Пьер Корнель - Цинна Страница 2

Свободу губим мы в неистовстве войны,

Где лучшие вожди и лучшие солдаты

Для рабства жертвуют всем, чем душой богаты,

Где каждый, множа стыд им признанных оков,

Неволей собственной связать весь мир готов,

Народы отягчив ярмом страны великой,

Заставив их назвать предателя - владыкой.

Рим против Рима встал, и род пошел на род,

Чтобы тиранов вновь себе избрал народ.

Ужасных этих дел я дал изображенье,

Назвал захватчиков, Достойных поношенья

И ненавистных нам - сказал все про сенат,

Короче говоря - про их триумвират.

Я красок не щадил и не смягчал названий

При пересказе всем известных злодеяний.

В стремленье убивать никто их не был злей,

Потоплен был весь Рим в крови своих детей.

Кто был убит в толпе, на площади шумящей,

Кого среди семьи настиг удар разящий.

Убийца поощрен был высшею ценой.

Задушен муж бывал в ночи своей женой,

Сын умертвить отца решался без пощады,

За голову его прося себе награды.

Какая б только кисть изобразить могла

Кровавый этот мир и гнусные дела!

Назвать ли ряд имен, исполненных значенья,

Чью смерть напомнил я, чтоб вызвать возмущенье,

Погубленных, чей дух равенствует богам,

Кто дерзостным клинком сражен у входа в храм?

Могу ль изобразить, к какому исступленью,

К какому трепету, к какому дерзновенью

Картиной мрачных зол, ужасных до конца,

Своих сообщников я обратил сердца?

Не тратя зря минут, я, видя гнев их ярый,

Способность все презреть и наносить удары,

Прибавил в нескольких словах: "Насилья гнет,

Потеря наших благ, имуществ и свобод,

Грабеж родных полей, расправа с городами,

Изгнание отцов и войн гражданских пламя,

Все это - лестница, которой Август сам

Взошел на этот трон, чтоб стать владыкой нам.

Но жребий нам не столь уж тягостный достался:

Из трех тиранов он единственный остался.

Двух соправителей убрав, поддержки он,

Один несущий власть, теперь уже лишен.

Умрет - ни мстителей не будет, ни тирана,

И возродится Рим в свободе долгожданной.

Мы римлян истинных название вернем,

Едва его ярмо отважно разобьем.

Благоприятен час для нашего отмщенья:

На Капитолии ждут жертвоприношенья.

Пусть будет жертвой он - любой из нас готов

Свободу миру дать перед лицом богов.

В охрану Августа введем мы стражу нашу,

Из рук моих возьмет он жертвенную чашу,

И это будет знак, что нам пора начать.

Я в грудь ему всажу кинжал по рукоять.

И докажу, сразив жестокого злодея,

Что в жилах у меня струится кровь Помпея.

А вы, мне следуя, всем показать должны,

Что все от доблестных вы предков рождены".

Едва окончил я, как были все готовы

Решенье подтвердить еще раз клятвой новой,

Которой каждый бы хотел приобрести

Удара честь, что я собрался нанести.

Но разум одержал победу над волненьем.

Одни из них пойдут Максиму в подчиненье,

Других я сам возьму, чтоб были в помощь нам,

Едва лишь я сигнал к восстанию подам.

Вот что, Эмилия, мы порешили вместе.

Жду завтра от людей иль злобы, или чести.

Отцеубийца ли, освободитель я,

Захватчик, Цезарь сам? - решит судьба моя!

Теперь от нашего зависит только рвенья,

Что ожидает нас: позор иль прославленье.

Народ признателен властителям своим:

Презренье - мертвецам и почести - живым.

И я судьбе своей предоставляю правой

На казнь меня послать или отметить славой.

Поможет ли нам Рим иль встанет против нас

Готов и жизнью я пожертвовать в тот час!

Эмилия

Бояться гибели теперь уж ты не вправе,

Успех иль смерть равно твоей послужат славе.

В великом замысле, где трудностей не счесть,

Утратить можешь жизнь, но не утратишь честь.

Несчастье Кассия припомни или Брута!

Вредит ли славе их падения минута?

Иль умерли они с величием своим?

Последних римлян в них ужели мы не чтим?

Здесь, в Риме, память их столь стала всем священна,

Сколь личность Цезаря позорна и презренна.

Он правит, но лишь им одним сужден почет,

От вас, подобных им, народ спасенья ждет.

Иди им смело вслед, покорен зову чести,

Но жизнь свою храни и в упоенье мести.

И помни, что сердца пылают в нас, любя,

Что честь Эмилии - награда для тебя,

Что ты мне дан судьбой, что страстно жду тебя я.

И что, пока ты жив, с тобой сама жива я.

Но для чего Эвандр подходит к нам сейчас?

ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ

Цинна, Эмилия, Эвандр, Фульвия

Эвандр

Сам Цезарь требует к себе с Максимом вас.

Цинна;

Максима и меня? Ты слышал это ясно?

Эвандр

В твоем дому тебя ждал Поликлет напрасно.

Он вместе бы со мной пришел тебя искать,

Когда бы не успел его я удержать.

Хочу предупредить тревожные я вести:

Торопит Цезарь вас.

Эмилия

Звать вожаков - и вместе!

Обоих! В тот же час! Теперь открыты вы!

Цинна

Посмотрим.

Эмилия

Но тебя теряю я, увы!

Нам боги в замыслах перечат беспримерно,

Среди друзей твоих доносчик был, наверно.

Сомнений больше нет. Да, Август все открыл.

Как? Вместе? И когда совет ваш все решил!

Цинна

Не скрою, Цезаря приказ меня смущает.

Но он меня к себе нередко призывает.

Максим же Цезарю, как я, ближайший друг,

И вовсе, может быть, напрасен наш испуг.

Эмилия

Себя ты обмануть пытаешься напрасно.

Не мучь меня - и так безмерно я несчастна.

И, если за меня ты уж не в силах мстить,

Умей хоть жизнь свою, о Цинна, сохранить

И, к Цезарю идя, страшись его угрозы.

Довольно над отцом я проливала слезы.

Нет, новою меня не отягчай тоской,

Чтоб не пришлось теперь мне плакать над тобой!

Цинна

Как! Только потому, что робость одолела,

Забыть и твой завет, и общее нам дело!

Ведь я себя бы стал за низость упрекать!

Покинуть все, когда приходит час дерзать!

Что сделают друзья, узнав, что все забыто?

Эмилия

Что станется с тобой, коль все уже раскрыто?

Цинна

Чтобы предать меня, душ низких много есть,

Но изменить себе мне не позволит честь.

Я и над пропастью не подчинюсь боязни,

И дух мой будет тверд как в пытках, так и в казни.

А Цезарь, с завистью узрев мой смелый вид,

В час гибели моей от страха задрожит.

Медлительность моя внушит лишь подозренье.

Прощай же! Поддержать мое должна ты рвенье,

И, коль удар судьбы узнает грудь моя,

Счастливым я умру, умру несчастным я;

Счастливым потому, что верен был я чести,

Несчастным потому, что не свершил я мести.

Эмилия

Иди и голоса не слушай моего,

Тверда я, не боюсь уж больше ничего.

Прости любви моей порывам недостойным.

Не мог бы, все забыв, и сам ты быть спокойным.

Коль заговор раскрыт, то Август все пути

Переградит тебе, чтоб ты не мог уйти.

Яви же перед ним отважное презренье,

Достойное любви и твоего рожденья.

Умри, коль смерть придет, как Рима гражданин

И в смерти поднимись до мужества вершин!

Но знай, что пред своей я не смирюсь судьбою

И, коль погибнешь ты, уйду вслед за тобою.

Один и тот же рок судил нам смертный час.

Цинна

Нет, даже смерть сама не разлучила б нас!

Позволь же думать мне, что подвиг этой чести

И друг твой и отец тогда увидят вместе.

Не бойся, ведь никто не знает из друзей

Ни замыслов твоих, ни чувств души моей.

О бедах Рима я им говорил немало,

Но мщенья замысел душа моя скрывала

Из страха, чтобы страсть, живущая в крови,

Не выдала им тайн столь пламенной любви.

Эвандру лишь о ней и Фульвии известно.

Эмилия

Я к Ливии пошла б и ей призналась честно.

Она могла б легко, чтобы тебя спасти,

Своим влиянием на помощь мне прийти.

Но если в этом мне и дружба не поможет,

Не думай, что мой век спокойно будет дожит.

Примером станет мне великий подвиг твой

Я иль спасу тебя, иль смерть приму с тобой!

Цинна

Заботься обо мне, себя не забывая.

Эмилия

Не забывай и ты, друг, что люблю тебя я!

ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ

ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ

Август, Цинна, Максим, придворные

Август

Пусть все покинут нас. Одни поговорим.

Останься, Цинна, ты, а также ты, Максим.

(Все удаляются, за исключением Цинны и Максима.)

Власть повелителя над морем и землею,

Власть обладателя державой мировою,

Величье без границ и мой великий сан,

Который мне трудом, пролитой кровью дан,

Все то, что связано с высоким положеньем,

С докучным для меня придворных восхищеньем,

Вот благо, издали пленяющее нас

И тяжкое, едва пришел свершений час.

Приятное душе, чего мы так хотели,

Уж нас не радует, коль мы достигнем цели.

И так как разум наш - таков его закон

Всегда к чему-нибудь стремиться обречен,

Уж к самому себе желанья обращает: