Бертольд Брехт - Швейк во Второй мировой воине Страница 2

А ЧТО ПОЛУЧИЛА СОЛДАТКА?

А что получила солдатка

В подарок из Праги седой?

Волшебные туфли прислал ей супруг,

Лощеная кожа, точеный каблук,

Подарок из Праги седой.

А что получила солдатка

В подарок из польских краев?

Пришла к ней посылка с рубашкой льняной,

Узор вырезной на рубашке льняной,

Подарок из польских краев!

А что получила солдатка

Из Осло, где фьорд и гранит?

Из Осло пришел меховой воротник,

Как к шее приник меховой воротник

Из Осло, где фьорд и гранит!

А что получила солдатка

Из тучного Роттердама?

К ней шляпка оттуда пришла в свой черед,

Та шляпка как чудо к лицу ей идет,

Голландская, из Роттердама!

А что получила солдатка

Из Брюсселя в бельгийской стране?

Оттуда солдат ей прислал кружева:

Любовь какова! Хороши кружева

Из Брюсселя в бельгийской стране.

А что получила солдатка

Из Парижа, где ночью светлынь?

Соседке на зависть, не платье, а сон,

Не платье, а сон, элегантный фасон

Из Парижа, где ночью светлынь,

А что получила солдатка

Из Ливии знойной в презент?

Из Триполи к ней прилетел талисманчик,

Солдат не обманщик, прислал талисманчик

Из Ливии знойной в презент.

А что получила солдатка

Из строгой российской земли?

Пришла из России к ней вдовья вуаль,

Пришла к ней печаль в чужедальнюю даль

Из строгой российской земли.

Эсэсовец победоносно кивает после каждой строфы, но перед последней он

уже вдруг пьян, и голова его бессильно падает на стол.

Швейк. Прекрасная песня. (Обращаясь к Балоуну.) Она тебе ясно доказывает, что нужно семь раз обдумать, прежде чем совершить нечто необдуманное! Ты смотри, не вздумай ради больших рационов отправиться вместе с Гитлером в Россию: там ты замерзнешь и околеешь, болван.

Балоун (песня его потрясла, и он, положив голову на скрещенные руки, начинает всхлипывать). Боже, боже! До чего меня доведет мое обжорство? Со мной нужно что-то сделать, иначе я пропал. Я не в силах больше быть хорошим чехом на голодный желудок.

Швейк. Если бы ты поклялся девой Марией, что ты никогда, ни из-за какой жратвы не вступишь в легион, ты бы слово сдержал. (Обращаясь к Копецкой.) Он очень набожный. Но поклянешься ли ты? Конечно, нет.

Балоун. Вхолостую я не могу клясться - это совсем не так просто.

Копецка. Это - позор! Ведь вы же взрослый человек.

Балоун. Взрослый, но слабый.

Швейк. Если бы мы могли сунуть тебе тарелку жареной свинины - дескать, жри, ничтожество, но поклянись, что ты останешься хорошим чехом, - ты б наверняка поклялся, настолько-то уж я тебя знаю. Но, конечно, так, чтобы тарелку придерживать и сейчас же отнять, если ты не будешь клясться, - вот это бы на тебя подействовало.

Балоун. Это верно. Но только чтобы потом свинина была моей.

Швейк. И для того чтобы ты сдержал клятву, ты должен стать на колени перед всем народом и возложить руки на Библию - так, что ли?

Балоун утвердительно кивает.

Копецка. Не попробовать ли помочь вам? (Возвращается к молодому Прохазке.)

Молодой Прохазка. Стоит мне только услышать, как вы поете, и я уж сам не свой.

Копецка (рассеянно). Почему?

Молодой Прохазка. Любовь.

Копецка. А откуда вы знаете, что это любовь, а не просто блажь?

Молодой Прохазка. Знаю! Вчера вы у меня из головы не выходили, и я завернул одной покупательнице вместо шницеля ее же собственную сумку и получил за это нагоняй от отца. А по утрам у меня болит голова. Это любовь.

Копецка. А много ли у вас, спрашивается, этой самой любви?

Молодой Прохазка. Я что-то вас не понимаю.

Копецка. Я спрашиваю, на много ли хватит вашей любви? Может, как уже бывало, на один раз, высморкаться - и все.

Молодой Прохазка. Пани Анна, не терзайте мое сердце такими злыми упреками. Моей любви хватит на все, только бы вы ответили на нее взаимностью. А этого-то как раз и нет.

Копецка. Меня интересует, хватит ли ее, например, на два фунта вырезки.

Молодой Прохазка. Анна! Как вы можете в такой момент говорить о таких грубых материальных вещах!

Копецка (отвернувшись и считая бутылки). Ну видите, для вас это уже слишком много.

Молодой Прохазка (пожимая плечами). Я вас опять не понимаю. Уж больно туманно вы говорите.

