Уильям Гибсон - Двое на качелях Страница 15

ГИТЕЛЬ: Джерри, я действительно принадлежу тебе. Ты ведь знаешь, что теперь это так?

ДЖЕРРИ: Да, знаю, детеныш.

ГИТЕЛЬ: Я люблю тебя.

Джерри стоит молча, пока Гитель не приходит ему на выручку.

Это уже второй раз, я израсходовала весь недельный лимит!

ДЖЕРРИ (весело): Быть может, до экзамена мне нужно будет услышать это еще раз. Для укрепления мускулатуры.

ГИТЕЛЬ: Ты непременно выдержишь.

ДЖЕРРИ: Я, черт возьми, высосу все ответы их моего гениального пальца! (посылает воздушный поцелуй и уходит)

Гитель стоит одна посреди комнаты, в китайской кофте радужных цветов, и, улыбаясь сквозь слезы, качает головой. Проводит пальцами по висящему на стуле пиджаку, садится и прижимается к нему лицом. На душе у нее тревожно.

Картина вторая.

Комната Джерри.

Наступил май, уже почти лето. Жаркие, душные сумерки. Прошло уже восемь месяцев с тех пор, как началась эта история. Снова в обеих комнатах настежь открыты окна - комната Джерри на верхнем этаже - и слышен гул уличного движения. В комнате Гитель почти ничего не изменилось, только на столе уже нет книг и бумаг Джерри, с ночного столика исчезли лекарства, кровать застелена. В комнате Джерри - полный разгром. Укладка в разгаре, ни одна вещь не стоит на своем месте, повсюду ящики и картонки. Джерри в кухне, скинув пиджак, завертывает посуду в газеты. Гитель в комнате - босая, опять такая же, как прежде, но с налетом грусти на глазах - укладывает в картонку белье. Некоторое время оба молча занимаются своими делами, потом Джерри окликает Гитель; голос у него унылый, как, впрочем, и у нее.

ДЖЕРРИ: Как быть с этими кастрюльками, детеныш? Запаковать их отдельно?

ГИТЕЛЬ: Отдельно от чего?

ДЖЕРРИ: От тарелок.

ГИТЕЛЬ: Должно быть. То есть, конечно, да.

Снова молча продолжают укладываться. Оба устали от этой нудной возни, оба подавлены, но ни один не признается в этом их окружает атмосфера недоговоренности. Гитель становится на стул, чтобы снять занавеску, закрывающую угол, где висит одежда. Нечаянно задевает палку, на которой еще висят какие-то вещи. Палка срывается с подпорки и падает.

(подхватывает ее на лету) Джерри, сюда, скорей!

ДЖЕРРИ (бросает то, что у него в руках и бежит в комнату): Что с тобой?

ГИТЕЛЬ: Опять эта проклятая палка. Ничего особенного.

ДЖЕРРИ (с облегчением): О, а я думал, что ты... (внезапно умолкает и, взяв из ее рук палку с одеждой, кладет на кушетку) Так мне и не удалось приделать ее как следует. Впрочем, у меня было внутреннее убеждение, что никакая сила не заставит ее держаться на месте, хотя и нужно-то было всего два гвоздя и... (замечает ее грустный пристальный взгляд) Ты что?

ГИТЕЛЬ: Ничего.

Смотрят друг на друга, явно чего-то недоговаривая. Потом Джерри берет ее за талию и снимает со стула.

ДЖЕРРИ: Стой лучше на полу, белка.

ГИТЕЛЬ (раздраженно): Это почему?

ДЖЕРРИ: Потому что я взбирался на пик Лонга четыре раза. Я привык к высоте. (становится на стул и отцепляет занавеску от двери)

ГИТЕЛЬ: Думаешь, я разобьюсь? Не будет такого счастья.

ДЖЕРРИ (снова глядит на нее пристально): Что значит эта жизнерадостная фраза?

ГИТЕЛЬ: Я хотела сказать - несчастья.

ДЖЕРРИ: А! Я думал, ты хотела сказать - счастливого несчастья.

ГИТЕЛЬ: Пик Лонга - это что?

ДЖЕРРИ: Гора в Колорадо. Четырнадцать тысяч футов; вверх - на четвереньках, вниз - на чем придется.

ГИТЕЛЬ (после паузы): Подумаешь, я подымалась на крышу Импаир Отель Билдинг девятнадцать раз.

ДЖЕРРИ (улыбается, качая головой, и протягивает ей занавеску): Держи.

Но Гитель задумчиво направляется в кухню.

(поглядев ей вслед, швыряет занавеску на кушетку, где лежит теперь голый матрац, и оглядывает занавеску на окне) Эту тоже снять?

ГИТЕЛЬ (из кухни): Какую?

ДЖЕРРИ: Ту, что на окне?

ГИТЕЛЬ: Ты-то хочешь ее снять?

ДЖЕРРИ (недоуменно): Отчего же не снять.

ГИТЕЛЬ: Ну и снимай!

ДЖЕРРИ (нахмурясь): Откуда у тебя эта горечь?

ГИТЕЛЬ: Не знаю. Нашла на полке.

ДЖЕРРИ: Что?..

ГИТЕЛЬ: Миндаль. Он оказался горьким. (появляется с горстью миндаля) Хочешь попробовать?

ДЖЕРРИ: Я спрашиваю, чем ты огорчена? (переносит стул к окну и снимает холщовую занавеску)

ГИТЕЛЬ: Я?.. А ты чем?

ДЖЕРРИ: Я первый спросил.

ГИТЕЛЬ: А я и отвечаю - я огорчена тем, что не могу понять, чем огорчен ты.

