Элизабет Гаскелл - Жены и дочери Страница 16

– Вы можете ответить мне пословицей: «Тот, кто не хочет, когда может, уже не сможет, когда захочет». И у меня не будет причин жаловаться, – сказал он.

Но миссис Хэмли была слишком очарована перспективой того, что в доме у нее в качестве гостьи поселится юная девушка, развлечь которую будет совсем нетрудно; с которой можно гулять по саду и болтать обо всяких пустяках; которую можно попросить почитать что-либо вслух, когда больная устанет от разговоров, но которая при этом своей молодостью и свежестью внесет очарование, подобно дуновению сладкого летнего ветерка, в ее одинокую жизнь затворницы. Ничто не могло быть приятнее, и потому все детали визита Молли в Хэмли были быстро улажены.

– Мне бы очень хотелось, чтобы дома оказались и Осборн с Роджером, – медленно проговорила миссис Хэмли своим негромким голосом. – Быть может, ей станет скучно с утра до вечера находиться в обществе таких пожилых людей, как мы со сквайром. Когда она сможет приехать? Право слово, мне кажется, будто я уже полюбила ее!

В глубине души мистер Гибсон был очень рад тому, что сыновья мистера и миссис Хэмли не будут путаться под ногами. Он вовсе не желал, чтобы его маленькой Молли пришлось бы протискиваться между Сциллой и Харибдой, и, как он позже признавался самому себе, недовольно хмурясь, в его представлении все молодые люди в одночасье превратились в волков, охотящихся на его единственную малышку-овечку.

– Она даже не подозревает о тех приятных моментах, которые ждут ее здесь, – сказал он. – Точно так же и я не догадываюсь о том, какие женские приготовления она сочтет необходимыми или сколько времени они займут. Прошу вас не забывать о том, что она немного невежественна, ибо не обучалась… этикету должным образом, – боюсь, дома мы ведем себя несколько грубовато и бесцеремонно для девушки. Но я точно знаю, что более благожелательной атмосферы, чем здесь, у вас, мне для нее не сыскать.

Сквайр, узнав от супруги о предложении мистера Гибсона, обрадовался ничуть не меньше; он был человеком щедрой души, особенно когда гордость не стояла на пути ее удовлетворения. Кроме того, одна только мысль о том, что их юная гостья скрасит его супруге долгие часы одиночества, привела его в восторг. Спустя некоторое время он, правда, заметил:

– Как кстати, что мальчики сейчас в Кембридже. Будь они дома, боюсь, у нас не обошлось бы без любовной интриги.

– Ну и что здесь такого? – осведомилась его романтично настроенная супруга.

– Это было бы очень и очень плохо, – решительно ответил сквайр. – Осборн должен получить первоклассное образование, не хуже, чем у любого другого в этом графстве. Он унаследует поместье и станет Хэмли из Хэмли. В округе попросту нет семей с такой старинной родословной, как наша, которые бы столь же уверенно чувствовали себя на своей земле. Осборн сможет жениться, на ком захочет. Если бы у лорда Холлингфорда была дочь, Осборн стал бы для нее таким мужем, о каком она могла бы только мечтать. И он никак не должен влюбиться в дочку Гибсона – я этого не допущу. Так что очень хорошо, что его здесь нет.

– Что ж! Быть может, Осборну и впрямь следует искать невесту в кругах повыше.

– «Быть может!» Он просто обязан это сделать. – Сквайр с такой силой опустил ладонь на стол, что сердце у его супруги сбилось с ритма и зачастило. – Что до Роджера, – продолжал он, не подозревая о том трепете, в который поверг ее, – то ему придется идти своим путем и зарабатывать на хлеб самому. Боюсь, в Кембридже ему особых успехов не снискать. Ему еще лет десять нельзя и думать о том, чтобы влюбляться.

– Разве что он женится на богатой наследнице, – сказала мисс Хэмли, скорее для того, чтобы скрыть свое учащенное сердцебиение, нежели исходя из практических соображений, ибо она по-прежнему оставалась неисправимым романтиком.

– Ни один из моих сыновей не женится на женщине богаче себя, да еще с моего благословения, – вновь с нажимом заявил сквайр, но на сей раз хотя бы не стал стучать по столу. – Я не хочу сказать, что если к тридцати годам Роджер начнет зарабатывать пятьсот фунтов в год, то он не может выбрать жену с приданым в десять тысяч фунтов. Но если мой сын, имея доход в двести фунтов в год – а это все, что мы сможем ему дать, да и то недолго, – женится на какой-нибудь особе с приданым в пятьдесят тысяч, я отрекусь от него, потому что это было бы возмутительно и гадко.

– А если они полюбят друг друга и их счастье будет зависеть о того, поженятся ли они? – мягко поинтересовалась миссис Хэмли.

