Джейн Остен - Разум и чувство Страница 2

– Это была последняя просьба моего отца, – ответил ей муж, – помочь его жене и дочерям.

– Он не ведал, что говорит. Десять против одного, что он находился в этот момент в бреду. Ведь, будь в своем уме, он бы даже не подумал о том, чтобы забрать половину состояния у собственного сына.

– Он не называл точной суммы, моя дорогая Фанни. Он только попросил меня помочь им, сделать их жизнь комфортнее, чем смог сделать он. Я поступил бы так же, даже если бы он меня ни о чем не просил. Он же не думал, что я выброшу их на улицу без гроша в кармане. А раз он потребовал обещания, я не мог отказать. По крайней мере, так мне казалось тогда. Но как бы то ни было, если обещание дано, то оно должно быть выполнено. Что-то я должен для них сделать, когда они покинут Норленд и переселятся в новый дом.

– Так и сделай для них что-то. Но почему это «что-то» должно быть суммой в три тысячи фунтов? Ты ведь знаешь, – добавила она, – что если с деньгами расстаться, то назад они уже не вернутся. Твои сестры выйдут замуж, и деньги пропадут навсегда. А вот если бы они все-таки когда-нибудь достались нашему сыночку…

– А ведь верно, – серьезно ответил ее муж, – может настать время, когда Гарри пожалеет, что такая большая сумма была отдана другим людям. Например, если у него будет большая семья, то такая дополнительная сумма была бы весьма кстати.

– Конечно!

– Может, будет лучше для всех, если сумму уменьшить наполовину. И пятьсот фунтов заметно увеличат их состояние.

– О да, намного! Какой еще брат на земле сделает хотя бы половину для своих сестер, даже если бы они были его родные. А тут всего лишь единокровные! Нет, ты все-таки очень щедр!

– Я не хочу показаться жадным, – ответил он, – ведь в таком случае всегда лучше сделать больше, чем меньше. Во всяком случае никто не сможет обвинить меня в скупости. Они вряд ли ожидают большего.

– Ну, чего ожидают они, знать невозможно, – ответила его жена. – Но их никто и не спрашивает. Вопрос в том, что ты можешь им дать.

– Конечно, и мне кажется, я могу дать им по пятьсот фунтов каждой. Хотя и без этой суммы они получат около трех тысяч фунтов после смерти матери. Неплохое состояние для молодой девушки!

– Именно! И мне вдруг пришло в голову: они вообще ничего от тебя не хотят. Ведь между ними будет распределено десять тысяч фунтов. Если же они выйдут замуж, то, несомненно, за людей состоятельных. Если же нет, то вполне смогут жить вместе и достаточно комфортно на эту сумму.

– Это верно! По этой причине я думаю, что целесообразнее будет назначить пожизненное содержание для их матери, а не делать что-то для них. Для моих сестер это будет так же хорошо, как для нее. Сто фунтов в год всех их вполне обеспечат.

Однако его жена не торопилась одобрить этот план.

– Конечно, это лучше, чем сразу заплатить по пятьсот фунтов каждой, – сказала она, – но если миссис Дэшвуд проживет еще пятнадцать лет, то мы потеряем именно такую сумму.

– Пятнадцать лет! Моя дорогая Фанни, она вряд ли проживет и половину этого срока!

– Возможно. Но ты, вероятно, замечал, что люди, получающие пенсию, живут вечно! Между прочим, она обладает отменным здоровьем, и ей только недавно исполнилось сорок лет. Подумай, ежегодная пенсия – расход серьезный. Ее так или иначе приходится выплачивать, и изменить ничего нельзя. Уж кому, как не мне, знать, как тяжело иметь дело с пенсиями. Моей матери приходилось выплачивать целых три пенсии, которые отец по доброте душевной назначил трем престарелым слугам. Не представляешь, как ее это угнетало! Дважды в год хочешь не хочешь – изволь платить да еще позаботиться об отсылке денег. Потом нам сообщили, что кто-то из них умер. А через некоторое время оказалось, что ничего подобного. Бедная мама совсем измучилась. Она часто жаловалась, что не является хозяйкой собственных доходов, поскольку немалая их часть изымается у нее без ее согласия. Никогда бы не подумала, что отец может оказаться таким бессердечным. Если бы не пенсии, мама вполне могла бы распоряжаться всеми деньгами без ограничений. Поверь, пенсии – это отвратительно! Ни за что не соглашусь связать себя подобными обязательствами.

– Конечно, – проявил покладистость Джон Дэшвуд, – любые обязательные отчисления от доходов крайне обременительны. Собственное состояние, как справедливо заметила твоя мама, уже вроде бы тебе и не принадлежит. Добровольно принять на себя обязанность каждое полугодие выплачивать изрядную сумму – это значит лишиться независимости. Нам это совершенно ни к чему.

