Александр Соболев - Ефим Сегал, контуженый сержант Страница 14

Но приземистый бригадир поднял руку, зычно опять пробасил:

-    У меня есть вопрос к новому мастеру... Ты из какой нации будешь?

Смена в сорок глаз уставилась на Ефима.

-    Я - еврей, - спокойно ответил он.

-    Еврей?! - недоуменно повторил Лапшин.

-    Еврей? - не поверил еще кто-то.

-    А я слыхал, что евреи из кривых ружей по немцам стреляли и то из Ташкента, - с издевкой заметил Лапшин.

Смена грохнула смехом.

-    Ну, ну, в чем дело, товарищи? — опасаясь еще какой-нибудь выходки Лапшина, повысил голос Мальков.

-    Вроде не верится: фронтовик, награжденный, а еврей... Чудно! - пожал плечами Лапшин. - Правда, братва?

-    Правда!

-    У меня к товарищу еврею вопрос, - пробаритонил парень лет двадцати пяти, с худым вороватым лицом. - Воевал ты, наверно, как положено, факт на груди, а в литейном деле смыслишь чего?

Смена выжидающе смотрела на Ефима. «Правду сказать, - прикинул он, - рискованно...». Ответил уклончиво:

- В литейном деле я, понятно, не Бог, но постараюсь быть на уровне.

Рабочие переглянулись. Ответ не очень понятен. Но, явно желая сократить процедуру знакомства и поскорее уйти домой, наперебой закричали:

- Ладно! Больше вопросов нет! Закругляйся!..

Беседу многозначительно заключил Лапшин, обращаясь к бригаде:

-    На уровне так на уровне! Айда, братва, по хазам! Наше вам с кисточкой, товарищ фронтовичок! До завтра!

Не дожидаясь разрешения, подталкивая друг друга, все повалили из красного уголка.

-    Видите? - не то спросил, не то пожаловался Мальков.

    * * *

    На первую смену Ефим пришел минут за тридцать, осмотреться. Иван Иванович был уже в цехе,

-    Пораньше прибыли? Это хорошо, - похвалил Мальков, - а вот ваш сменщик, Гаврила Зотович Дубков, - представил он пожилого человека. Тот улыбнулся скупо, с откровенным участием поглядел на новичка.

-    Ну-ну, парень, успеха тебе... А меня, хоть озолоти, не взял бы эту смену - народец еще тот!

-    Зря пугаете, Гаврила Зотыч, - сказал Мальков укоризненно.

-    Я не пугаю. Говорю, как есть, - проворчал Дубков.

Мальков подвел Ефима к широкому стеллажу, на котором высилась аккуратная горка небольших цилиндрических деталей.

-    Ровно сто, - быстро сосчитал Мальков - план есть. А ваша смена, то есть еще не совсем ваша... просто беда!

-    В чем же, собственно, загвоздка, Иван Иванович? -уэке не в цервый раз спрашивал Ефим. Но, как и прежде,

Мальков беспомощно разводил руками:

-    Скорее всего, в бригаде Лапшина. Даже наверняка... Тянет время да и только, не могу, говорит, быстрее.

... В конторку сменного мастера по одному, по двое входили заступающие на смену рабочие. Ефим сидел за самодельным столиком, держа перед собой списочный состав смены. У каждого входящего он спрашивал фамилию, вглядывался в лица, стараясь сразу их запомнить. Последними, почти впритык к началу работы, явились Лапшин и тот худощавый парень. Они ни с кем не поздоровались, а на Ефима даже не глянули. Он подозвал бригадира.

-    Здравствуйте, товарищ Лапшин. Как вас величать?

-    Меня Дроздом, а его - Соловьем, - нагло отрубил Лапшин, и оба расхохотались. - Агитировать хочешь?

-    Воздержусь, - спокойно ответил Ефим. - Певчие птицы - дело хорошее, но цех - не лес и не кустарник. Да и что вы за птицы? - спросил двусмысленно.

-    Мы? Обыкновенные, залетные, - вызывающе парировал Лапшин, и оба опять закатились смехом.

-    Залетные так залетные... И все-таки, товарищ Лапшин, как вас зовут?

-    Серега, - отрезал Лапшин, - в тюряге кликали Дроздом.

-    А я, - кривлялся худощавый, - Левка Жарков, по кличке Соловей. Все?

-    Все, - невозмутимо согласился Ефим, - приступайте, товарищи, к работе, время. - Те вышли, - Та-ак, - подытожил он, - по списку в смене двадцать человек: двенадцать мужчин и восемь женщин. Мужчины все на месте. А двух женщин не хватает. Значит, какие-то операции некому выполнять. Как быть? — спросил у Малькова.

-    Поставим, как всегда, распределителя работ и подсобного рабочего. Дело нехитрое, справятся.

Ефим подумал.

-    Нет, Иван Иванович, подсобный и без того загружен. Одну операцию попробую осилить сам, а на другую можно и распреда.

-    Что ж, толково. Идемте, покажу вам, что надо делать.

