Ирвин Шоу - На французский манер Страница 2

Беддоуз уже был однажды женат и считал, что пока с него хватит. Жены имеют обыкновение рожать детей, кукситься, начинать пить и увлекаться другими мужчинами, когда их мужей на три-четыре месяца отсылают по службе на другой конец света.

Кристина его немножко удивила. Томление было совсем не в ее духе. Он знал ее до недавнего времени не очень хорошо, но они были знакомы четыре года, почти с самого ее прилета из Штатов. Она понемножку позировала фотографам и была достаточно красива, чтобы неплохо на этом зарабатывать, но, по ее словам, ей было противно чувствовать себя идиоткой, изображая на лице нечто томное, как того требовала мода, и сексапильное, как того требовали заказчики. Она умела печатать на машинке, знала стенографию и от случая к случаю работала с американскими бизнесменами, которые на месяц на два приезжали по делам в Париж. По-французски она заговорила с первого же дня, как приехала, умела водить машину и время от времени выкидывала номера - нанималась компаньонкой к старым американским дамам и путешествовала с ними в страну замков или в Швейцарию. Спать она в свои двадцать шесть, кажется, никогда не хотела, она готова была бодрствовать ночи напролет, ходила на все вечеринки, и, насколько было известно Беддоузу, за ней числились два романа с его приятелями: один был вольнопрактикующий фотограф, второй - пилот транспортного самолета, он погиб в авиационной катастрофе при вылете из Франкфурта. Ей можно было позвонить в любой час дня и ночи, не опасаясь, что она рассердится, и с ней не стыдно было появиться в любом обществе. Она всегда знала, какое бистро сейчас в моде, кто в каком ночном клубе выступает, кого из художников стоит пойти посмотреть, кто сейчас в городе, а кого надо ждать на будущей неделе и в каком из маленьких отелей неподалеку от Парижа можно вкусно пообедать или приятно провести уик-энд. Больших денег у нее никогда не было, но одевалась она превосходно, достаточно по-французски, чтобы нравиться своим французским друзьям, и в то же время не слишком по-французски, так что у американцев не возникало подозрений, будто она делает вид, что родилась в Европе. Одним словом, может, ваша бабушка и не пришла бы от нее в восторг, но, как сказал ей однажды сам Беддоуз, она была украшением самых бестолковых и беспокойных лет - второй половины двадцатого века.

Ветераны, наконец, тронулись; в наступающих сумерках видно было, как лениво полощутся их знамена; вот демонстрация обогнула контору авиакомпании на углу и двинулась вверх по Елисейским полям. Беддоуз смотрел им вслед и несколько туманно размышлял о других демонстрациях и других знаменах. Потом он увидел Кристину: она шла широким шагом наискосок через улицу, наперерез движению, быстро и уверенно лавируя среди машин. "Проживи она в Европе хоть до конца дней, - подумал Беддоуз, с улыбкой наблюдая за ее движениями, - но стоит ей пройти десять шагов, и всем сразу станет ясно, что родилась она по ту сторону океана".

Когда она открыла дверь на террасу, Беддоуз встал. Она была без шляпы, и Беддоуз заметил, что волосы у нее сильно потемнели, с тех пор как он ее не видел, и стричь она их стала не так коротко. Когда она подошла к столику, он расцеловал ее в обе щеки.

- Добро пожаловать. На французский манер, - сказал он.

Она на мгновение крепко прижалась к нему.

- Смотрите-ка, - сказала она, - он опять тут.

Она села, распахнула пальто и улыбнулась ему через стол. Щеки у нее раскраснелись от холода, глаза сияли, и вся она была ослепительно молодая.

- Дух Парижа из американского квартала, - сказал Беддоуз, дотрагиваясь до ее руки на столе, - что ты будешь пить?

- Чай. Я так рада тебя видеть!

- Чай? - Беддоуз скорчил гримасу. - Что-нибудь случилось?

- Ничего, - Кристина помотала головой. - Просто хочу чаю.

- Тоже мне напиток! Разве так встречают путешественника, вернувшегося в родные пенаты?

- И пожалуйста, с лимоном.

Беддоуз пожал плечами и попросил официанта принести чай.

- Ну, как там в Египте? - спросила Кристина.

- А я разве был в Египте? - Беддоуз смотрел Кристине в лицо, и у него было радостно на душе.

- Так по крайней мере писали газеты.

- Ах, да... - Беддоуз заговорил серьезно и деловито. - Новый мир жаждет родиться, борется за это, для феодализма - слишком поздно, для демократии - слишком рано...

Кристина состроила гримасу.

- Очаровательное изложение, как будто специально для архивов госдепартамента. Ну, а если так, между двумя рюмками, то как там в Египте?

- Солнечно и печально, - сказал Беддоуз. - После двух недель в Каире проникаешься сочувствием ко всем окружающим. А что тут в Париже?

- Для демократии слишком поздно, для феодализма слишком рано, - сказала Кристина.

Беддоуз засмеялся, наклонился через стол и поцеловал ее.

- Ну, а если между двумя поцелуями? - спросив он. - Как тут в Париже?

- Так же, - сказала Кристина и помедлила. - Почти так же.

- Кто есть на горизонте?

- Вся компания, - ответила Кристина небрежно. - Все те же счастливые изгнанники: Чарльз, Борис, Энн, Тедди...

Тедди был тот самый вольнопрактикующий фотограф.

- Часто его видишь? - спросил Беддоуз как можно легкомысленней.

- О-о-о! - Кристина чуть-чуть улыбнулась.

- Проверка документов, - ухмыльнулся Беддоуз.

- Нет, не часто, - сказала Кристина. - Его гречанка в городе.

- Все еще гречанка?

- Все еще гречанка.

Подошел официант и принес чай. Она налила чай в чашку и выжала туда лимон. У нее были длинные ловкие пальцы, Беддоуз заметил, что она перестала пользоваться ярким лаком.

- Что ты сделала с волосами? - спросил Беддоуз.

Кристина рассеянно провела по ним рукой.

- А ты заметил?

- О, где вы, кудри золотые, мы видели вас так недавно!

- Решила вернуть свой цвет. - Кристина помешала сахар в чашке. - Хочу поглядеть, что из этого выйдет. Правится?

- Я еще не понял. И потом они стали длиннее.

- Угу. Это на зиму. А то шея мерзнет. Говорят, такая прическа меня молодит.

- Правильно говорят, - сказал Беддоуз. - Тебе теперь больше одиннадцати не дашь.

Кристина улыбнулась и потянулась к нему чашкой с чаем.

- За тех, кто возвращается, - сказала она.

- Чай и тост - вещи для меня несовместимые, - сказал Беддоуз.

- Ты просто придира и фанатик спиртных напитков, - сказала Кристина и невозмутимо отхлебнула из своей чашки.

- А теперь насчет планов на вечер, - сказал Беддоуз. - Я думаю, мы можем удрать от наших милых Друзей и отправиться обедать в тот ресторанчик на рынке, потому что я умираю - хочу мяса, а после этого... - Он запнулся. - Что случилось? Мы что, не сможем даже вместе поужинать?

- Дело обстоит не совсем так, - Кристина медленно помешивала чай, не поднимая глаз от чашки. - У меня свидание...

- Отмени этого типа, - выпалил Беддоуз. - Гони нахала в шею!

- Не могу, - Кристина спокойно посмотрела ему в глаза. - Мы должны с ним встретиться здесь, он должен прийти с минуты на минуту.

- Ах, вот оно что! - Беддоуз понимающе кивнул. - Это несколько меняет дело.

- Да.

- А мы не можем его куда-нибудь сплавить?

- Нет, - сказала Кристина. - Мы его не можем сплавить.

- Еще не родился такой человек, от которого нельзя было бы избавиться, - сказал Беддоуз. - Ты ему объясняешь, что твой старый друг только что вернулся из пустыни, что он едва не умер там от дизентерии и едва не погиб в религиозных войнах, что он нуждается в утешении, что ты должна привести в порядок его расшатавшиеся нервы и т.д. и т.п.

Кристина, улыбаясь, покачала головой.

- Прости, но из этого ничего не получится.

- Хочешь, я это сделаю? - спросил Беддоуз. - Как мужчина с мужчиной. Слушайте, старина, мы все люди взрослые, публика цивилизованная... Ну, в таком духе.

- Нет, - сказала Кристина.

- Почему нет? - спросил Беддоуз, понимая, что нарушает свое собственное, давно и ревностно соблюдаемое правило ни о чем не просить. Почему мы не можем этого сделать?

- Потому что я не хочу, - сказала Кристина.

- Вот оно что, - сказал Беддоуз. - Стало быть, ветер переменился.

- Да, - мягко ответила Кристина. - В какой-то степени переменился. А пообедать мы можем все вместе. Втроем. Он очень хороший человек. Он тебе понравится.

- Когда я возвращаюсь в Париж, - сказал Беддоуз, - мне в первый вечер мужчины вообще не нравятся.

Они помолчали, и Беддоуз вспомнил, сколько раз, бывало, Кристина отвечала по телефону: "О'кэй, это, конечно, грешно, но я его спроважу. Значит, встретимся в восемь". И, сидя напротив нее, трудно было поверить, что она не скажет этого ни сейчас, ни через минуту, потому что она так же, как и раньше, смотрела на него, так же, как и раньше, дотрагивалась до его руки, потому что, кажется, ничего не переменилось.

- Два месяца - долгий срок, а? - спросил Беддоуз. - Особенно в Париже.

- Нет, - сказала Кристина. - Это совсем не долгий срок, ни в Париже, нигде.

- Хелло, Кристина. - Высокий, светловолосый, плотного сложения молодой человек стоял возле стола, держа шляпу в руках, и улыбался. - Видишь, я нашел это кафе. - Он наклонился и поцеловал ее в лоб.