Джон Пассос - 1919 Страница 18

- Ну что ж, по-моему, не так плохо, - сказал Уиглсуорс, попыхивая сигаретой. - Чуточку слишком пышно, я бы сказал... Дай несколько штук перепечатать на машинке, я их отнесу Р.Дж. Давай встретимся в понедельник на той неделе в восемь часов в клубе и пойдем вместе к Копи... Ну пока, мне пора.

Когда он ушел, Дик зашагал по комнате, сердце сильно стучало. Хотелось поговорить с кем-нибудь, но ему надоели все его кембриджские знакомые, поэтому он сел за стол и написал Хильде и Эдвину длинное письмо со стихотворными вставками о том, как он преуспевает в колледже.

Наконец настал понедельник. Заранее утешая себя на тот случай, если Фредди Уиглсуорс забудет о свидании и не явится, Дик пришел в клуб на целый час раньше назначенного времени. Глухой шум и запах ресторана, глупые остроты студентов за его столом и потная лысина мистера Кенрича, прыгающая над медными духовыми инструментами оркестра на хорах, - все казалось ему в этот вечер особенно мерзким.

В стриженых садиках Кембриджа цвели тюльпаны, время от времени дуновенье ветра приносило запах лилий. У Дика зудило под платьем все тело; ноги не слушались, но он все ходил и ходил вокруг желтых стандартных домов и зеленых газонов, к которым так хорошо успел приглядеться. Кровь так быстро и так жарко пульсировала в жилах, что, казалось, остановиться невозможно. Либо он вырвется из Кембриджа, либо сойдет с ума. Когда он ровно в восемь медленно поднимался по лестнице клуба, Уиглсуорса, разумеется, еще не было. Дик поднялся выше, в библиотеку, и взял какую-то книгу, но так нервничал, что не мог даже прочесть название. Он опять спустился вниз и стал ждать в вестибюле. Студент, работавший рядом с ним в 1-й физической лаборатории, подошел к нему и заговорил о чем-то, но Дик с трудом выдавил из себя ответ; Студент удивленно взглянул на него и отошел. Было двадцать минут девятого. Ну конечно, он не придет, будь он проклят, глупо даже было думать, что он придет, станет этот напыщенный сноб Уиглсуорс ходить на свидание с таким, как ты.

Фредди Уиглсуорс стоял перед ним, засунув руки в карманы.

- Ну-с, пошли, - сказал он.

С ним был еще кто-то, мечтательного вида юноша с пушистыми золотыми волосами и очень бледными голубыми глазами. Дик не мог отвести от него глаз, до того он был красив.

- Это Блейк, мой младший брат... Вы на одном курсе.

Блейк Уиглсуорс едва взглянул на Дика, когда они обменивались рукопожатьем, но рот его скривился в улыбку. Когда они шли по университетскому двору ранними летними сумерками, студенты лежали на подоконниках и орали "Рейнхарт, о, Рейнхарт", и птицы чирикали в вязах, и с Массачусетс-авеню доносился скрежет трамвайных колес; но в комнате с низким потолком, освещенной свечами, царила мертвая тишина, и обшарпанный маленький человечек читал вслух рассказ Киплинга "Человек, который хотел быть королем". Все сидели на полу и внимательно слушали. Дик решил стать писателем.

На второй год Дик и Блейк Уиглсуорс стали закадычными друзьями. Дик снимал комнату в Риджли, и Блейк дневал и ночевал у него. Дик внезапно почувствовал, что он любит университет, недели пролетали для него незаметно. Истекшей зимой "Адвокат" и "Ежемесячник" напечатали каждый по одному его стихотворению; он и Нед, как он окрестил Блейка Уиглсуорса, пили после обеда чай и беседовали о книгах и поэтах и зажигали в комнате свечи. В столовке они почти никогда больше не обедали, хотя Дик был там абонирован. У Дика не осталось ни гроша на мелкие расходы после того, как он заплатил за стол и право учения и комнату в Риджли, но Нед получал от родителей сравнительно большие деньги, которых хватало на двоих. Уиглсуорсы были состоятельные люди, по воскресеньям они приглашали Дика к себе в Нахант обедать. Отец Неда был когда-то художественным критиком и носил седую вандейковскую бородку; в гостиной у них был итальянский мраморный камин, над которым висела картина, изображавшая мадонну с двумя ангелами и лилиями; Уиглсуорсы утверждали, что это - Боттичелли, хотя Б.Б. - по злому умыслу, как объяснял мистер Уиглсуорс, - настаивал на том, что это Боттичини.

Субботними вечерами Дик и Нед отправлялись в Бостон и обедали у "Торндайка" и чуточку пьянели от искристого итальянского вина. После обеда они шли в театр или в варьете.

