Ковелер Ван - Путь в один конец Страница 14

Когда ее бордовые джинсы и все прочее спустились к щиколоткам, я подумал: если она не любит заниматься любовью, то только зря портит такой стоящий товар. Она красовалась на паласе нагишом, а я старался открыть мини-бар, чтобы малость взбодриться. Наконец, воспользовавшись связкой ключей как фомкой, я успешно взломал дверцу и начал приготовлять коктейль собственного изобретения. Лежа поперек кровати с сигаретой в зубах, она наблюдала, как я смешиваю напитки из миниатюрных бутылочек. Обратив мое внимание на то, что обычный способ использовать ключ - вставить его в замочную скважину, она затем не без надежды в голосе спросила, не страдаю ли я случайно бессилием. Я же был просто слишком заморочен историями с Жан-Полем и Иргизом. И к тому же, ежели я сначала займусь любовью с этой девчонкой, мне, как я себе представлял, потом будет легче ей все объяснить.

Когда я разделся и перевернул ее к себе спиной, она забормотала, что нет, так не надо, мы же еще не слишком знаем друг друга, а я отвечал, что именно поэтому я и желаю явить к ней уважение как к незамужней девушке. Но тут мне стукнуло в голову, что она-то не цыганка, и я плюхнулся ей на живот, и видел ее глаза, и это было тоже хорошо, несмотря на то что она вежливенько поглядывала на меня, ожидая, пока я уймусь. Надо сказать, чувствуешь себя при этом довольно странно. Я уж пускался во все тяжкие, елозил, как мог, перемежал нежности с грубостью, но можно было бы подумать, что я мою ее машину, а она терпеливо пережидает, посматривая на меня через лобовое стекло.

- Если вам угодно, я могу и прекратить.

- Ничего, это меня не беспокоит.

- А меня вот как раз напротив.

- Ну, если мы будем продолжать хамить, то не стоило и начинать.

- Но начал-то не я первый или как?

- А что за книжку вы пишете?

Мне захотелось выказать свое мужское превосходство классным уколом шпаги. Она же лишь хмыкнула, что это не ответ. Тогда я сказал ей, что это разные истории о жизни человека. Это ее немножко смутило, и я смог без помех заняться собственным удовольствием, думая о Лиле: она-то вкладывала столько жара в это занятие, что теперь у меня даже выступили слезы и закапали на грудь блондинки.

- Ты что, плачешь или это пот?

Я не ответил. Проглотил свои дурацкие слезы о потерянном прошлом, которое, пусть теперь я изо всех сил и стараюсь о нем забыть, все же принесло мне немало счастья. В некотором смысле я был доволен, что топлю Лилу в теле этой совершенно бесчувственной девицы. Такова плата за то, что меня предали. Я спрашивал себя: неужели мне по гроб жизни суждено остаться таким сентиментальным? Но тут моя красавица вскрикнула: дело в том, что, перепихиваясь с ней, я затолкал ее к самому изголовью, и она стукнулась головой о стену. Оттуда раздался голос сонного соседа-постояльца: "Войдите!"

Тут мы оба разом зашлись от хохота, и сам не пойму, что дальше произошло: может быть, что-то там у нее в нутре содрогнулось или сдвинулось, но голову могу прозакладывать - мы оба разом вознеслись на небеса. Обхватив друг дружку за бока, мы катались по простыням, обоим стало как-то сладко не по себе, было трудно дышать, но главное - все перегородки между нами обрушились, и мы посмотрели друг на друга, как старые приятели. Получилось даже лучше, чем когда просто любишь, и совершенно по-новому: два чужака, двое отверженных, на которых всем наплевать, обрели друг друга, и я был горд, что смогу увезти ее в Иргиз.

- Поганец, - улыбнулась она. - Это какое-то жульничество.

Я прошептал, что меня зовут Азиз, чтобы не упустить минуты моего скромного триумфа. Она расщедрилась, заметив, что так даже неплохо, и я по чести должен был бы принять ее слова за комплимент, а потому тотчас сказал "спасибо" и что в следующий раз будет еще лучше. Ну нет, следующего раза не случится (это уже она сказала), таков ее принцип: единственный способ иметь нормальные отношения с мужчинами - тотчас ложиться с ними в постель. Так они получают, что им нужно, и можно перейти к другим делам, например к разговору. Меня задело за живое, но я не показал виду. Наверняка она - девушка с высшим образованием. О чем я и осведомился. Ну да, она дипломированный специалист по массе таких вещей, о которых я даже не знал, как они называются. Имело смысл переменить тему.

- Почему ты наколола себе дерево?

Она едко обронила, что это меня не касается, мол, дела семейные. Настаивать я не стал. Идя за ней в ванную, я спросил, как ее зовут.

- Валери.

Куда ни шло. Даже лучше, нормальнее, чем Клементина.