– Фу! При чем тут любовь? Нет, моя дорогая, мы с тобой так сильно любили друг друга, что не смогли бы быть счастливы ни с кем иным, но это совсем другое дело. Люди теперь не такие, какими мы сами были в молодости. Нынешняя любовь – сплошные выдумки, фантазии да сентиментальные небылицы, насколько я могу судить.

Мистер Гибсон полагал, что уладил все вопросы, связанные с поездкой Молли в Хэмли, перед тем как заговорил с нею об этом утром того дня, когда миссис Хэмли ожидала девушку у себя. Он заявил:

– Вот, кстати, Молли! Сегодня после полудня ты едешь в Хэмли. Миссис Хэмли хочет, чтобы ты погостила у нее неделю-другую, и меня как нельзя лучше устроило бы, если бы ты немедленно приняла ее приглашение.

– Еду в Хэмли! Сегодня после полудня! Папа, ты руководствуешься какими-то странными резонами, весьма таинственными, должна тебе заметить. Ну-ка, признавайся, в чем дело. Еду в Хэмли на неделю-другую! До этого я ни разу в жизни не уезжала из дома.

– Что ж, может быть, и так. Думаю, что ты и не ходила до тех пор, пока не опустила ноги на землю. Все когда-нибудь случается в первый раз.

– Это как-то связано с тем письмом, которое было адресовано мне, но которое ты забрал у меня еще до того, как я успела хотя бы разглядеть почерк. – Она вперила испытующий взгляд своих серых глаз в лицо отца, словно бы намереваясь выведать его тайну.

Но он лишь улыбнулся и сказал:

– Ты – настоящая ведьма, гусенок!

– Значит, так оно и есть! Но если это была записка от миссис Хэмли, то почему я не могу прочесть ее сама? Мне казалось, что с того самого дня – это ведь был четверг, не так ли? – ты вынашивал какой-то план. У тебя был такой задумчиво-озадаченный вид, как у заговорщика. – Молли подошла к нему вплотную и заговорила умоляющим тоном: – Скажи, папа, почему мне нельзя хоть одним глазком взглянуть на то письмо? И почему я должна в такой спешке отправляться в Хэмли?

– Разве тебе самой не хочется поехать туда? Или ты предпочла бы отказаться?

Если бы она ответила, что не хочет никуда уезжать, мистер Гибсон был бы скорее счастлив, хотя и оказался бы при этом в весьма неловком положении. Признаться, он уже начал страшиться разлуки с нею, пусть даже ненадолго. Однако ответ дочери прозвучал совершенно недвусмысленно:

– Даже не знаю… Пожалуй, эта идея придется мне по вкусу, когда я немножко свыкнусь с нею. А сейчас я настолько растеряна и сбита с толку столь внезапным предложением, что даже не успела понять, нравится оно мне или нет. Но одно я знаю точно – расставаться с тобой мне совсем не хочется. Так почему я должна уехать, папа?

– Сейчас где-то сидят три пожилые дамы, и в эту самую минуту они думают о тебе. У одной в руках прялка, и она сплетает нитку; у нее получился на ней узелок, и она не знает, что с ним делать. Ее сестра держит в руках большие ножницы и хочет – как бывает всегда, когда у нитки нарушается ее гладкость и ровность, – обрезать ее. А вот третья, самая умная из них, присматривается, как бы распутать узелок; именно она и решила, что ты должна будешь поехать в Хэмли. Остальных же ее аргументы вполне убедили. Итак, поскольку парки[16] решили, что этот визит должен состояться, нам с тобой ничего не остается, кроме как покориться.

– Ты все шутишь, папа, но тем самым лишь пробуждаешь во мне любопытство узнать ту самую тайную причину.

Мистер Гибсон отказался от шутливого тона и заговорил вполне серьезно:

– Такая причина имеется, Молли, но сейчас я не хочу ее раскрывать. Я говорю тебе это для того, чтобы ты знала: ты – благородная и честная девочка, и ты не станешь строить догадки и предположения относительно того, в чем эта причина может заключаться… Не говоря уже о том, чтобы предпринять кое-какие практические действия, а потом сложить получившиеся маленькие открытия и узнать то, что я хочу скрыть.

– Папа, я больше не буду ломать голову над твоими резонами. Но тогда я должна буду задать тебе еще один неизбежный вопрос. В этом году у меня нет новых платьев, а из своих летних прошлогодних я уже выросла. У меня осталось всего три, которые я могу носить. Только вчера Бетти говорила о том, что мне нужны новые платья.

– Но ведь то, которое сейчас на тебе, вполне годится, не так ли? Оно такого приятного цвета.

– Да. Но… – Молли расправила подол, словно собираясь танцевать. – Папа, оно шерстяное, а потому тяжелое, и в нем очень жарко. А ведь с каждым днем погода будет становиться все теплее.