Следующим летом Хайрам Хелси Купер агитировал за Вильсона. Несмотря на иронические письма Неда, Дик до самозабвения увлекся "Новой свободой" (*13) - _Мы слишком горды, чтобы воевать, Нейтралитетом на словах и наделе, Промышленной гармонией между капиталом и трудом_ - и работал по двенадцати часов в день, печатая воззвания, уговаривая провинциальных редакторов, чтобы они предоставляли побольше места в своих газетах речам мистера Купера, в которых клеймился монополистический капитал и привилегии. Он испытал разочарование, когда ему пришлось вернуться к умирающим вязам университетского сада и лекциям, в которых никто ни за что не боролся и ни на кого не нападал, к "Холму снов" и послеобеденному чаю. Он получил стипендию филологического факультета и снял вместе с Недом комнату на Гарден-стрит. У них завелось много приятелей, интересовавшихся литературой, изящными искусствами и тому подобным; они собирались в комнате Дика и Неда в сумерки и засиживались до позднего вечера при свечах, в клубах дыма и ладана, курившегося перед бронзовым Буддой, которого Нед как-то купил спьяна в китайском квартале, пили чай, и ели кекс, и разговаривали. Нед не произносил ни слова и оживлялся, только когда речь заходила о выпивке или парусных судах; когда кто-нибудь заговаривал о политике или войне или еще о чем-нибудь в этом роде, он закрывал глаза, откидывал голову назад и говорил: "Белиберда".

В день выборов Дик так волновался, что пропустил все лекции. После обеда он и Нед пошли погулять по Нортэнду и дошли до верфи. Был промозглый, серый день. Они обсуждали свой план, которым никогда ни с кем не делились: по окончании занятий они решили раздобыть ялик или кеч и добраться вдоль побережья до Флориды и Вест-Индских островов, а потом выйти Панамским каналом в Тихий океан. Нед купил учебник навигации и зубрил его. Он сердился на Дика за то, что тот не склонен был разговаривать о мореплавании, а все гадал вслух, за кого будет голосовать такой-то штат, а за кого - такой-то. Они мрачно пошли ужинать в "Венецию"; ресторан был битком набит, и они ели холодные scalopini [эскалопы (итал.)] и спагетти; подавали отвратительно. Не успели они выпить fiasco белого Орвието, как Нед заказал еще одну; они вышли из ресторана преувеличенно твердой походкой, слегка прислонившись друг к другу. Бестелесные лица проносились мимо них в розовато-золотых сумерках Ганновер-стрит. Внезапно они очутились на краю площади в толпе, которая читала бюллетень выборов, висевший на здании "Бостон геральд".

- Кто победил? Бей его... Да здравствуют наши! - орал Нед, не переставая.

- Вы что, не знаете, что сегодня выборы? - сквозь зубы сказал за их спиной кто-то, не разжимая рта.

- Белиберда, - заблеял ему Нед прямо в лицо.

Дику пришлось утащить его в боковую аллею, чтобы избежать драки,

- Нас непременно посадят, если ты не прекратишь, - тревожно шепнул ему Дик. - И кроме того, я хочу дождаться результатов. Может быть, Вильсон победит.

- Пойдем к "Франку Локку", выпьем.

Дику хотелось остаться и дождаться результатов; он волновался и не хотел больше пить.

- Это значит, что мы не будем воевать.

- Лучше пускай война, - сказал Нед, еле ворочая языком. - Будет забавно... Все равно, война не война, выпьем еще по маленькой.

Буфетчик у "Франка Локка" отказался подавать им, хотя раньше они часто там пили, и они поплелись, обескураженные, по Вашингтон-стрит в другой кабак, как вдруг мимо них промчался газетчик с экстренным выпуском, в котором четырехдюймовыми буквами было напечатано: "ХЬЮЗ ВЫБРАН" (*14).

- Ура! - завопил Нед.

Дик заткнул ему рот ладонью, и они стали возиться посредине улицы; вокруг них собралась враждебно настроенная толпа. Дик слышал глухие неприязненные голоса:

- Студенты... Из Гарварда...

У Дика свалилась шляпа. Нед выпустил Дика, чтобы дать ему возможность поднять ее. К ним, расталкивая толпу, приближался фараон. Они встали и ушли трезвой походкой, с раскрасневшимися лицами.

- Все это белиберда, - сказал Нед задыхаясь.

Они пошли по направлению к площади Сколлей. Дик был взбешен.

Толпа на площади Сколлей ему тоже не понравилась, и ему захотелось домой, в Кембридж, но Нед затеял разговор с каким-то подозрительным субъектом и матросом, еле стоявшим на ногах.

- Знаешь что, Чеб, поведем-ка их к мамаше Блай, - сказал подозрительный субъект, толкая матроса локтем в бок.

- Только тихо, братец, только тихо... - бормотал матрос.

- Куда угодно, только чтоб не видеть этой белиберды! - заорал Нед пошатываясь.

- Слушай, Нед, ты пьян, идем в Кембридж, - отчаянно завопил ему Дик в самое ухо, хватая его за рукав. - Они тебя напоят и ограбят.