Балоун. Моя прожорливость не с этой войны началась, это застарелая болезнь. Из-за нее моя сестра, у которой я в ту пору жил, ходила с детьми в Клокоты в престольный праздник. Но даже и это не помогло. Сестра с детьми возвратилась с праздника и принялась считать кур. Одной или двух она недосчиталась. Но тут я ничем не мог ей помочь, я знал, конечно, что куриные яйца вещь в хозяйстве необходимая, но стоило мне только выйти из дому, увидеть курицу, как я мгновенно ощущал в желудке бездну, и через час мое душевное равновесие восстанавливалось, а курице - аминь! Видимо, мне уже ничем нельзя помочь.

Молодой Прохазка. Пани Анна, вы это серьезно говорите?

Копецка. Совершенно серьезно.

Молодой Прохазка. Когда вам нужны эти два фунта вырезки? Завтра?

Копецка. Не слишком ли опрометчиво ваше обещание? Значит, вы хотите вынести из лавки вашего папаши два фунта мяса без разрешения и мясного талона, а теперь это считается спекуляцией и за это дело положен расстрел, если только это всплывет.

Молодой Прохазка. Неужели вы думаете, что я не пошел бы на расстрел ради вас, если бы знал, что этим смогу у вас хоть чего-нибудь добиться?

Швейк и Балоун следили за разговором.

Швейк (с похвалой). Вот таким и должен быть влюбленный. В Пльзене один молодой человек повесился в сарае из-за вдовы уже даже не первой молодости, потому что она в беседе с ним обронила как-то, что он ничего не готов сделать ради нее, а в "Медведе" один тип - он был отец семейства - вскрыл себе вены в нужнике, потому что кельнерша лучше обошлась с другим гостем. А через несколько дней двое бросились в Влтаву с Карлова моста из-за одной особы, но тут уже были замешаны деньги, она была, как я слыхал, весьма зажиточная.

Копецка. Я скажу - такое не каждый день приходится слышать женщине, пан Прохазка.

Молодой Прохазка. Поверьте мне! Я принесу завтра в полдень, не поздно это будет?

Копецка. Я не хотела бы, чтобы это вам повредило, но ведь это ради доброго дела, не для меня самой. Вы сами слышали, что пан Балоун должен получить настоящий мясной обед, иначе его одолеют скверные мысли.

Молодой Прохазка. Значит, вы не хотите, чтобы я подвергал себя опасности. Так вы сказали, я не ошибаюсь? Значит, вам будет не безразлично, если я буду расстрелян, не берите своих слов обратно, вы осчастливили меня ими! Пани Анна, решено, вы обязательно получите жаркое, пусть я даже околею из-за этого.

Копецка. Приходите завтра в полдень, пан Балоун, я ничего вам не обещаю, но обед, кажется мне, для вас будет.

Балоун. Если бы я только один-единственный разочек получил жаркое, все скверные мысли вылетели бы у меня из головы. Но я не стану преждевременно радоваться, я и так слишком много претерпел в жизни.

Швейк (показывая на эсэсовца). Я думаю, он все забудет, когда проснется, он пьян в стельку. (Кричит ему в ухо.) Да здравствует Бенеш!

Тот не шевелится.

Это вернейший признак, что он без сознания, иначе он бы меня в землю втоптал, так они тут всего боятся!

Входит агент гестапо Бретшнейдер.

Бретшнейдер. Кто всего боится?

Швейк (уверенно). Эсэсовцы. Присаживайтесь к нам, господин Бретшнейдер... Принесите ему кружку пльзенского, пани Копецка, нынче что-то жарковато.

Бретшнейдер. Чего же они боятся, по вашему мнению?

Швейк. Боятся проявить невнимательность и пропустить мимо ушей высказывания, содержащие в себе зародыш государственного преступления или еще чего, откуда мне знать. Но, может, вы хотите, чтобы никто не мешал вам читать вашу газету, а я отвлекаю вас?

Бретшнейдер (усаживается с газетой). Мне никто не помешает, если то, что он говорит, интересует меня. Пани Копецка, вы сегодня снова выглядите как майский ландыш,

Копецка (подавая ему пиво). Скажите лучше, июньский.

Молодой Прохазка (когда она возвращается за стойку). Я на вашем месте не разрешал бы ему таких вольностей.

Бретшнейдер (раскрывает газету"). Это экстренный выпуск. На фюрера было произведено покушение в мюнхенской пивной. Что вы на это скажете?

Швейк. И долго он мучился?

Бретшнейдер. Он остался невредим - бомба поздно взорвалась.

Швейк. Небось какая-нибудь дешевая, продукт современного массового производства. А потом удивляются, что качество не то. Почему, спрашивается, такой предмет не был изготовлен любовно, как прежде бывало, при ручном производстве? Я не прав, скажете? А вот то, что они для такого случая не подобрали бомбы получше, так это уж прямо халатность с их стороны. В Чешском Крумлове один мясник решил однажды...

Бретшнейдер (перебивает его). Если фюрер был почти убит, так это вы называете халатностью?