Жан-Луи Кюртис - Молодожены Страница 15

-- Я не хочу, чтобы ты водил ее в ночные бары Сен-Жермен-де-Пре, -невозмутимо продолжает Жиль. -- Она еще не доросла.

Жанина смущена, и вместе с тем ее это забавляет. Забавляет потому, что узнает манеру острить своего старшего брата, догадывается, сколько игры и скрытого юмора таится в нарочитой строгости интонаций и в суровом выражении лица. А смущена потому, что давно заметила ироническое отношение Жиля к Жан-Марку. А кроме того, она вообще по натуре застенчива и не хочет быть объектом всеобщего внимания.

-- Во всяком случае, -- продолжает Жиль, -- проводи ее до дома, до самого подъезда.

-- Послушай, милейший, я джентльмен.

-- А ты бы нацепил значок со словами: "Я -- джентльмен". Тогда бы не было никаких сомнений. А на какой фильм вы идете, если не секрет?

Жанина говорит какое-то название, фамилию режиссера, объясняет, что это фильм "новой волны".

-- Ясно, -- говорит Жиль, -- там будет получасовая сцена в постели...

-- У тебя нет газетки, чтобы посмотреть программу кино? -- спрашивает Жан-Марк. -- Скоро пасха, может, в пригороде, в каком-нибудь клубе христианской молодежи показывают "Голгофу".

Все четверо хохочут. Однако Жиль все же продолжает пародировать содержание фильмов "новой волны". Голос его делается тягучим, старчески хриплым, а на лице застывает постное выражение, никак не вяжущееся с веселыми искорками в глазах и смешливым подергиваньем губ -- верными приметами назревающего взрыва веселья.

-- Вы увидите женщину, а может, даже двух женщин, постриженных под Жанну д'Арк, но отнюдь не девственниц, совсем наоборот. Одна из них все время будет сидеть в ванне. На вид -- ничего себе, но какая-то чокнутая. Так вот, принимая ванну, она читает "Критику чистого разума" или что-нибудь в этом духе из серии "Мысли", чтобы преодолеть свой комплекс неполноценности в области культуры. Ее муж, известный деятель искусства или науки, вполне современный господин. Поэтому он читает исключительно комиксы, Мандрейка или Чери Биби [Персонажи фильмов ужасов и комиксов]. Одним словом, тип понятен. Он, конечно, семи пядей во лбу, но ему и в голову не влетает, что жена наставляет ему рога со знаменитым автогонщиком. Высокий интеллект этого деятеля таинственным образом время от времени дает сбой. Вечером они ходят в ночные кабаре на Левом берегу, чтобы встретиться с приятелями, послушать классный джаз и посмотреть стриптиз. Это зрелище им никогда не надоедает, тем более что муж уже давно переспал с этой девицей. Он уверен, что его жена ни о чем не догадывается, однако она все знает, но ей на это плевать. Поразительная проницательность мужа порой, как мы знаем, почему-то дает сбой... В кабаре они встречают приятелей, например юную кинозвезду, или там режиссера, или критика журнала "Кайе дю синема". Одним словом, людей вроде нас с вами... Они непременно заводят речь об Алжире, или о Вьетнаме, или о положении американских негров, чтобы облегчить свою нечистую совесть современных интеллигентов. Один из них, например, говорит другому: "Ты читал, как они линчевали этого профессора в Нью-Орлеане?" -- и приводит две-три ужасные подробности, и в это самое время мы видим на экране крупным планом пупок очаровательной стрипгерл. Эпатирующий контраст, не правда ли?.. Тревожная, будоражащая ирония. Потом жена танцует с каким-то весьма подозрительным типом. Муж смотрит на этого типа злыми глазами, хотя мужу бояться решительно нечего, поскольку тип этот пришел в кабак с немецким промышленником, но, как я уже говорил, на этот проникновенный ум минутами находит какое-то странное затмение. Потом жена процитирует несколько фраз из "Критики чистого разума", и одновременно наплывом на экране появляются те картины, которые проносятся в это время у нее в голове: мчащийся на максимальной скорости гоночный автомобиль, она сама, совершенно голая, во время демонстрации 14 июля переходит площадь Согласия с кошелкой в руке, ее муж в костюме космонавта читает "Супермена" в ракете и при этом рассеянно гладит блондинку, одетую лишь в кожаный ремень и сапожки. Современный эротизм, верно? Фетишизация кожи. Штурм табу. Короче, я не буду рассказывать фильм до конца, чтобы не портить вам удовольствия. Но сами увидите, что там будет все, о чем я говорил. Или что-нибудь похожее. Прекрасная работа оператора. Оригинальный монтаж. И в титрах такие имена, что у вас дух захватит.

После ухода Жан-Марка и Жанины они готовят обед и садятся за стол, и Жиль, возвращаясь к мысли, которая, видно, не покидала его все это время, говорит, что ему не хотелось бы, чтобы Жанина так часто встречалась с Жан-Марком.

-- Почему? Боишься, что он сделает ей ребенка? Уверяю тебя, зря. Жан-Марк в этих вопросах куда более просвещен, чем ты был в его возрасте.

Сказано не в бровь, а в глаз. Жиль явно понял намек. "Допер", как сказала бы его жена.

-- Ты на меня не в обиде?

-- Конечно, нет! Но не станешь же ты возражать, ты был предельно неопытен в этих делах. Я тоже, впрочем. Подумать только, какой я была тогда дурочкой! Несмотря на весь свой темперамент. Но насчет Жан-Марка и Жанины можешь не беспокоиться, он, я уверена, примет все меры.

-- Выходит, ты думаешь, что Жанина и он...

Жиль покраснел, у него заплетается язык.

-- Я вовсе не утверждаю, что он с ней спит.

-- К счастью.

-- Я не уверена, что к счастью. Не гляди на меня такими глазами! А если и спит -- тоже не катастрофа.

Жиль кладет на стол нож и вилку, словно это предположение отбило у него аппетит.

-- Ты считаешь? Ну, знаешь, я...

-- Не волнуйся. Если бы что было, я бы угадала. Прочла по их глазам. Да, я думаю, Жан-Марк и сам бы мне сказал.

-- Он посвящает тебя в такого рода дела?

-- Он всем хвалится каждой своей новой победой. И мне, в частности.

-- Вот негодяй! Он об этом тебе рассказывает? Тебе?

-- А что такого?

-- Ну, не знаю. Говорить о таком с сестрой. Признайся, это все же...

-- Ты отстал, Жиль. Странно, но в таких вопросах ты полон предрассудков. Особенно если речь идет о твоей сестре.

-- Жанина -- настоящая девушка.

-- Ты хочешь сказать, что я не была настоящей девушкой?

-- Нет, прости: я хочу сказать, что и ты была настоящей девушкой... Но признайся, все же есть разница...

-- Во всяком случае, если она спит с Жан-Марком и это доставляет им обоим удовольствие, я не вижу, почему бы им от этого отказываться!

-- Жанине всего шестнадцать лет.

-- Ну и что? В шестнадцать лет девчонка уже созрела для половой жизни. Но когда дело касается Жанины, ты не в силах рассуждать нормально.

-- Хорошо, я согласен, пусть у нее будет любовник, если это сделает ее счастливей и если ты настаиваешь на том, чтобы я рассуждал нормально. Но только не Жан-Марк.

-- Не знаю, право, почему ты так ненавидишь моего брата.

Это сказано сдержанным тоном, с натянутой улыбкой.

-- Я его вовсе не ненавижу, -- горячо говорит Жиль. -- Но мысль, что Жанина и он... Нет, сама видишь, эта мысль мне невыносима. От нее мурашки бегут по спине. Я бы предпочел, чтобы она выбрала любого другого, только не его. Пусть даже водопроводчика, если это молодой, располагающий, симпатичный парень. Я ничего не имею против твоего брата. Но ведь бывают вот такие несовместимости, тут уж ничего не попишешь. Это сильнее меня.

-- А если бы они поженились?

-- Нет, ни в коем случае!

-- Крик сердца!.. А знаешь, Жан-Марк будет, возможно, совсем неплохой партией. У него удивительное коммерческое чутье.

-- Я вовсе не мечтаю о том, чтобы Жанина вышла замуж за человека с удивительным коммерческим чутьем, -- говорит Жиль уныло.

Вероника опускает глаза. Ее улыбочка скорее похожа на усмешку.

-- Я знаю, что ты об этом не мечтаешь. Но, может, следовало бы спросить и саму Жанину, каково ее мнение.

-- Я ее знаю. Она тоже об этом не мечтает. Даже если...

-- Что если? Продолжай.

-- Даже если ты будешь давать ей соответствующие советы, не уверен, что она их послушается.

Вероника подымает глаза и мерит его жестким взглядом.

-- Какие советы? О чем ты говоришь?

Ее голос слегка дрожит. Но отступать теперь уже поздно. Ссора так ссора. Жиль улыбается (от нервности? Или чтобы смягчить смысл своих слов?).

-- Помнишь, прошлым летом, в Бретани, ты ей как-то сказала, что, если ее товарищ, сын депутата, богат, ей следует им заняться. Это твои слова: "Если у него есть башли, займись им".

Она хмурит брови, стараясь вспомнить.

-- Я ей так сказала? Что ж, вполне возможно. Наверное, я шутила. А что она ответила?

-- Ничего, -- говорит он холодно. -- Она покраснела.

-- Краснеть тут не с чего, -- говорит Вероника с вызовом; они в упор смотрят друг на друга без всякой нежности.

-- Возможно, что и не с чего. Но она все же покраснела.

Вероника отворачивается. Молчание. Она вздыхает.

-- Ну и память же у тебя! Помнить такие вот мелочи, какие-то случайные, ничего не значащие фразы!

-- Видимо, эта фраза что-то для меня значила. Она снова кидает на него жесткий, внимательный взгляд.

-- Почему? Ты увидел в моих словах намек на то, что у тебя самого нет башлей, не так ли?