Чарльз Сноу - Возвращения домой Страница 2

- Я сегодня видела Робинсона, - вдруг сказала она.

- Вот как?

- Мне показалось, что он искал меня.

- Очень может быть, - заметил я.

- Мы выпили; Он был в ударе.

Когда-то одного этого было бы довольно, чтобы возбудить во мне ревность. Теперь нет. Я был рад всему, что могло вызвать в ней интерес или надежду. У нее иногда бывали вспышки энергии, которые помогали ей забыться: раз или два - шли тридцатые годы - она принимала участие в политической деятельности, но чаще просто растрачивала свою энергию на то, чтобы помогать обиженным судьбой людям, с которыми случайно знакомилась. Как-то раз я узнал, что она одолжила деньги владельцу маленького кафе в переулке - она там бывала без меня. Она была готова явиться по первому зову провинившегося помощника приходского священника, насмерть перепуганного тем, что его будут судить. Она совершенно не интересовалась моими делами, делами своих родственников и старых друзей, но способна была вся уйти в заботы людей едва знакомых. Ради них она забывала себя, с ними в ней пробуждалась надежда, и она вновь становилась той молодой женщиной, которую я когда-то полюбил.

- Он как-то очень непринужденно стал рассказывать, что у него опять есть деньги, - продолжала Шейла.

- Времени он даром не теряет, правда?

- Я подумала, не могу ли я чем-нибудь ему помочь? - сказала она.

- Многие уже пытались, ты же знаешь, - ответил я.

Это была правда. Я только один раз видел Р.-С.Робинсона. Ему было лет шестьдесят, до 1914 года его знали как издателя одного прогрессивного ежемесячника. И с тех пор он оставался при литературе, - писал рассказы, выходившие за подписью других людей, выпускал не приносящие дохода журналы, терял деньги, наживал врагов, вечно вынашивал новые проекты. Совсем недавно ему удалось познакомиться с Шейлой. Его отчаянные попытки завязать это знакомство свидетельствовали красноречивее всяких слов, что он наслышан о ее деньгах.

- Да, многие пытались, - подтвердила она. - Тем хуже для них.

И она одарила меня откровенно насмешливой улыбкой. Она никогда не питала иллюзий насчет своих "несчастненьких".

- Но это для него слабое утешение, не правда ли? - добавила она.

- Однако если у других ничего не вышло, - сказал я, припомнив какие-то слухи, - то тебе тоже не на что надеяться.

- Ты слышал о нем что-нибудь плохое?

- Разумеется.

- Должно быть, - сказала Шейла, - он тоже слышал обо мне кое-что плохое.

Она засмеялась странным дразнящим смехом, он звучал почти вызывающе, верный признак того, что она действительно на что-то надеялась. Давно уже не слышал я такого смеха.

- А может быть, и о тебе, - добавила она.

Я улыбнулся ей в ответ. Я не мог ее огорчить. Ее хорошее настроение все еще способно было заразить и меня. Однако я сказал:

- Имей в виду, он разорил многих своих доброжелателей. Тут что-то не так.

- Конечно, что-то не так, - согласилась она. - А иначе вряд ли я бы ему понадобилась. - Она снова улыбнулась. - Ведь именно тем, у кого что-то не так, и нужны друзья. Я думала, теперь даже ты это понял.

Она встала, подошла к камину и, схватившись за доску, слегка выгнулась назад.

- У нас ведь с деньгами неплохо? - спросила она.

На этот раз обычно откровенная Шейла хитрила. Она знала наше материальное положение не хуже меня. Иначе она не была бы дочерью своего отца. Она готова была швырять деньги на ветер и тем не менее обладала отличной деловой сметкой. Она превосходно знала, какая сумма не будет для нас обременительной. При моих заработках и ее доходе мы имели в год больше двух тысяч и неплохо жили на эти деньги, даже при том, что содержали просторный дом и экономку.

- Да, - кивнул я, - деньги у нас есть.

- Тогда решено.

- Не пришлось бы только тебе разочароваться, - сказал я.

- Я не ожидаю слишком многого.

- Лучше совсем ничего не ожидать, - сказал я.

- Но ведь он человек способный? - воскликнула Шейла; лицо ее смягчилось и стало менее измученным.

- Пожалуй, да, - ответил я.

- Быть может, мне удастся поставить его на ноги, - сказала Шейла и продолжала задумчиво, но с некоторым вызовом: - Это уже было бы кое-что. Раз мне не удалось сделать ничего другого, пусть будет хоть это "кое-что", правда?

2. ДВА СПОСОБА ДЕЛАТЬ ДЕЛО

Если Шейле приходило в голову кому-нибудь помочь, она действовала с такой же быстротой, с какой транжирит деньги мошенник, получивший их обманным путем. Кажется, на той же неделе, возможно, даже на следующий день, Р.-С.Робинсон явился к нам обедать. Я, разумеется, пришел прямо из конторы Лафкина; еще долго потом это совпадение казалось мне иронией судьбы.

