Кальман Миксат - Два нищих студента Страница 18

- Надо проникнуть к графу под видом гадателя или знахарки. Последнее, правда, труднее...

- Верно, выдам-ка я себя за гадателя...

- И глупо сделаешь. Чую я из того, что ты рассказал мне по дороге, что тот Янош Рожомак - не кто иной как сам граф Берчени.

- Ты думаешь?

- Убежден в этом. Успех восстания говорит за то, что кто-то, вероятнее всего именно он, предварительно обошел всю страну и подговорил дворян. А на такое он только переодетым, под чужим именем мог решиться.

- Это верно!

- Поэтому, если позволишь, попробую-ка лучше я проникнуть к графу. Я ему такое предскажу, что у его сиятельства подагра сразу из обеих ног вылетит.

У Мартона Бонда была душа авантюриста. Еще два года назад он был мельником на Таллошской мельнице, что стоит на речке Дудваг. В поисках приключений он отправился затем в Буду, где его совсем опустившимся встретил и взял к себе в услужение Лаци. Бонц обладал незаурядным артистическим талантом и даром подражания, так что без труда выдавал себя за кого угодно.

Два дня Мартон болтался среди челяди Берчени, изрекая всякие библейские пророчества о королевском троне, ожидающем Ракоци, и о сокрушении стен Вены. Слуги сообщили о новом предсказателе графу; Берчени заинтересовался им и пригласил к себе. Здесь Марци с фанатическим выражением лица, обратив к небу взгляд, стал пророчить страшное избиение лабанцев, на таком таинственном, истинно предсказательском языке, что смог и потешить и приободрить графа (в какой-то мере верившего таким вещам).

Не прошло и недели, как Мартон (или "пророк Хабакук", как окрестил его Берчени) стал во дворце своим человеком. Берчени, желая повеселиться, частенько посылал за ним, и у Мартона появилась возможность однажды заговорить и о бедном узнике.

Как-то раз, вечером в воскресенье, граф сам спросил Мартона:

- Ну, что тебе сегодня приснилось, Хабакук?

- Узника одного видел я нынче ночью, ваше сиятельство.

- Что же с ним приключилось, добрый Хабакук?

- Белый голубь явился мне во сне и шепнул на ухо: "Сидит здесь в Шарошпатакском замке один паренек, по прозванию Вереш, в тяжелые кандалы закован. А как освободится, семь полей зальет он вражьей кровью".

- В самом деле, сидит здесь такой заключенный. Но лабанцы могут спать спокойно. Не суждено ему больше ничьей крови пролить, даже крысиной.

- Уж не помер ли он?

- Нет еще, но скоро умрет. Сегодня с утренней эстафетой прибыл за подписью князя его смертный приговор.

- Вот как? - содрогнулся Мартон. - Чем же провинился сей несчастный?

- Воровал, растратил казну, изменил князю. И не говори мне о нем, Хабакук, не порти мне настроения. Полгода пытали - допрашивали мы его. Но он упрямый малый: так и не сознался. Ну да ничего; может, у виселицы опомнится. А ведь доверял я ему, как сыну родному.

С печальным лицом принес Мартон это известие Ласло. Тот же, услышав, места себе не находил от волнения.

- Возможно ли, чтобы брат мой воровал? - вскричал он душераздирающим голосом. - Не поверю я этому никогда в жизни! Я-то думал: в плен его взяли куруцы у лабанцев. А чтобы он - и вдруг вор?! Что же он украл, у кого? Какой ужас! И уже смертный приговор, говоришь, подписан? Боже мой, боже мой! Что же нам теперь делать?

Мартон Бонц только плечами пожал: "Ничем тут не поможешь. Казнят его, а мы и знать о том не будем, Мне вон уже будто слышится: воронье закаркало".

- Может быть, к князю поехать, броситься в ноги, попросить пощады?

- Не успеешь. Князь сейчас в Мункаче, а Берчени еще нынче утром отправляется в Сенице и меня с собою берет. Лучше, право, если и ты, Ласло, вступишь в его войско. Вместе пойдем.

- Нет, я здесь останусь. Узнаю об участи моего несчастного братца. Не ведаю я еще, что мне делать. Но так я этого не оставлю.

- Ну, тогда бог тебе в помощь. А я додурачился с этими предсказаниями до того, что теперь меня и в самом деле определили на должность пророка!

Остался Лаци один. Целую ночь провел он без сна. Все думал: что же теперь станется с его братом? Хоть бы знать, в чем Пишту обвиняют! Тогда легче было бы что-нибудь предпринять. Хоть бы полчасика с ним вместе побыть, поговорить. Может, все же пойти к Кручаи, воззвать к его сердцу? Ведь и он человек!

Утром Лаци явился на квартиру к коменданту. В передней сидел молодой прапорщик.

- Что вам угодно? - спросил офицер.

- Я хотел бы поговорить с господином комендантом, - робко отвечал Лаци.