– Даже не сомневайся. И заметь, что за это тебе никто даже спасибо не скажет. Они считают себя вполне обеспеченными, а то, что ты им выделишь, является будто само собой разумеющимся. Будь я на твоем месте, делала бы для них что-то только тогда, когда сама считала бы это нужным. И нет нужды связывать себя ежегодными выплатами. Мы же не можем заранее знать: а вдруг в какой-нибудь год нас очень стеснит необходимость оторвать от себя сто, а быть может, даже и пятьдесят фунтов!

– Радость моя, ты, как всегда, права! Ни к чему им твердая пенсия. Те суммы, которые я смогу выделять им время от времени, принесут им куда больше пользы, чем ежегодная пенсия. Рассчитывая на твердый доход, они просто станут жить на широкую ногу и в результате не станут богаче. Будет гораздо разумнее, если я буду иногда посылать им пятьдесят фунтов в подарок. Так они не будут чувствовать себя стесненными в средствах, а я выполню обещание, данное отцу.

– О да. Кстати, я убеждена, что твой отец вовсе не хотел, чтобы ты им дарил деньги. Я уверена, что он имел в виду совсем другую помощь. К примеру, подыскать для них небольшой уютный домик, помочь с переездом, посылать рыбу, дичь, возможно, другие продукты, в зависимости от времени года. Он наверняка не помышлял ни о чем другом. Иначе считать было бы по меньшей мере неразумно. Ты только подумай, как прекрасно устроится твоя мачеха и ее дочери на проценты с семи тысяч фунтов. К тому же у каждой девицы имеется и собственная тысяча, которая в год приносит пятьдесят фунтов дохода. Из этих сумм они будут платить матери за стол. Если подсчитать, окажется, что у них на жизнь будет пятьсот фунтов в год! Это же гигантская сумма! И ее более чем достаточно для четырех женщин. Им даже не нужно столько! На хозяйство им почти не нужны деньги. Экипажа у них не будет, лошадей тоже, да и прислугой они обойдутся минимальной. Принимать у себя гостей им незачем, выезжать в свет тоже. На что же им тратиться? Они заживут совершенно безбедно! Подумать только, пятьсот фунтов в год! Не представляю, на что они сумеют все это потратить. Теперь понимаешь, почему о каких-либо дополнительных деньгах в подарок не стоит даже речь вести? Им легче будет тебе уделить толику своих доходов.

– Ты совершенно права, – сказал мистер Дэшвуд. – Разумеется, мой отец имел в виду только то, что ты сказала. Как же я сразу не догадался? Но теперь мне все ясно. Я не нарушу своего обещания и непременно окажу им ту помощь, о которой ты говорила. Когда моя мать решит от нас уехать, я с удовольствием возьму на себя все хлопоты, связанные с переездом. Наверное, я даже подарю им какую-нибудь мебель.

– О, конечно! – воскликнула миссис Джон Дэшвуд. – Но ты учти еще одно обстоятельство. Когда твои родители переехали в Норленд, стэнхиллскую мебель продали, но столовое серебро, фарфор и белье остались и по завещанию переходят твоей мачехе. Когда они снимут дом, он будет почти полностью обставлен.

– Да, как же я забыл! Она получает весьма, надо признать, немалое наследство. Кое-что из этого серебра нам и здесь не помешало бы.

– Ну да. И чайный сервиз, между прочим, намного роскошнее нашего. В их новом жилище такое великолепие им будет совершенно ни к чему. Но что мы тут можем поделать? Твой отец больше думал о них. Не обижайся, но я все же скажу: ты вовсе не обязан испытывать к нему слишком уж большую благодарность и свято исполнять его последнюю волю. Мы же оба знаем, что имей он такую возможность, то все отдал бы им, уделив тебе разве что малую толику.

Последний довод показался мистеру Джону Дэшвуду самым весомым. Он больше не колебался и твердо знал, что предложить вдове отца и ее дочерям что-нибудь, кроме услуг, перечисленных его женой, было бы не только лишним, но даже в какой-то мере неприличным.

Глава 3

Миссис Дэшвуд оставалась в Норленде еще несколько месяцев не из-за нежелания покидать родное гнездо. Окружающая ее обстановка уже не вызывала таких сильных чувств, как раньше. Ее душа начала оживать, она стала способна на что-то большее, чем черная меланхолия и воспоминания о прошлом. Она стремилась уехать и без устали искала подходящий домик недалеко от Норленда, потому что уехать далеко от места, где провела столько счастливых лет, она все-таки не могла. Но ей никак не попадался подходящий вариант. Понятия миссис Дэшвуд о комфорте и удобстве всегда не совпадали с благоразумной рассудительностью старшей дочери, поэтому несколько домов, понравившихся матери, были отвергнуты как слишком дорогие.