Мор Йокаи - Венгерский набоб Страница 13

Маркиз - мужчина тучный, грузный, нельзя и ожидать от него особого проворства, легкости в движениях. И, однако, истории свои умеет он сопроводить такой лукавой мимикой, такой живой жестикуляцией! Без них потеряли бы они всякий интерес, и кто пытается потом их воспроизвести, терпит обычно полнейшее фиаско.

В балконную прибываем мы с графом Рудольфом и его друзьями в тот самый момент, когда история близка уже к кульминации. Знакомый со всеми Рудольф представляет своих товарищей, и после краткого обмена приветствиями рассказ продолжается.

- Но и после всех неудач и провалов Сен-Мишель наш не унывает. Не подвинув дела даже настолько, чтобы на глаза попасться малютке Петипа, хотя оно, впрочем, немного и сулит: куда уж нам с ним, этаким Адонисам (о, эта удобная форма злоречия: "нам с ним"!), - наследства же пишась еще до рождения, а на жалованье и на миртовый букетик не очень раскошелишься, но кое в чем богом отнюдь не обиженный, здесь-то есть у него кое-что, на голову нянька его не уронила, - какой же он ход, как вы думаете, все-таки измыслил, дабы возле козочки своей резвоногой очутиться, ежечасно с нею беседовать, денно и нощно, так сказать, быть при ней?

- Ого! Не много ли захотел? - вскричал при слове "нощно" князь Иван рослый, с военной выправкой господин: тот самый вельможа из северной державы, о котором заходила уже однажды речь.

- Ну?.. Сто луидоров тому, кто отгадает!

- Бери себе и говори! - отозвался лорд Бэрлингтон, эксцентричный молодой англичанин, который спиной к остальной компании верхом сидел на стуле, вытянув свои длинные до неправдоподобия ноги.

- Его лордство получше моих остроты отпускает, - рассмеялся маркиз. Знает, что сотнями золотые у меня не водятся! Так вот, милый наш Сен-Мишель... лакеем нанялся к красотке-балерине.

- Ох! Ах! - раздались восклицания.

- Дуплетом ударил, значит, - констатировал лорд, сидя задом наперед. Теперь и служаночками может поживиться.

- Fi donc! - возвысил кто-то и без того пронзительный, тонкий голос: граф Везекери из венгерских светских львов, долговязый юнец с детски пухлым лицом, который стоял, прислонясь с безвольным изяществом к балюстраде и руки свесив за нее. - Fi donc, перестаньте, вы просто фраппируете [поражаете (от франц. frapper)] меня. Что за скабрезности в нашем кругу!

- Нюхательной соли нет ли у кого? Графу, кажется, дурно! - воскликнул Дебри с иронией.

- Дальше, дальше, продолжайте, - поторопили другие.

- Так молодец-то лакеем стал у Петипа? - рассмеялся князь Иван. - Вот кто мне, значит, дверцу намедни отворял, когда я из кареты выходил, а я еще рубль сунул ему!

- И кто чаем залил мне весь редингот, - вставил лорд, - а я ему за это пощечину влепил.

- Ах, ах, - деликатно ужаснулся и впечатлительный мадьярский граф, - а я-то ей через него любовные записочки передавал...

- Ну, их он наверняка все в камин побросал! - засмеялся Дебри. - Но дайте же сказать, что дальше было, в чем самый-то смак.

- Тише! Слушайте!

- Так вот, отправляется крошка Петипа в один прекрасный день на рандеву в Булонский лес, - премиленькая там вилла у нее от щедрот господних...

- И моих, - пробормотал князь Иван.

- Дарующий да не попрекнет, - молвил маркиз назидательно. - Итак, малютка-плясунья спешит в предвкушении любовной идиллии взять наемную карету и, конечно, лакея своего.

- Кого? Сен-Мишеля?

- Именно; увидеться же ей предстояло с неким бравым генералом, к коему милейшая эта дамочка неравнодушна, по-моему.

- Дебри! Не клевещи! - перебил с шутливой укоризной примкнувший к слушателям Рудольф.

- Ах, из ума вон, что и ваше сиятельство здесь, поостерегся бы иначе в выражениях. Но женщинам славный этот генерал все-таки очень нравится, - у меня, по крайней мере, уже нескольких отбил.

- О себе помолчи; о тебе мы после твоего ухода сами поговорим.

- Ну, не будем удаляться от предмета. Генерал является, малютка Петипа столик на два куверта велит вынести в беседку из роз. Все как в буколические Овидиевы времена: и благоуханные розы, и журчащий ручеек, и двое любящих сердец; шампанского вот только античные пастухи не употребляли да лакеев незадачливых не держали, которые им тем временем бутылки откупоривали. Ну вот, угощаются, значит, наши Филис и Демофон [дочь фракийского короля и один из сыновей Тезея, легендарные древнегреческие влюбленные] за столиком, а злополучному лакею ничего не остается, как у хозяйки за стулом торчать с тарелкой под мышкой и генерала, благо тот как раз напротив, глазами есть. Поглядел, поглядел, да так и обмер: перед ним его собственный дядюшка сидит.

- Ха-ха-ха, одно другого лучше.

