Роже Гар - Жан Баруа Страница 14

Преданный Вам и любящий Вас

Герман Шерц".

ЦЕПЬ

Женитьба опасна лишь для человека, у которого есть убеждения.

Герцог {Прим. стр. 70}.

I

"Господину аббату Шерцу, преподавателю биологической химии Католического института, Берн (Швейцария).

Дорогой друг,

Вы тысячу раз правы, упрекая меня за долгое молчание. Ваше письмо вместе с тем свидетельствует о том, что Ваша привязанность ко мне не уменьшилась, а это для меня важнее всего.

Благодарю Вас прежде всего за внимание, которое Вы проявляете к здоровью моей жены. Вот уже два года оно служит для меня источником тревоги. Болезнь повлекла за собой такие осложнения, о которых я и не помышлял, когда писал Вам об этом. Она вызвала всевозможные нарушения. Вот уже полтора года жена непрерывно лечится, а состояние ее остается настолько серьезным, что, очевидно, нам навсегда придется отказаться от надежды иметь детей.

Это тяжкое испытание причиняет ей жестокие душевные муки.

Однако не семейные обстоятельства были причиной того, что я так редко писал Вам. Не раз я пытался взяться за перо, но не делал этого, так как чувствовал себя настолько далеким от общих нам когда-то религиозных убеждений, что не знал, как Вам об этом сообщить. И все же я обязан это сделать; ведь мы, надеюсь, сохраним нашу дружбу, несмотря на расхождения во взглядах.

Моя вера прошла три важных этапа.

Мне было пятнадцать лет, когда я впервые почувствовал, что не все ясно в этой основанной на откровении религии, когда я понял, что сомнение - это не греховная мысль, от которой просто отмахнуться, что оно неотступно и настойчиво, повелительно, как сама истина, как острие, направленное в сердце религии и заставляющее его истекать кровью.

Мне было двадцать лет, когда я познакомился с Baми и в отчаянии ухватился за Ваше примирительное истолкование католицизма. Вы, конечно, не забыли, дорогой друг, с какой надеждой я ухватился за жердь, которую Вы протянули мне, словно утопающему? Благодаря Вам я прожил несколько поистине спокойных лет. Поначалу моя женитьба лишь укрепила то, что сделали Вы; наблюдая непоколебимую веру своей жены, я, естественно, проникался уважением к любым проявлениям религиозного чувства; Ваше символистическое истолкование догматов открывало путь к компромиссу, который был для меня необходим: как иначе мог бы я примириться с ортодоксальностью, против которой мой разум то и дело восставал.

Но спокойствие это было только внешним. Во мне исподволь нарастал неосознанный дух протеста.

Что заставило меня вновь поставить все под сомнение? Я и сам не вполне это понимаю.

Избранная нами позиция не могла быть твердой. Символистическое истолкование - слишком непрочная опора; останавливаться на этом нельзя. Отбрасывая все, что более не удовлетворяет требованиям современной мысли, мы быстро разрушаем до основания здание католицизма. В тот день, когда мы решаемся отказаться от буквального понимания догматов, - а как не прийти к такому решению, если допустить, что не размышлять невозможно, - мы неизбежно узакониваем любые толкования, свободный анализ, свободомыслие в самом широком смысле слова.

Вы, без сомнения, это почувствовали, так же как и я. Я не могу поверить, что Вы все еще сохраняете душевный покой, опираясь на столь шаткое основание. Это - всего лишь словесная игра, лазейка... Связь, которую Вы установили между прошлым и настоящим, была слишком ненадежна! Как можно останавливаться на полпути к освобождению? Стремление сохранить католическую религию во имя ее нравственного значения и влияния на некоторые слои населения - дело собирателя фольклора, а не верующего! Я не отрицаю исторической роли христианства, однако пора честно признать, что извлечь из его догматов что-либо живое уже невозможно, по крайней мере для тех, чье суждение остается свободным.

Вот почему я скоро обнаружил, что внушенная мне еще в детстве вера, атрибуты которой я так долго считал необходимыми, постепенно стала для меня чуждой. В результате Вашего благотворного влияния на мое нравственное развитие я пришел к окончательному отрицанию религии, не испытав при этом душевных мук. Я обязан Вам тем, что наконец-то могу бесстрастно взирать на эти мертвые догматы, в которые когда-то вкладывал всю душу!

Я должен упомянуть также и о влиянии, которое моя педагогическая деятельность в коллеже Венцеслава оказала - хотя и косвенно - на пересмотр моих религиозных воззрений. Это может показаться парадоксальным, ибо во главе коллежа стоят служители церкви; но здешние преподаватели имеют университетское образование, обучение носит сравнительно свободный характер; мои лекции, например, не подвергаются никакому контролю.

