Генри Хаггард - Копи царя Соломона Страница 2

– Да, я это писал.

– Скажите мне, мистер Кватермэн, – спросил сэр Генри после минутного молчания, – вы ничего больше не знаете о путешествии моего… я хотел сказать, мистера Невилла? У вас нет никаких догадок или подозрений насчет того, какие были его намерения и куда именно он отправлялся?

– Кое-что я об этом слышал, – отвечал я, но сейчас же умолк: мне не хотелось распространяться об этом предмете.

Сэр Генри вопросительно посмотрел на капитана Гуда; капитан кивнул.

– Мистер Кватермэн, – сказал сэр Генри, – я сейчас расскажу вам один случай и попрошу вашего совета, а может быть, даже и содействия. Агент, переславший мне ваше письмо, заверил меня, что я могу вполне на вас положиться, так как вы, по его словам, человек известный во всем Натале и пользующийся всеобщим уважением. Но прежде всего вам необходимо знать, почему я так интересуюсь этим Невиллом: он мой родной брат.

– Вот как! – сказал я и невольно вздрогнул.

– Он был мой младший и единственный брат, – продолжал сэр Генри, – и мы с ним почти никогда не расставались, вплоть до того, что случилось пять лет тому назад. Но тут нашу семью неожиданно постигло ужасное бедствие: мы с братом поссорились не на жизнь, а на смерть, и я поступил с ним очень несправедливо.

Капитан Гуд энергично закивал, как бы в подтверждение этих слов. Мне его было отлично видно в зеркало, которое висело против нас.

– Вы, конечно, знаете, – говорил сэр Генри, – что, когда человек, имеющий только земельную собственность, умрет, не оставив завещания, то по английским законам все его имение переходит к старшему сыну. Так случилось и с нами: наш отец умер, не оставив никакого завещания, и как раз в то самое время, когда мы так ужасно поссорились. Поэтому брат мой, не подготовленный почти ни к какой профессии, остался без гроша. Конечно, я обязан был позаботиться о нем, но в это время ссора наша была в полном разгаре, и, к стыду моему, я должен признаться (тут он глубоко вздохнул), что ничего для него не сделал. Не то чтобы я ему чего-нибудь пожалел, – нисколько; но просто мне не хотелось самому начинать, я все ждал, что он сделает первые шаги, а он так ничего и не сделал. Мне очень совестно утруждать вас всеми этими подробностями, мистер Кватермэн, но я должен рассказать вам все без утайки. Ведь так, Гуд?

– Непременно, непременно, – подтвердил капитан. – Я убежден, что мистер Кватермэн никому ничего не расскажет.

– Само собой разумеется, – сказал я.

– Ну-с, – продолжал сэр Генри, – в то время у моего брата было еще немного денег. В один прекрасный день, не говоря мне ни единого слова, он забрал эти несчастные деньжонки и отправился в Южную Африку под вымышленным именем Невилл, с безумной надеждой нажить себе там состояние. Об этом узнал я уже впоследствии. Прошло три года; я ничего не слышал про брата, хотя писал ему несколько раз. Конечно, письма до него не доходили. Время шло, и я начинал все больше о нем беспокоиться. Тут я понял, как много значит кровное родство…

– Еще бы! – сказал я и подумал про своего сына Гарри.

– Я почувствовал, мистер Кватермэн, что готов отдать все на свете, лишь бы узнать, что мой брат Джордж жив и здоров и что когда-нибудь я его снова увижу!

– Только что-то мало надежды на это, – заметил капитан.

– Итак, чем дальше, тем больше тревожился я о брате, мистер Кватермэн, и раздумывал о том, жив он или умер, и если жив, то как бы мне вернуть его домой. Кроме него, у меня нет никого на свете. Я послал на разведки пеших гонцов, и в результате получилось ваше письмо. Письмо это было довольно утешительно, потому что оно доказывало, что Джордж еще недавно был жив и здоров, но все-таки мне этого было мало. В конце концов я решился отправиться на поиски сам, и капитан Гуд был так добр, что поехал со мной.

– Да, – сказал капитан, – тем более что мне ничего другого не оставалось. Оставили за штатом на половинном жалованье – просто хоть околевай. Теперь, сэр, вы, вероятно, не откажетесь сообщить нам все, что знаете про человека, называвшего себя Невиллом…

II

Предание о копях царя Соломона

– Что вы слышали в Бамангвато о путешествии моего брата? – спросил сэр Генри, пока я набивал свою трубку.

– Да кое-что действительно я слышал, – отвечал я, – но только не заикнулся об этом ни одной живой душе до нынешнего дня. Я слышал, что он собирается в Соломоновы копи.

– В Соломоновы копи! – воскликнули оба моих слушателя в один голос. – А где же они?..

