Джон Фаулз - Элидюк Страница 2

Иронию Марии трудно теперь уловить и еще по одной, сугубо исторической причине. Ее "Lais" не предназначались для уединенного чтения, к тому же то была не проза. В оригинале они представляли собой рифмованные восьмистопные двустишия, которые полагалось петь, скорее всего на одну или несколько избираемых самим исполнителем мелодий, сопровождая пение мимической игрой, - а то и просто проговаривать под аккорды и арпеджио. Инструментом, по-видимому, служила арфа, и несомненно бретонская ее разновидность - "rote". Романтики необратимо оглупили слово "менестрель", однако те немногие свидетельства, которыми мы располагаем, позволяют думать, что артисты эти практиковали великое, безвозвратно утраченное нами искусство. Для писателей, подобных Марии Французской, видеть один только напечатанный текст было все равно, что судить о фильме лишь по сценарию. Долгая эволюция литературы как раз и связана с поисками средств для передачи "голоса автора" - его юмора, его частных мнений, его внутреннего мира - посредством одних лишь манипуляций со словом и печатным текстом, но все, происходившее прежде Гутенберга, погрузилось для нас во тьму. Приведу лишь один маленький пример из повести, которую вам предстоит прочесть. Мария дважды самым формальным образом описывает, как ее герой навещает своенравную принцессу, в которую он влюблен - он не ломится в ее покои, но велит доложить о себе, как того требуют приличия. Кто-то может сказать, что Мария просто "доливает воды" в свой рассказ, прибегая к традиционному описанию куртуазного этикета. Я же считаю, что перед нами - сжатая ремарка "в сторону" первых ее слушателей, - если то, что нам известно о Генрихе II, правда, а в жилах Марии действительно текла та же кровь, что и в его, я, пожалуй, рискнул бы высказать предположение насчет того, кому предназначалась эта маленькая колкость.

Я попытался передать в моем переводе, основанном на хранящемся в Британском музее тексте H (Harley 978) в редакции Альфреда Юэртаi, хотя бы следы этой живой устной ноты. И теперь мне остается только напомнить читателям о трех существовавших в реальности системах, на фоне которых разворачивается эта повесть со всеми ее анахронизмами. Это прежде всего система феодальная, в которой жизненно важную роль играли клятвенные обещания, коими обменивались вассал и его господин. От представления о том, что человеку должно быть таким же верным, каково его слово, зависела не только структура власти, от него зависела вся тогдашняя цивилизованная жизнь. Это сегодня мы, в случае нарушения договора, можем обратиться в суд, тогда оставалось только хвататься за оружие. Второй контекст - христианство, столь сильно сказывающееся в окончании "Элидюка", но и только в нем. Сердце человека Марию вне всяких сомнений интересовало куда больше, чем его бессмертная душа. Третьей системой является куртуазная любовь, с ее не менее основательной опорой на соблюдение верности, но уже в любовных отношениях. В двадцатом столетии эта идея, пожалуй, несколько вышла из моды, и тем не менее "amour courtois" представляла собой отчаянную и совершенно необходимую попытку привить чуть больше культуры (чуть больше женской разумности) жестокому обществу, вся цивилизованность которого зиждилась на договорах и символах обоюдного доверия. В эпоху, когда становится возможным Уотергейтский desmesure - трагедия, на мой взгляд, в сфере скорее культуры, чем политики - такая попытка выглядит не столь уж и непонятной.

Элидюк

De un mut ancпen lai bretun

Le cunte e tute la reisun

Vu dirai

Я собираюсь сколь можно полнее пересказать вам древнюю кельтскую повесть или по крайности то, что сам я сумел в ней понять.

Некогда жил в Бретани рыцарь по имени Элидюк. Он был образцом для подобных ему: одним из храбрейших людей в тех краях, и жена его, происходившая из знатного и влиятельного рода, отличалась замечательной ученостью и не меньшей преданностью мужу. Они счастливо прожили несколько лет, ибо супружество их основывалось на любви и доверии. Но затем случилась война, и Элидюк покинул жену ради воинских подвигов. Тогда-то и полюбил он некую девицу, несказанно прекрасную принцессу по имени Гиллиадун. Кельтское имя оставшейся дома жены было Гильдельюк, а потому и вся эта повесть называется "Гиллиадун и Гильдельюк" - по их именам. Поначалу же называлась она "Элидюк", но затем название изменили, ибо на самом деле речь в ней идет о двух женщинах. Теперь я расскажу, как именно все произошло между ними.