Я добивался этой кафедры, не отдавая себе достаточно ясного отчета, какие трудности меня ожидают. У меня совсем не было опыта выступать перед аудиторией. Но с первых же лекций я почувствовал, как напряжено внимание моих учеников, а это - признак, который не обманывает...

Я преподаю уже второй год, а их любознательность не ослабевает. Я посвящаю им все свое время, я отдаю им - могу это смело сказать - лучшее, что есть во мне. Все, что я черпаю из своих ежедневных занятий наукой, из своих размышлений, я вкладываю в свои лекции. Я хочу, чтобы мои слушатели получили от краткого общения со мной нечто большее, чем знание определенных научных положений; я мечтаю возвысить их нравственно, развить их индивидуальность, оставить неизгладимый след в их душах, которые так легко поддаются влиянию; и я надеюсь достичь результатов, достойных моих усилий.

Так что преподавание не является для меня тем, чем Вы его, по-видимому, считаете, ибо спрашиваете, оставляет ли оно мне достаточно свободного времени для других занятий. Чтение лекций для меня не служебная обязанность: это - моя радость, смысл моей жизни, утешение во всех невзгодах. (И хотя я не пишу о том, какую рану мое духовное освобождение нанесло нашему семейному благополучию, вы легко догадаетесь, что я не избавлен от неприятностей такого рода.)

Такова моя жизнь, дорогой друг. А как живете Вы? Надеюсь, я не огорчил Вас, познакомив с моим нынешним образом мыслей.

К тому же я всего-навсего осуществил на практике совет апостола Луки, который Вам хорошо известен:

"И никто не вливает молодого вина в мехи ветхие; а иначе молодое вино прорвет мехи..."

"Но молодое вино должно вливать в мехи новые; тогда сбережется и то и другое".

Крепко жму Вашу руку.

Жан Баруа".

"Господину Жану Баруа, преподавателю естественных наук в коллеже Венцеслава, Париж.

Дорогой друг!

Я не могу Передать, какое невыразимое удивление, какое болезненное чувство вызвало во мне Ваше письмо! Думается, Вы немало страдали, прежде чем стали таким.

Однако я продолжаю верить в Ваш здравый смысл и уповаю, что Вы вновь когда-нибудь вернетесь к воззрениям менее категорическим. В самом деле, перед человеком, который, подобно Вам или мне, уже не находится во власти безотчетной веры, - перед таким человеком лишь два пути: либо нравственная анархия, полное отсутствие каких бы то ни было правил и норм, либо символистическое истолкование религии, позволяющее примирить традиционную веру с современным развитием науки и сохранить высокую и достойную уважения систему католицизма. Одна только наша религия позволяет объединять устремления отдельных людей, только она может дать моральным обязанностям объективное обоснование; вне католицизма нет науки, нет философии, способных дать исчерпывающее обоснование долгу каждого.

К чему разрушать основы, к чему отрицать какую бы то ни было власть?

Я отказываюсь, как и Вы, веровать не рассуждая; но следует ли из этого, что надо отказаться от католицизма? Ваш благородный Ренан {Прим. стр. 74} сказал: "Сохраните от христианской религии все, что можно исповедовать, не веруя в сверхъестественное".

Читая Ваше письмо, я пожалел, что Ваш друг, аббат Жозье, стал миссионером и уехал. Вам его, должно быть, сильно недоставало. Мне известна его строгая ортодоксальность; однако он бы заметил, что Вы переживаете нравственный кризис, и сердце подсказало бы ему способ оказать Вам действенную помощь.

Предлагаю Вам также свою, дорогой друг, как я это уже однажды сделал; я готов Вас всячески ободрить и поддержать. Надеюсь, Вы ее не отвергнете. Заканчивая письмо этим пожеланием, шлю вам уверения в своей преданной и верной дружбе.

Герман Шерц.

P. S. Вы недостаточно внимательно читали евангелие: ведь главный смысл заключен в стихе, следующем за приведенными Вами:

"И никто, пив старое вино, не захочет тотчас молодого; ибо говорит: старое лучше".

* * *

"Господину аббату Шерцу, преподавателю биологической химии Католического института, Берн (Швейцария).

Дорогой друг,

Вы сравниваете мое освобождение с поступком школьника, взбунтовавшегося против надоевшей ему опеки учителя... Правда, со времени женитьбы мне приходилось сносить более частое и непосредственное воздействие ортодоксальной религии, но верьте мне, я не повиновался своим узколичным чувствам, когда пришел к необходимости отбросить последние остатки католической веры.