Михаил Кречмар - Про шамана и попа Страница 2

  - А чиво ето нас так ипархия осчастливить решила, - вылез вперёд кривой Серёга Геонка. - У нас, можить, каждый сам себе атец и сын и святой йух!

  Сердюк только встал, чтобы пресечь смуту в самом начале, но отец Петрович поторопился.

  - Вот и будет вам Храм в помощь каждому от подобных соблазнов и язычества.

  Лучше б отец Петрович никогда этого слова не произносил...

  Сердюк протянул с кафедры руку и ухватил Петьку за шиворот. Язычники заулюлюкали - сход приобретал привычные очертания. Становилось весело.

  Из школы отец Петрович выходил вместе со здоровенным мужиком - очень похожим на отца Петровича, каким тот, возможно, станет лет двадцать спустя - только с чёрным густым волосом и бородой.

  - А что это вас сюда, в Жёлтый Яр занесло, - спросил мужик. Здесь же народ весь удэгейцы с нанайцами. У нас там дальше есть русские деревни, Ясное, Тополёвая.

  Мужик этот сам собой внушал отцу Петровичу безотчётное доверие, и он поделился.

  - Вообще-то, Епархия хочет остановить язычество. Потому и дана мне здесь служба.

  - Чиво? - искренне изумился местный мужик, Митрич. - Какое такое язычество? Лет пятнадцать назад все камунячьи псалмы пели, а после водку жрали. Вёдрами. Не знаю, думаю, не выйдет у вас в Жёлтом Яру толка. Ну а как не выйдет - давайте к нам. Сам-то я из Ясного.

  Сел в свой Nissan Terrano и уехал.

  Отца Петровича на улице одолевали просители. Кто-то совал в руки грязный, замусоленный конверт и требовал немедленно доставить его к губернатору, кто-то, эпигонствуя Остапу Бендеру, спрятавшись за углом магазина, кричал "Бога нет"!. Кто-то толкал ему в лицо пластиковый стаканчик и бормотал - "Уыпьем во Христе"!

  Отец Петрович стоял растерянный.

  И неожиданно краем глаза увидел стоящего поодаль от орущей кучи сельчан одинокого, сосредоточенного человека. Аккуратно, чтобы не навязываться, отец Петрович отодвинулся так, чтобы человеческий водоворот принёс его прямо к этому человеку.

  И человек посмотрел на отца Петровича скорбно и строго, и, наконец, решился обратиться.

  - Вы знаете - я художник... Меня Данилой зовут. Национальный удэгейский художник Данило Сенкай.

  На первый взгляд этот человек был довольно упитан для художника. Скорее, он напоминал завмага или владельца холодильного склада средней руки. Очень низенький и плотный, со значительным брюшком, по-бойцовски широкоплечий, с широким, одутловатым монгольским лицом, одетый в серое драповое пальто, он никак не напоминал творческого человека.

  - Я - народный удэгейский художник, - с нажимом продолжил человек. - У меня здесь галерея. Хотите посмотреть?

  Отец Петрович поглядел на галдящих и беспорядочно выпивающих во Христе жителей посёлка Жёлтый Яр. На заднем плане деревенской идиллии Сердюк дубасил Петруху Геонка, отчаянно матеря его и внушая мысли о недопустимости нарушения спокойствия на селе. На помощь Геонке подтягивались свежие силы мятежников. Отец Петрович содрогнулся и пошёл за художником туда, где стояли неровные, словно игрушки, выстроенные небрежными детьми из обрезков стройматериалов, дома обитателей Жёлтого Яра.

  На домах висели плакаты, изображающие упавшее дерево в виде женщины с распиленным торсом. "Выбирайте недревесную продукцию леса!" - вещал плакат, призывающий сохранить тайгу от вырубки.

  Жители Жёлтого Яра следовали нарисованному призыву. Из недревесной продукции леса они выбирали коноплю.

  Надо сказать, что после схода и воспоследовавшего ему общения с народом, отца Петровича было трудно удивить. Тем не менее, народному удэгейскому художнику это вполне удалось.

  Обычный сельский дом-пятистенок с пристроенными к нему обширной верандой весь был завален странными острыми чурками высотой в пол-локтя с пририсованными глазами.

  - Это что? - оторопело спросил отец Петрович. В простоте своей он было решил, что это язычники топят печи такими дровами.

  - Совэны! - гордо сказал художник. - Народные удэгейские духи. По тридцать долларов за штуку. А этот.. - он вытащил полено поздоровее. Между страхолюдными зенками было изображено овальное отверстие - то ли ноздря-дыхало, как у кита, то ли присоска, как у миноги, - за шестьдесят.