Весь этот день я провел в кабинете Лафкина. Он попросил меня прийти пораньше утром и заставил ждать часа два, что, впрочем, случалось нередко. Я ждал его в приемной, устланной таким толстым ковром, что шагов совсем не было слышно; со мной вместе ждал один из его приближенных, человек примерно моих лет, по имени Гилберт Кук, которого я хорошо знал. Он был кем-то вроде личного помощника Лафкина, по должности - референтом по вопросам экспорта, так же как я числился референтом по юридическим вопросам. На деле же Лафкин использовал нас обоих для особых поручений. Фирма Лафкина считалась не очень крупной среди нефтяных компаний, но это понятие было весьма относительным, ибо в 1938 году, на четвертый год пребывания Лафкина на посту ее директора, оборот фирмы составлял уже тридцать миллионов фунтов стерлингов. У него был целый штат юристов, и когда он предложил мне должность юрисконсульта, ему вовсе не нужен был еще один законник; просто ему нравилось подбирать молодых людей, вроде меня и Кука, держать их при себе и время от времени выслушивать их мнение.

- Опаздывает, - указывая на дверь кабинета, заметил Гилберт Кук, словно имел в виду поезд.

Кук был крупный, мускулистый мужчина с румяным лицом кутилы и выразительными карими глазами. Он производил впечатление человека доброго, непосредственного и сразу же располагал к себе. И разговаривал он со мной так, будто мы были гораздо ближе друг другу, чем на самом деле.

- Как сейчас Шейла? - спросил он меня, словно знал всю историю.

- Хорошо, - коротко ответил я, но он не унялся.

- Вы уверены, что ее лечит именно тот врач, который ей нужен? - спросил он.

Я сказал, что она уже некоторое время вообще не ходит к врачам.

- А кто ее лечил прежде?

Он был назойлив, но эта назойливость проистекала только от доброты; с трудом верилось, что он приходил к нам всего два раза. Он нередко водил меня в свой клуб, мы болтали о политике, спорте и работе, но откровенности в наших разговорах не было.

Наконец нас впустили в кабинет Лафкина. В этих апартаментах, когда, проходишь из одной комнаты в другую, воздух теплым дыханием ласкает кожу.

Лафкин, выпрямившись, сидел в своем жестком кресле. Он едва кивнул нам. Он вообще был не слишком внимателен к другим, но держал себя просто и без всякой позы. Он был бесцеремонен в отношениях с людьми, ибо трудно сходился с ними, но, как ни странно, отношения эти доставляли ему удовольствие.

- Вы знакомы с делом? - спросил он.

Да, мы оба ознакомились с ним.

- Как мне поступить?

Вопрос звучал так, будто мы должны были все решить за десять минут. В действительности же на это ушел весь день, и все, что мы говорили, совсем не пригодилось. Лафкин, прямой, костлявый, с худощавым лицом, сидел в своем кресле, не замечая времени. Он был всего на десять лет старше нас с Куком; кожа у него была смуглая, и его враги утверждали, что он похож на еврея, да и имя у него еврейское, хотя на самом деле отец его был диссидентским священником в Восточной Англии.

Дело, которое нам предстояло решить, было не такое уж сложное. Лафкина спросили, не хочет ли он купить еще одно предприятие по сбыту нефти. Как быть? Во время разговора - он длился нескончаемые, прокуренные, насыщенные теплом центрального отопления, скучные часы - выяснились две вещи: во-первых, ни мое мнение, ни мнение Кука в этом вопросе не представляло значительной ценности, во всяком случае не больше, чем мнение любого мало-мальски сообразительного сотрудника фирмы; во-вторых, я был уверен, что, независимо ни от чьих мнений, Лафкин уже решил купить предприятие.

Тем не менее весь этот день Кук вел себя как заправский спорщик. Он спорил и горячился, и это казалось странным - средний служащий не ведет себя так в присутствии магната. Характер спора был резким и в целом объективным, а доводы отличались прозаичностью. Кук был гораздо более красноречив, чем мы с Лафкином. Он говорил и говорил, но ничуть не пытался льстить боссу; слушая его, я лишний раз убедился, что он Лафкину ближе, чем любой другой из служащих фирмы, и задумался - почему бы это.

У большинства из тех, кого нанимал Лафкин, за плечами был хоть какой-то профессиональный опыт; Куку же нечем было похвастать, кроме связей да собственной весьма любопытной и сильной личности.

В середине дня, после того как мы позавтракали сандвичами и кофе, Кук внезапно переменил тактику. Уставившись на Лафкина, он сказал: