тихо, и любопытство снова начало одолевать меня. Но едва я успел взгромоздиться на ящик, как в окно за моей спиной кто-то забарабанил, я обернулся и увидел хозяйку из соседней квартиры. Сердце у меня екнуло, я кубарем скатился вниз. Черное лицо нашей хозяйки было прижато к стеклу, губы энергично шевелились, глаза злобно горели. Что делать? Бежать на улицу? Страшно. Остаться дома? Тоже страшно. Эх, зря я шторы не опустил! Наверное, я бог знает что натворил, недаром хозяйка в таком бешенстве. Ее лицо отлепилось от стекла, и через минуту заколотили в дверь.

- Открывай, слышишь!

Я затрясся, но ничего не ответил.

- Открывай дверь, а то я ее выломаю!

- Мамы дома нет, - пролепетал я.

- Это мой дом, открой дверь сейчас же!

Ее голос был слишком страшен, я сдался и отпер дверь. Она бурей ворвалась в коридор и вдруг остановилась как вкопанная перед нелепым сооружением, которое я воздвиг, чтобы подглядывать в ее квартиру. Не сообразил я, надо было сначала его разобрать, а уж потом отпирать ей дверь!

- Это что такое? - спросила она.

Я не знал, что отвечать.

- Ты испугал моих клиентов, - сказала она.

- Клиентов? - ничего не понимая, пролепетал я.

- Ах ты сопляк! - взвилась она. - Вот выдеру тебя, узнаешь!

- Не выдерете!

- Выселю вас, ищите себе другую квартиру! - не унималась она. - Мне надо на жизнь зарабатывать, сегодня суббота, а из-за тебя все пошло к черту!

- Я... я просто хотел посмотреть...

- Посмотреть? - Она вдруг улыбнулась, слегка смягчившись. - А ты приходи ко мне как все, раздобудь двадцать пять центов и приходи.

- Нужна мне ваша вонючая квартира! - возмутился я со всем пылом своих девяти лет.

- Ах ты дерьмо собачье, - заявила она, решив, что в клиенты я не гожусь. - Чтобы сегодня же духу вашего здесь не было!

Когда вечером домой вернулись мать и тетя Мэгги, разыгрался ужасный скандал. Женщины кричали, стоя каждая на своем крыльце, слышно их было, наверно, за несколько улиц. Соседи с интересом слушали. Дети стояли вокруг, разинув рты. Страсти разгорелись из-за того, что хозяйка требовала отодрать меня, а мать - в кои-то веки! - отказывалась.

- Какими делами вы в своем доме занимаетесь, как вам не стыдно! кричала мать.

- Дом мой, черт вас всех побери, что хочу, то в нем и делаю! - кричала хозяйка.

- Да если бы я знала, чем вы тут занимаетесь, разве бы я здесь поселилась? - кричала мать.

- Ишь ты, какая благородная! Да как ты смеешь так со мной разговаривать, сука? - вопила хозяйка.

- Уж если вы такими делами занимаетесь, чего ждать от детей? - кричала мать.

- Думаешь, твои ублюдки лучше? - вопила хозяйка.

- Вы самая последняя шлюха! - кинулась в атаку тетя Мэгги.

- Я последняя, а ты какая - первая? - орала хозяйка.

- Не смейте оскорблять мою сестру! - оборвала ее мать.

- Ах вы черномазые выродки, забирайте свое поганое тряпье и выметайтесь! - приказала хозяйка.