- Сохрани он присутствие духа, до того, может, не довел бы, что и дядя его узнал. Тем более что слуг так уж пристально не разглядывают, по крайней мере, мужеского пола. Но бедный парень растерялся и начал делать все невпопад: ложку просят, он ножик подаст, мороженое вилкой стал накладывать, а под конец пробкой от шампанского генералу прямо в глаз угодил. Тогда уже и тот уставился на него; смотрит, смотрит - и: "Que diable, это же племянничек мой, Сен-Мишель!" А наш бедолага сервиз китайского фарфора грох с перепугу прямо на пол. Малютка Петипа просто обхохоталась, бух со стула навзничь, и застежки все у нее здесь, на кофточке, полопались.

- Ах, ах, пикантно.

- Но без скандала обошлось. Даму подняли; генерал, господин благодушный, сейчас Сен-Мишеля тоже за стол, прибор ему; и вместе до поздней ночи пировали в ознаменование радостной встречи.

- А потом? - спросил лорд.

- Вот это да: его лордство желает, чтобы анекдот кончался, как романы Вальтера Скотта! Кто сколько прожил да от чего помер.

- Но что после случилось с Сен-Мишелем?

- В тот вечер - ничего. Бывают же дяди порядочнее своих племянников. А со временем, после всяких таких историй, кто знает, может, и ловелас получится из него.

- Ах, какая безвкусица, - развздыхался тонко чувствующий скифский граф и, вытянув часы из кармана, так близко поднес к глазам, что, не будь стекла, стрелками бы их выколол. - Уже пять минут первого, я опаздываю.

С этими словами он поискал шляпу, оглядел ее, сощурясь, снаружи и изнутри слабыми своими глазами - та ли, и столь же неуверенно надел, словно сомневаясь, его ли это голова.

- Куда это он опаздывает? - поинтересовался кто-то из оставшихся.

- В "bain cosmetique de lait" ["Косметическая молочная баня" (франц.)], - отозвался Дебри не без ехидства.

- Вы шутите? - удивился Иштван. - Не купается же он, как женщина, в молоке?

- Вот именно: молоко смягчает кожу и изощряет ощущения. Одно время он исключительно в мясном бульоне купался для утончения нервной системы и успел уже утончить ее настолько, что на "Моисее" Россини всякий раз в обморок валится в патетических местах наравне с дамами.

- "О, в шкуре барсовой Арпад..." [цитата из патриотической поэмы М.Верешмарти "Бегство Задана", где, как бы в укор изнеженным современникам, воспевались доблести древних венгров во главе с их мужественным предводителем Арпадом] - с глубоким вздохом проскандировал Миклош рокочущим своим басом.

Гости между тем приходили, уходили, - общество на балконе непрерывно обновлялось, и остающиеся злословили о только что ушедших. Так уж оно принято.

Прежде других отбыл северный князь. Дебри тотчас и про него выложил забавную историю.

- На днях встречает перед российским посольством казака - тот как раз с коня слезал. Казак ему: "Ну-ка, мужик (у казаков все мужики, кто пеший или без ружья), - ну-ка, ты, говорит, иди коня подержи, пока я вернусь", - и бросает поводья. Князь послушно берет, а казак - в подъезд. Посольские увидели это из окон и в ужасе все навстречу ему по лестнице: "Побойся бога, что ты делаешь! Его сиятельство заставляешь лошадь свою держать!" Тот, сердешный, чуть со страху не помер, хлоп перед князем на колени, не губите, мол, лучше уж сто плетей. А князь Иван два золотых вынул - и ему: "На, голубчик, не бойся и вперед держись таким же молодцом!"

Кто нашел это смешным, кто - достойным восхищения. Лорд заявил, что это одно оригинальничанье, опрокинул стул, перешагнул через колени троих впереди сидящих и, заложив руки назад, в карманы фрака, отыскал глазами на столике свою шляпу, ткнул в нее голову и удалился.

- Вот, пожалуйте, уже и обиделся. Благородный лорд полагает, что оригинальничать - его исключительная привилегия. Слышали о последней его выходке, гастроли в театре Гаете? - обратился Дебри к Рудольфу и, не дожидаясь ответа, продолжал: - Вот уж забавно так забавно. Вы видели там, конечно, "Прекрасную молочницу" - премиленький тот водевильчик, который недавно фурор такой произвел. Там трогательная очень роль у медведя: его охотник преследует и убивает после долгого единоборства. Медведь растягивается на сцене, а победитель садится прямо на тушу и исполняет веселые куплеты, - их сейчас все гамены [уличные мальчишки (франц.)] распевают. Так вот, этот взбалмошный лорд уговаривает директора Гаете позволить выступить за медведя ему. Тот соглашается. Лорда зашнуровывают в шкуру, он рычит, бродит вперевалку на четвереньках, головой мотает: бесподобно. Выходит охотник. Медведь - на дыбы; тот - на него. Лорд хвать его медвежьей своей лапой по руке: охотник нож и выронил. Тут они схватились, но медвежатник - ну никак не одолеет. Топтались, топтались; наконец охотник споткнулся, медведь подмял его и, сидя на нем, сам спел те куплеты под невообразимый хохот публики. Ну что, хороша история?