ДЖЕРРИ: Понятно. Я же огорчен тем, что не могу понять, чем огорчена ты. На этом расследование можно закончить. Оно не принесло никаких плодов, кроме миндаля... Эти кронштейны тебе нужны?

Гитель, не отвечая, пробует миндалины одну за другой, надеясь найти сладкую.

(смотрит то на нее, то на кронштейны) М-м?

ГИТЕЛЬ: Мне ни черта не нужно. Тебе-то они нужны?

ДЖЕРРИ (пауза): Маленькая поправка. Нужны ли они нам?

ГИТЕЛЬ: Нам они, конечно, нужны. Пригодятся, ведь за них плачены деньги.

ДЖЕРРИ: Еще бы. Десять центов за пару. Сейчас возьму отвертку. (сходит со стула и направляется в кухню)

ГИТЕЛЬ: Ну тогда оставь их.

ДЖЕРРИ: Собственно говоря, зачем нам это тряпье? У тебя же там есть занавеска.

ГИТЕЛЬ: Почему тряпье? (щупает пальцами занавеску) Чудная ткань, сорок семь центов за ярд со скидкой. Я могу сделать из нее одиннадцать разных вещей.

ДЖЕРРИ: Назови хоть десять.

ГИТЕЛЬ: Да что угодно. Покрывало, подушки, переплет для записной книжки; я могла бы даже сшить тебе несколько галстуков.

ДЖЕРРИ (с большим сомнением): Ты думаешь?

ГИТЕЛЬ: А что, разве плохо?

ДЖЕРРИ: Нет, но я не очень представляю себе, как я появлюсь в суде в галстуке из оранжевой холстины. (идет в кухню)

Гитель швыряет миндаль через всю комнату в раскрытое окно и уныло садится на кушетку.

(входит с отверткой и, проходя мимо, бросает на нее внимательный взгляд) Может, на сегодня довольно, детеныш? У тебя усталый вид.

ГИТЕЛЬ (запальчиво): Вовсе я не устала!

ДЖЕРРИ: Почему же ты скисла?

ГИТЕЛЬ: Кто скис? Я на шестом небе!

Джерри хочет встать на стул, но останавливается и смотрит на нее.

Только ради бога, не бросайся мне на помощь! Ты меня задавишь своей благородной добротой!

ДЖЕРРИ (после секундной паузы с размаху всаживает отвертку по самую рукоятку в сиденье стула. У Гитель расширяются глаза. Но Джерри не выказывает больше никаких признаков ярости, и, когда начинает говорить, голос его спокоен): Это - за все твои шпильки.

ГИТЕЛЬ (угрюмо): Извини.

ДЖЕРРИ: Предполагалось, что мы будем весело укладывать мои вещи. Зачем вести себя так, будто...

ГИТЕЛЬ: Ни мне, ни тебе это не доставляет ни малейшего удовольствия. С каждым полотенцем, которое я сую в эту коробку, мне становится все хуже!

ДЖЕРРИ (сухо): Это нелегкая работа - кому приятно разорять свой дом, где счастливо жилось! (пошарив в карманах, вытаскивает сигареты) Хотя все началось довольно странно. Никогда не забуду, как ты устроила здесь для меня пункт первой помощи.

ГИТЕЛЬ: Ничего, скоро будет другой.

ДЖЕРРИ: Какой?

ГИТЕЛЬ: Тот, что ты устраиваешь для меня.

Джерри, взглянув на нее, закуривает, и, чтобы не продолжать этого разговора, снова влезает на стул, в сиденье которого торчит отвертка.

(глубоко втягивает в себя воздух, словно готовится нырнуть под воду, и очень весело произносит) Слушай, Джерри, какого черта мы будет тянуть, давай поженимся и кончено, а?

ДЖЕРРИ (поглядев на нее через плечо): Многоженство? Ты, конечно, всегда великодушна, но ведь одна жена у меня уже есть.

ГИТЕЛЬ: Нет. После развода. Ты не думай, я не собираюсь сидеть у тебя на шее. Теперь ты уже член нью-йоркской коллегии адвокатов, и знаешь, чем я первым делом займусь? Буду изучать стенографию!

ДЖЕРРИ: Стенография - именно то, чего нам не хватает для полного счастья.

ГИТЕЛЬ: Когда ты откроешь свою контору, тут-то я и пригожусь! Вместо какой-нибудь дуры секретарши. Мне ведь и платить не надо, ты еще и сэкономишь! А как только я достаточно выручу за этот чердак, я устрою там для нас с тобой квартирку. Увидишь, будет страшно мило.

ДЖЕРРИ: Это конечно, страшно мило.

ГИТЕЛЬ: Гадость!

ДЖЕРРИ: Что именно?

ГИТЕЛЬ: Этот мусорный ящик. Думаешь, я не понимаю? Как ты будешь принимать там людей, когда их раковин сейчас же выползет делегация тараканов посмотреть на гостей. Их не морили с тех пор, как там жила Бейб Рут.

ДЖЕРРИ: Кого же мы будет морить?

ГИТЕЛЬ: А?..

ДЖЕРРИ: То есть кого мы будем принимать?

ГИТЕЛЬ: Ну, всяких нужных тебе людей. Клиентов! Компаньонов, таубменов, может, даже преступников, мало ли кого. Только нельзя же их тащить в мусорный ящик, правда?

ДЖЕРРИ (помолчав): Правда. Это даже бесчеловечно - придет какой-нибудь маньяк, алкоголик, только что зарезавший родную мать, и вдруг увидит таракана! Держи кронштейн.

Но Гитель укладывает занавеску в картонку, и он сходит со стула.

ГИТЕЛЬ: Кто знает, может, потом мы поселимся в настоящей квартире! Я всегда мечтала жить в доме знаешь с чем?

ДЖЕРРИ: Со мной?