– Этого я не знаю; знаю только, где они будто бы должны быть. Однажды мне привелось увидеть вершины гор, которые их ограждают, но только от того места, где я был, и до этих гор оставалось перейти пустыню – с лишком сто тридцать миль, – и я никогда не слышал, чтобы кто-нибудь из белых людей ее перешел, кроме одного-единственного случая. Впрочем, я думаю, что мне всего лучше рассказать вам все предание о Соломоновых копях целиком, как я его знаю. Только вы должны обещать мне, что без моего позволения никому не откроете того, что я вам расскажу. Согласны вы или нет? Я имею на это свои причины.

Сэр Генри утвердительно кивнул, а капитан Гуд поспешил прибавить:

– Разумеется, разумеется.

– Ну-с, – начал я, – вы легко можете себе представить, что охотники на слонов – народ вообще грубый, неотесанный. Но иногда попадаются между ними и такие люди, которые собирают туземные предания и стараются понемногу выяснить историю этой темной, безвестной страны. Вот один из таких людей и рассказал мне когда-то предание о Соломоновых копях. Я тогда был в первый раз на слоновой охоте в Матабельской земле. Звали его Ивансом; на следующий год беднягу убил раненный им буйвол, и он похоронен около водопадов Замбези. Помнится, я рассказывал Ивансу как-то вечером об удивительных горных шахтах, на которые я однажды набрел в Трансваале во время охоты. В последнее время на них опять нечаянно напали при розысках золотоносных жил; мне же они давным-давно были известны. Я рассказал ему, какая там прекрасная дорога высечена в скале, какие устроены галереи, ходы и переходы; как хорошо выложены стены. – Это что!.. Я тебе еще лучше скажу! – отвечал мне Иванс и начал рассказывать, как он набрел внутри страны на целый разрушенный город. По его мнению, то были развалины библейского Офира, и с тех пор я не раз слышал то же предположение и от других людей, поученее бедного Иванса. Я тогда и уши развесил, слушая про эти чудеса; молод еще был, так оно и неудивительно. Вдруг Иванс говорит мне: – А что, милый, ты никогда не слыхал про Сулимановы горы, те, что лежат на северо-запад от Машукулумбы? – Нет, говорю, никогда не слыхал. – А вот там-то были у Соломона копи, знаменитые его алмазные копи. – А вы почем знаете? – спрашиваю я. – Да уж так, знаю. Ты сам посуди, ну что такое Сулиман, как не Соломон[4]? К тому же одна старая колдунья из племени маника все мне про это рассказала. Она говорила, что народ, живущий за этими горами, тоже принадлежит к племени зулусов и говорит на одном из зулусских наречий, но только он сильнее и красивее зулусов. По ее словам, среди этого народа есть много волшебников, которые выучились своему волшебному искусству у белых людей в те далекие времена, «когда на земле царил мрак», и знают тайну чудесных копей, где добываются «сияющие камешки».

Тогда я посмеялся над этим рассказом: алмазные россыпи еще не были открыты. Бедный Иванс погиб, и я потом целых двадцать лет не вспоминал об этой истории. Но ровно двадцать лет спустя я услышал более определенный рассказ про Сулимановы горы и про ту страну, что лежит за ними. Был я однажды в деревушке Ситанда-Крааль. Прежалкая, скажу вам, деревушка: еды никакой, да и охотнику не много поживы. Но на меня напала лихорадка, и волей-неволей пришлось там оставаться. Было очень плохо, как вдруг в один прекрасный день приезжает туда португалец и при нем слуга-мулат. Я хорошо знаю своих делагойских португальцев; это самый отвратительный народ в мире, и все торгуют невольниками. Всех бы их на виселицу, дьяволов! Но только мой приезжий был ни чуточки не похож на тех негодяев, которых я привык встречать, даже совсем напротив. То был высокий худощавый человек, с большими темными глазами и вьющимися седыми усами. Мы с ним немножко потолковали, потому что он мог говорить на ломаном английском языке, а я кое-что понимаю по-португальски; он сообщил мне, что зовут его Хосе Сильвестра и что у него есть имение около Делагойской бухты. На другой день он уехал вместе со своим товарищем и очень вежливо со мной раскланялся. – До приятного свидания, синьор, – сказал он на прощание, – если мы когда-нибудь снова увидимся, я буду самым богатым человеком в целом мире и, уж конечно, не забуду и вас. – Я тогда только усмехнулся и посмотрел ему вслед, соображая, что он хотел этим сказать? Уж не рехнулся ли он; или в самом деле что-нибудь особенное затеял? Прошла неделя, и мне стало гораздо лучше. В один прекрасный вечер сижу я около своей палатки и смотрю, как садится знойное, багровое солнце за великой пустыней, как вдруг вижу какую-то фигуру – судя по одежде, европейца, – которая вдруг показалась из-за холма шагах в трехстах от меня. Фигура эта сначала ползла на четвереньках, потом встала на ноги, кое-как протащилась несколько шагов и опять упала. Вижу, дело плохо: должно быть, очень слаб человек; я кликнул одного из своих охотников и послал к нему на помощь. Ну, как вы думаете, кого он мне привел?