Опасный водоворот - Андраш Беркеши Страница 15

Лицо старого господина мгновенно изменилось. Радостная улыбка исчезла, уступая место выражению страха, щупленький старикашка начал дрожать. От внимания Брукнера не ускользнули все эти метаморфозы, но он сделал вид, словно ничего не заметил, и спокойно продолжал:

— Будто бы у Западного вокзала они пришли на квартиру к одному известному адвокату. У меня даже духу не хватает сказать, что они с ним сделали… Кончилось тем, что его выбросили из окна. Представьте себе, ваше превосходительство, каково ему, бедному, было лететь с пятого этажа… Что с вами? Вы плохо себя чувствуете, ваше превосходительство?

— Нет… нет… милый… тов… господин Брукнер, — лепетал Пекари, прижав руку к груди. — Сердце… Дайте опомниться. Сейчас мне будет лучше… Не понимаю, зачем их выпустили… Ну вот, мне уже лучше… Как они очутились на свободе? Это ужасно! А охрана… ничего себе… Выпустить таких людей!..

— Это не так-то просто, ваше превосходительство. Видите ли, в требованиях есть пункт об освобождении всех заключенных! Это требование революции, — продолжал Брукнер, делая ударение на слове «революция», а про себя подумал: «Ну, приятель, куда же девался твой гонор?»

Старый Пекари — ему было почти семьдесят лет — никак не мог прийти в себя. Он судорожно хватал воздух, как вытащенная из воды рыба.

— Я бы советовал вашему превосходительству, — сказал Брукнер, — не выходить на улицу, по крайней мере до тех пор, пока не будет восстановлен законный порядок. Потому что предстать перед судом — это не то, что иметь дело с разъяренными заключенными. Если понадобится, я готов подтвердить, что вы, ваше превосходительство, были порядочным человеком.

— Но… но… почему вы думаете, господин Брукнер… что я… я… что меня могут предать суду… Это… это невозможно…

— Видите ли, ваше превосходительство, если революция победит, то суду предадут наверняка… Если, конечно, раньше не прикончат… Поэтому лучше не выходите на улицу.

— Но помилуйте… а Тильди?.. Ведь он… он же стал министром… Ведь и он… как бы сказать… и он подписал несколько приговоров.

— Тильди? — махнул рукой Брукнер. — Напрасно вы думаете, что Тильди удержится. Его еще вчера вышибли. Ну, я пойду, ваше превосходительство, у меня много работы… Проводить вас?..

— Нет, нет, спасибо, — невнятно лепетал старик.

— Видите, — старый кочегар обернулся и сделал несколько шагов, — лучше всего рабочему. Он работает, потому что работать всегда нужно, верно, ваше превосходительство? Какая бы ни была власть! Так вы скажите, если потребуется свидетель. До свидания!

— Будьте здоровы, — проговорил дрожащий старикашка. Он еще долго стоял на лестнице, мучительно раздумывая. «Ужасно! Как это я сам не подумал об этом!» Он старательно напрягал память, пытаясь вспомнить, кого осудил суд, в котором он заседал несколько лет. И чем больше имен восстанавливалось в памяти, тем страшнее ему становилось. Тут были имена и простых людей, и видных политических деятелей.

Надломленный, в полном отчаянии, он еле дотащился до своего этажа. Подолгу стоял на каждой площадке — силы изменили… Мучительный страх овладел им. «А может быть, простят?.. Я скажу, что и я был в ссылке как политический преступник, что и я немало выстрадал… Да, Брукнер прав… Перед судом это можно будет доказать… Я вызову свидетелей, они подтвердят, что я регулярно слушал «Свободную Европу» и распространял ее сообщения… Лучше всего не думать об этом… Сколько мне осталось жить? Несколько лет? На кой черт молодежь заварила всю эту кашу? Кошмар! Жил я себе спокойно, а теперь должен трястись от страха. Этим я обязан Бланке… Разве я хотел быть судьей? Разве хотел? Нет… Бланка заставила, потому что ей было приятно, когда мое имя фигурировало в газетах… Да… Теперь оно снова будет фигурировать… но уже среди тех, кого посадят на скамью подсудимых… Боже милосердный! Только бы избежать этого! Почему русские допустили это восстание? Чего они смотрят? Ведь в Венгрии свергают коммунистический режим! Или это не касается их?»

Дойдя до дровяного сарая, Брукнер окончательно успокоился. Стоило ему увидеть искаженное от страха лицо Пекари, как гнев прошел. «С этого я сбил спесь, — подумал он. — А здорово я нагнал на него страху! Пусть теперь радуется «революции»! Эти олухи думают, что настало их время, что бывшие нилашисты, жандармы, хортистские офицеры стараются для них. Наверное, считают себя умными людьми, а верят в это… Какая наивность! В свое время они судили нилашистов, жандармов, хортистских офицеров за то, что те сражались против русских, отдавали под суд бывших сотрудников политической полиции Петера Хайна за преследование коммунистов. А теперь… теперь Пекари и ему подобные призывают сражаться против русских и преследуют коммунистов. Словом, делают то же самое, что делали те, кого они двенадцать лет назад сажали на скамью подсудимых…» — думал Брукнер, раскалывая поленья дров. Он был уверен в прочности существующего строя, в том, что свергнуть его нельзя. Не представляя, как будут развиваться события в ближайшие дни, он все же инстинктивно чувствовал, что восстание обречено на провал. Иначе и быть не может, ибо их победа таит в себе угрозу мировой войны. «Получить бы указания, что делать!.. Как бы то ни было, но в полдень я иду на завод, и все…» Он взвалил на спину тяжелую корзину и стал подниматься наверх. А дом уже совсем проснулся и зажил своей обычной жизнью. Женщины шли за продуктами, дети играли, трое мужчин о чем-то разговаривали.

Брукнер поздоровался с ними и пошел по двору дальше, к своему подъезду. Ему показалась, что радио в квартире Пекари кричит уже не так громко… Он невольно улыбнулся.

— А у вас, видно, недурное настроение, сосед, — засмеялся маляр, жилец с первого этажа. — Уж не приснилось ли вам что-нибудь приятное?

— Что пользы грустить? Наломали дров! Разве не так? — ответил Брукнер. — Такого еще не бывало…

— Прямо как в Южной Америке, — пошутил маляр. — А все-таки свинство это. Я не член партии, но скажу: дела у нас шли неплохо. А сейчас они все корежат…

— Скоро им крышка. Долго так продолжаться не может. Губят только страну, — сокрушенно сказал Брукнер.

— По радио недавно призвали всех выйти на работу. Вы пойдете, товарищ Брукнер?

— Надо идти, работать необходимо.

— Не знаю, что мне делать. В Будафок[11] трудно добраться. Говорят, и электричка не ходит. Может, все-таки попробовать… — колебался маляр.

— Попытайтесь, сосед, — посоветовал Брукнер и стал подниматься по лестнице.

Где-то совсем близко раздались выстрелы из автоматов. Зазвенели разбитые окна. В