В этот день Ефим выполнял операцию «забортовка вкладышей». Лапшин не раз искоса на него поглядывал, а в конце смены, при всех, язвительно осведомился:

-    Выпендриваешься? Вкалываешь заместо работяги, дырку затыкаешь? А кто же нас погонять будет?

Смена выжидательно молчала. Ефим принял вызов.

-    Во-первых, товарищ Лапшин, - ответил он подчеркнуто серьезно, - попрошу вас, и это относится ко всем, обращаться ко мне на «вы», хотя я моложе многих, в том числе и вас, Сергей Назарович.

Левка Жарков прыснул, Лапшин посмотрел на Ефима недоверчиво - не смеется ли?

-    Спасибочки, мастер, что напомнил, то есть напомнили, что я Назарович, - притворно запричитал он, - сроду меня так не величали!

. В последних словах, против воли Лапшина, прозвучала обида, Ефим это почувствовал.

-    Жаль, - сказал он - вы давно не мальчик... Во-вторых, прошу учесть, погонять я никого здесь не намерен. Вас совесть должна подгонять: идет война. Без совести человек - не человек, так - двуногое, ошибка Господа Бога в человеческом обличье.

Лапшин слушал нахмурившись. Но Ефиму показалось, а может быть, он этого хотел, как что-то, глубоко и непробудно, десятилетиями спавшее в тюремном детище, на секунду-другую просыпается и снова погружается в сон.

-    Пошли, Дрозд, - Жарков дернул Лапшина за рукав. Тот машинально двинулся к выходу.

Вскоре после этого в конторку заглянул Мальков.

-    Вы, наверно, очень устали с непривычки, Ефим Моисеевич, намахались молотком? Спасибо вам... Не хотел вас огорчать, да и при чем здесь вы... смена опять не додала двадцать вкладышей, уж как повелось... Идите отдыхать до завтра.

За первым нелегким для Ефима днем последовали такие же трудные дни и недели... Смена почти постоянно работала не в полном составе, и Ефим, как правило, заменял отсутствующих литейщиков на разных операциях. Лапшин больше не «тыкал» ему, не упрекал в «выпендривании», однако ни уважения, ни внимания не выказывал. А Ефим незаметно, но пристально присматривался к нему. Смена работала явно замедленно и, главным образом, потому, что бригадир, от которого зависел конечный результат, как успел установить Ефим, заметно притормаживал, действовал ни шатко, ни валко. Бригадир - заливщик. Чем больше сформует деталей, тем быстрее будет поворачиваться и все рабочее колесо смены. А он не торопится. «Зачем ему это надо? Что он выгадывает?» - Ефим не понимал.

В первый же день он заметил: бригадир прихрамывает. Но в остальном - здоровяк, крепыш, мог бы куда проворнее шевелиться. Мог бы, если бы захотел. Вот как заставить его захотеть?

-    Сколько раз и я, и начальник цеха пытались, как говорится, и кнутом, и пряником его переломить, - сетовал Мальков, - все зря. Дружки за него горой. И в заработке они не нуждаются, вот в чем загвоздка! Деньги добывают где-то на стороне, воруют или спекулируют, не знаю. А женщины и рады бы заработать, да боятся Лапшина, молчат... Снять его с заливки? Заменить некем. Такие дела, - невесело заключил старший мастер.

* * *

Месячный план смена Сегала снова завалила. Все оставалось по-прежнему, никакого просвета. Ефим еще больше осунулся. Его не столько изнуряла работа - непривычная и тяжелая, сколько бессилие перед упрямым замкнутым Лапшиным. Были еще кое-какие неприятные мелочи: цеховой кладовщик показался ему нечистым на руку.

-    Где я вам возьму спецовки и мыло? - отмахивался тот от рабочих. — Война! Все посылают на фронт.

Ему верили - было похоже на правду. Ефим засомневался, что-то темнил кладовщик: быть не может того, чтоб даже литейщикам не выделяли мыло, хотя бы неполную норму. И спецовки до дыр поизносились.

-    Куда вы деваете мыло, спецжиры и спецодежду, положенные литейщикам? - спросил он сразу, войдя в кладовую.

Кладовщик, детина лет сорока, на минуту растерялся, но быстро собрался и, дыхнув на Ефима сивушным смрадом, нагло объявил:

-    На складе нет, не пужай! Я не из пужливых, не таких видал!

-    Я вас не пугаю, а требую ответа. Кстати, почему вы пьяны на работе?

-    Я?! Пьян?! Да я хоть по нитке пройдусь, не качнусь.

«Верно, - подумал Ефим, - такому буйволу четверть надо вылакать, чтобы закачаться. А почему он не на фронте?»

-    Вы были на войне? - спросил он.

-    На какой войне? - вытаращил глаза кладовщик. - Ты про мылу или про войну?

-    Про то и другое.

-    Так я вам растолковал, - он уже на «вы» обращался к Ефиму, - мыла, жиров и спецовок три месяца не получал... На войне не был, броня.

-    Бронь? - громко переспросил Ефим.