Сюзереном Элидюка был король Бретани, очень любивший своего рыцаря и всячески старавшийся соблюсти его интересы. Элидюк служил ему верой и правдой, так что король, покидая свои владения, всякий раз оставлял их на попечение Элидюка, надежно хранившего оные от врагов своей доблестью. За это получал он многие милости. Ему дозволялось охотиться в королевских лесах, и никакой лесничий, даже самый отчаянный, не смел заступить ему дорогу или принести на него жалобу. Однако зависть людская к удаче этого рыцаря сделала свое черное дело. Элидюка оговорили и оклеветали и отношения его с королем ухудшились. В конце концов, его, не называя причин, отставили от двора. Элидюк, пребывая в недоумении, вновь и вновь просил дозволения оправдаться перед королем, ибо все наговоры на него были лживыми, он же верой и правдой служил своему государю и был тем счастлив. Но двор ни единого раза не ответил ему. Убедившись, что никто его слушать не станет, он решил удалиться в изгнание. Итак, он направился домой и созвал всех своих друзей. Он рассказал им, как все сложилось между ним и королем, рассказал о возгоревшемся против него королевском гневе. Элидюк ведь никогда не щадил сил своих на королевской службе, и оттого негодование короля было несправедливым. Когда пахари слышат ругань, исходящую из уст их господина, они вспоминают поговорку: "не верь любви великого человека". Люди разумные, попав в положение Элидюка, более полагаются на любовь и дружбу соседей. Итак, рыцарь говоритii, что устал от Бретани, что переправится за море, в Англию, и там постарается найти утешение. Жену же он оставит дома и пусть слуги его и друзья заботятся о ней.

Сказано - сделано. Сам рыцарь и десять всадников, коих взял он с собою, снарядились, как должно, в дорогу. Тяжко было друзьям расставаться с ним, что до жены его... первую часть пути она провожала мужа, вся в слезах оттого, что теряет его. Однако рыцарь торжественно поклялся, что останется верным ей. Затем он прощается и скачет прямиком к морю. Там он всходит на корабль, благополучно пересекает море и прибывает в гавань Тотнес.

В той части Англии было тогда несколько королей, и все они сражались друг с другом. Невдалеке от Эксетера жил могущественный старый властитель. Наследника у него не имелось, одна только незамужняя дочь. Из-за нее-то и разгорелась война, ибо старик не пожелал отдать руку ее равному ему по положению королю из другой династии, и король тот предал огню и мечу все его земли. В конце концов, он осадил старика в одном из укрепленных городовiii. И никому не доставало отваги выйти за стены и сразиться с захватчиком единолично или сообща. Прознав обо всем этом, Элидюк решил, что, раз уж идет здесь война, то он, чем ехать дальше, останется в этих местах. Он надумал помочь осажденному королю, положение коего все ухудшалось - одни только гибель и разрушение ожидали его. Элидюк решил наняться к нему на службуiv.

Он послал к королю вестников с письмом, в котором объяснял, что покинул родные края и пришел ему на помощь; разумеется, он весь к услугам короля, но если тот не пожелает принять его на службу, он просит лишь о безопасном проезде по его землям, дабы он, Элидюк, смог предложить свое воинское умение кому-нибудь другому. Увидев вестников, король весьма обрадовался и принял их весьма дружелюбно. Он призвал к себе рыцаря, начальствовавшего в крепости, и повелел ему немедля выделить для Элидюка эскорт, который препроводил бы его в замок. Затем король подготовил для него жилые помещения, а также все необходимое для месячного пребывания в крепости.

Эскорт, вооружась, оседлал коней и отправился навстречу Элидюку. Благополучно добравшись до города, рыцарь был принят с великими почестями. Он поселился у богатого горожанина, человека достойного и благовоспитанного, выделившего рыцарю лучшую, украшенную гобеленами комнату. На прекрасно приготовленный ужин Элидюк пригласил всех остальных рыцарей, пребывавших в городе в тревоге и беспокойстве. Он также воспретил своим людям, даже самым охочим до наживы, принимать в первые сорок дней какие бы тот ни было подношения либо дары.

На третий день его пребывания в Эксетере поднялся в этом городе великий крик, ибо во всей окружавшей его местности объявились враги и уже изготовились идти на приступ городских ворот. Заслышав вопли впавших в панику горожан, Элидюк немедля облачился в доспехи. То же сделали и спутники его. В городе находилось еще только четырнадцать рыцарей, способных держать оружие, прочие залечивали раны или были пленены. Увидев, как Элидюк садится на коня, все они отправились по своим домам и также облачились в броню. Они не пожелали ждать, когда их позовут, они выедут из ворот вместе с ним.