- Валери, а дальше?

- Д'Армере.

- Валери, мне надо с тобой поговорить.

Дальше мы замолчали. Она смотрела на меня, опершись на раковину. Поскольку я все не решался, она выпроводила меня из ванной, и я отправился пить мой фирменный коктейль, который на вкус оказался еще хуже, чем американская бурда из кафе "Маршелли". Через дверь она резко спросила:

- Как там твое давешнее предложение?.. Что-то серьезное или только предлог покататься на мне верхом?

Я прокричал ей, что она действительно тронутая и что в жизни приходится заниматься не одной только любовью. Она открыла мне дверь, буркнула, что я милашка, и я плюхнулся вместе с ней в ванну.

- Тебе известны работы Конрада Лоренца о гусях?

Конечно, я усек, что дело здесь вовсе не в гусиной печенке, но на всякий случай промямлил что-то невразумительное.

- Я пишу диссер по социологии. О групповой агрессивности. Работа гида позволяет платить за курс и подбрасывает материал. И потом, ежу понятно: коли хочешь зацепиться в Марокко, выбор профессий совсем невелик. Пены прибавить?

- Угу. А почему не вернешься во Францию?

- Я отсюда родом. Впрочем, не о том речь. К тому же у меня нет выбора. Но все путем, не бери в голову, с моими гусями я совсем неплохо устроилась. Обычно я никогда не даю промашки. Так что сегодняшний случай это что-то новенькое.

Я кивнул. Для меня тоже в новинку прохлаждаться вдвоем в мыльной пене после постельной баталии и вот так дружески болтать. По-своему совсем неплохо. Я не позволял себе ее приласкать, чтобы чего-нибудь не испортить. Уперев голову мне в грудь, так что мой нос оказался в ее шевелюре, рассеянно закручивая кончиком пальца волоски у меня на лодыжке, она выслушала всю мою повесть: похищение из горящей машины, Валлон-Флери, арест в кафе "Маршелли", изгнание из страны, оказавшееся на руку "Пари-матч", жена гуманитарного атташе, требующая развода. А закончил я собственной легендой, придуманной в самолете. За все время она не произнесла ни слова. Я трижды замолкал, проверяя, не спит ли, но каждый раз меня дергали за волосок, чтобы продолжал.

В конце моей исповеди я с комом у горла спросил, согласна ли она сыграть роль в моей комедии с Жан-Пьером. Ответила не сразу. Что-то чертила большим пальцем ноги на запотевших кафельных плитках. Попросила в точности повторить то описание Иргиза, что пришло мне на язык в самолетном кресле компании "Эр Франс".

Я закрыл глаза, чтобы припомнить точные слова: о долине, пещере, освещенной отблесками горных ледников, волшебном источнике и новой автостраде, угрожающей нарушить сокровенную тайну жизни сероликих людей, уберегавших свои доисторические нравы и обычаи от нынешней цивилизации.

- Я устрою тебе нечто похожее в горном массиве М'Гун. Мы сунем ему под нос местечко, где в равных долях будут и кусочек пустыни, и клочок оазиса, и горные ледники. Тебе подойдет?

Я сказал, что да.

- А когда мы доберемся до Айяши и поднимемся на половину его высоты, ты скажешь, что мы опоздали, по-видимому, горная лавина погребла под камнями Иргиз, и я привезу вас обратно. Как ты думаешь, он проглотит такую байку?

Я ответил, что он сам ни о чем другом и не помышляет, особенно из-за своей Лотарингии. До утренней зари мы обсуждали все подробности будущего спектакля, подбавляя в ванну горячей воды, а потом отправились часок вздремнуть. Я чувствовал, что как раз вовремя попался на ее пути: чувство мести заставит ее повести моего бедолагу в несуществующий заповедный край, чтобы хоть немного отдохнуть от гусей, привычных рекламированных маршрутов, обязательных красот, безделушек и воспоминаний по сниженным ценам. Мы лежали голышом, прижавшись друг к другу под прохладными простынями, и у меня не появлялось никаких желаний; то, что я испытывал, походило на какую-то нежную доверчивость, и я решил, что, может быть, вот-вот влюблюсь по второму разу.

- Знаешь, Валери...

- Что?

Я уткнулся носом в ложбинку ее плеча, и запах ее тела вытеснил все мысли.

- Так.

Она тихонько прижала к себе мою ладонь:

- Не забивай себе голову. Спи.

Без десяти восемь я нашел моего атташе в холле. По его лицу было видно, что он провел ночь без сна; для путешествия он напялил на себя костюм геолога: высокие башмаки и бежевую хлопчатобумажную курточку с короткими рукавами, белый легионерский шарф и бейсбольную каскетку. Он достал себе радиотелефон и, сжимая его в руке, нервно мерил шагами холл.