  Взгляд отца Петровича немного привык к царящей в галерее полутьме и стал различать какие-то огромные картины с изображённым на них тигром. Тигры были подозрительно однообразными и священник предположил, что нарисованы они одним и тем же способом - на холсте под наведённым на него изображением из диапроектора. Тем временем художник шустро объяснял.

  - В посёлке я авторитет. Потому что единственный не пью. Другие будут приходить, говорить, что в авторитете - никому не верь. Я здесь - авторитет единственный. Я и ещё Миша. Духовная власть. Ты и я. Будем вместе работать.

  Ох, пропустил и на этот раз отец Петрович важнейшую информацию! Но не будем его за это винить - посёлок Жёлтый Яр, по мысли его церковного начальства, должен был стать надолго его домом, и, положа руку на сердце, дом этот ему сильно не нравился.

  - В общем, так, - деловито продолжал художник. - Мне галерея нужна картинная настоящая. Лучше всего, во Владивостоке. Там туристы - китайцы, японцы. Сюда редко-редко заезжают. Если ты мне там галерею устроишь, я тебя сюда жить пущу. Со скидкой. Тебе ж надо где-то жить, да?

  В этом месте отец Петрович пробормотал что-то вроде того, что "Господь укажет путь" и ретировался. Но, ретировавшись, он попал в цепкие руки Сердюка.

  Сердюк был не художник, а официальное лицо. И отказаться от его приглашения потрапезовать было невозможно.

  После первой рюмки Сердюк принялся радеть о вечном.

  - Храм-то строиться должон.

  - Ну да, - кивнул отец Петрович.

  - Ты тово-этово, водочку-то наливай, - посетовал Сердюк.

  - Я не пью. - отец Петрович принял неожиданное, но показавшееся ему в то момент самым верным решение

  - Ну ладно. Твоей совести дело. Христос-то, я знаю, водкой не брезговал. Ты здесь с людьми не подружишься без водки-то. Ну и к храму, и его постройке...

  Если бы отцу Петровичу было семнадцать лет, и он был бы плодом непорочного зачатия богатой дамочки-интеллигентки из Санкт-Петербурга и не менее богатого модного философа из Амстердама, он, может быть, и поверил бы, что Сердюк вот так, от доброты душевной, посчитал, сколько надо кубов на создание храма отборного кедра, дуба и ясеня. А так - бес сомнения вкрался в его душу. И ещё более укрепился оный бес, когда Сердюк положил перед ним уже подготовленный документ на вырубку значительного участка леса, с указаниями кварталов, просек, и кубатуры изъятия.

  - Вопчем, будешь обратно ехать - загляни в лесничество, - пододвинул Сердюк бумагу ближе к священнику. - Дай ему на подпись, а мы-то уж тебе стройматерьялов заготовим.

  После отъезда отца Петровича из Жёлтого Яра, обитатели посёлка заметили странные изменения в поведении нескольких его жителей. Во-первых, национальный удэгейский художник Данило Сенкай начал демонстративно пренебрегать сельчанами и делать в частных разговорах недвусмысленные намёки на невероятные изменения, которые, в ближайшее время, случатся с ним лично, Данилой Сенкаем, его врагами и приятелями, а также с посёлком Жёлтый Яр в целом. Каждое утро он приходил на почту и старательно расспрашивал обо всех приходящих в посёлок письмах, особенно же упирая на конверты из Московской Патриархии.

  Конверты из Московской Патриархии всё не приходили и не приходили, и Данило Сенкай всё мрачнел и мрачнел.

  Помрачнел и председатель поссовета Сердюк. Ему-то как раз письмо пришло - и не из Московской Патриархии, а из районного центра. В письме этиом было сказано, что тендер на строительство храма в посёлке Жёлтый Яр выигран районным предприятием "Гонобобель", которое и приступит с наступлением лета к его возведению на определённом для оного храма участке.

  Стройная калькуляция на 1400 кубов кедра и дуба, судя по всему, сгинула в недрах дальневосточной епархии.

  Подумал-подумал Сердюк и пригласил "на пожрать" народного удэгейского художника.

  - Много он там тебе наобещал?

  Художника прорвало.

  Отец Петрович обещал ему личную галерею во Владивостоке, заказ на роспись желтоярского кафедрального собора и Храма Христа Спасителя, командировку на Афон, в Рим и долговременную учёбу в Израиле. А вместо того...

  - Так. - прервал поток откровений Сердюк. - А что он видал у тебя в галерее? Вот тут?

  Совэны...

  - Вопчем так, - резюмировал Сердюк. - Из-за тебя нам круто денег обломилось. Из-за чертей твоих, конкретно.

  - Это не черти, - возмутился Сенкай. - Совэн, народный удэгейский дух.

  - Не знаю, дух он там тебе или йух, но из-за этих чертей мы здесь работу потеряли.

  И обе ветви власти, административная и духовная, насупленные, расстались.