- По какому делу?

- По делу несчастного осужденного Иштвана

- Нельзя, - отрезал офицер. - Господину Кручаи сейчас недосуг.

Лаци в отчаянии умоляюще сложил руки, прапорщик же, взглянув на них, вскочил вдруг и почтительно поклонился:

- Прошу прощения, ваше превосходительство. Я думал: вы только просите, и не заметил, что вы имеете право приказывать.

С этими словами прапорщик бросился в соседнюю комнату, уже с порога добавив:

- Комендант тотчас же будет к вашим услугам.

Лаци показалось, что все это происходит с ним во сне. Что случилось вдруг с этим человеком, отчего он сразу так переменился?

Мгновение спустя в переднюю, тяжело дыша, вкатился толстобрюхий Кручаи, - с красной рожей и канареечно-желтыми волосами, по-куруцски схваченными сзади гребенкой. Лаци побледнел. Сколько раз вставала в его воображении эта ненавистная рожа: эти злые морщины на лбу и хитрый, не знающий пощады взгляд. Вот он, убийца их отца!

Старый Кручаи, отвесив поклон перед юношей, почтительно спросил:

- Каково будет приказание князя?

- Князя? - пролепетал Лаци, но тут же спохватился. - Я не понимаю вас, господин комендант, я...

- Я вижу secretum sigillurn[42], сударь, и готов выполнять ваши приказания.

- Ах!

Возглас удивления вырвался у Лаци помимо его воли, а лицо его выразило крайнее замешательство.

- Мне известно о полномочиях, данных вам великим князем. Секретный мандат у меня вот здесь, в кармане. Ах да, вы правы... Оставьте-ка нас одних, господин Генчи.

Молодой прапорщик удалился. Тем временем Лаци, собравшись немного с мыслями, сообразил, что здесь происходит какая-то удивительная ошибка и что ею нужно умело воспользоваться.

- Ну, вот мы и одни. Теперь вы можете совершенно спокойно передать мне приказ князя.

- Я здесь по делу некоего Иштвана Вереша.

Кручаи поклонился.

- Что прикажете сделать с ним?

- Он должен быть освобожден из заключения, - хриплым от волнения голосом выдавил Лаци, и лицо его передернулось.

Но Кручаи нисколько не удивился, а попросту открыл дверь и крикнул гусару:

- Пришли-ка, дружок, сюда начальника тюрьмы! - а затем, снова повернувшись к Лаци, равнодушным голосом заметил: - А мне как раз сегодня граф Берчени вручил, уезжая, смертный приговор этому самому Верешу. Завтра, наверное, мы уже и казнили бы его. Хорошо, что ваше высокоблагородие поспешили приехать с новым приказом.

Сердце Лаци взволнованно колотилось, он не мог выдавить из себя ни слова. На счастье, в дверях появился тюремщик.

- Сейчас же освободите Иштвана Вереша, - отдал ему распоряжение Кручаи и тотчас же снова обратился к юноше: - Не будет ли дальнейших приказаний относительно узника?

- Я возьму его с собою.

- Как вам будет угодно, - вежливо заметил комендант крепости. - Начальник тюрьмы, передайте заключенного его превосходительству.

Лаци хотел поскорее покинуть комнату и торопливо последовал за тюремщиком, но Кручаи ласковым движением остановил его:

- О ваша милость, постойте! В хорошенькое же положение вы меня поставили бы. Если вы забираете арестанта с собою, тогда оставьте мне кольцо. Что если бы и я оказался столь забывчив, черт побери!

Лаци только сейчас бросил взгляд на свою руку и понял, что было чудесным его талисманом то самое кольцо - печатка с зеленым камнем, - которое он носил на пальце. Сняв перстень, юноша с притворной улыбкой протянул его Кручаи, который верноподданнически приложился к нему губами.

- Вот теперь все в порядке! - заявил Кручаи, и Лаци, у которого отлегло на душе, помчался вниз по лестнице, все еще не веря, что все это не сон.

Так, значит, на его руке был тайный перстень князя Ракоци! Каким же образом могло это случиться? В голове его пронеслась мысль: уж не князю ли принадлежали сокровища, найденные им в Дюлафехерваре?

Но времени на размышления у него не было. Он мчался вниз, перепрыгивая сразу через три ступеньки, торопясь нагнать тюремщика, который с заржавелыми ключами в руке шагал к казематам.

Наконец они очутились возле тяжелой двери, обитой полосовым железом. Скрипнул ключ в замке, и в следующий миг братья, не произнося ни слова, бросились друг другу в объятия.

А подле них, радостно повизгивая, прыгал черный пес.

- Идем отсюда! - заторопил брата Лаци, обретя снова дар речи. - Идем.

- Но как тебе удалось освободить меня?

- Потом расскажу, когда мы будем уж далеко отсюда. Пошли.

- Но куда?

- Куда угодно. Только чтобы не оставаться здесь.