Льюис Кэрролл - Пища для ума Страница 2

Вы можете распознать несчастную жертву неразумного умственного питания, когда видите ее перед собой? Вы можете заподозрить такого человека? Посмотрите, как он тоскливо бродит по читальному залу, пробуя блюдо за блюдом, – просим у него прощения, книгу за книгой, – и ни на одной не задерживаясь. Сначала кусочек романа; но нет, тьфу! он не ел ничего, кроме романов, в течение всей прошлой недели, и их вкус ему прилично надоел. Затем ломтик чего-нибудь научного; но вы сразу знаете, каков будет результат, – естественно, слишком крепкая штука для его зубов. И так далее – повторяется все тот же утомительный круг, который он тщетно пытался проделать вчера (и который, вероятно, попытается тщетно повторить завтра).

Мистер Оливер Уэнделл Холмс в своей очень забавной книге «Профессор за завтраком» дает следующее правило, позволяющее определить, молод человек или стар: «Главный критерий таков: предложите испытуемому за десять минут до обеда пухлую булочку. Если она с легкостью принята и поглощена, факт молодости можно считать установленным». Он говорит нам, что человек, «если он молод, съест все, что угодно, в любое время дня и ночи».

Чтобы выяснить, здоров ли умственный аппетит человеческого животного, дайте ему в руки короткий, хорошо написанный, но не захватывающий трактат о каком-нибудь популярном предмете – умственную булочку, собственно говоря. Если он будет прочитан с живым интересом и полным вниманием и если читатель сможет ответить потом на вопросы по этой теме, его ум находится в отличном рабочем состоянии. Если он вежливо отложит его в сторону или, возможно, лениво полистает в течение нескольких минут, а потом скажет: «Я не могу читать эту глупую книжонку! Не могли бы вы дать мне второй том «Загадочного убийства»?», вы можете быть в равной степени уверены, что у него что-то не в порядке с умственным пищеварением.

Если эта статья дала вам какие-нибудь полезные советы на важнейшую тему чтения и помогла увидеть, что «читать, брать на заметку, узнавать и переваривать внутри себя» хорошие книги, которые вам попадаются, это не только интересно, но и необходимо, – тогда ее цель достигнута.

Несколько советов по этикету, или Как вести СЕБЯ НА ЗВАНЫХ ОБЕДАХ

Как люди, обслуживающие общественные вкусы, мы можем искренне рекомендовать эту книгу всем, кто часто обедает вне дома и совершенно незнаком с правилами поведения в обществе. Какое бы сожаление мы ни испытывали в связи с тем, что автор ограничился скорее предупреждениями, нежели советами, мы обязаны по всей справедливости отметить, что ничто из того, что здесь изложено, не будет противоречить манерам, принятым в лучших домах. Нижеследующий пример демонстрирует глубину проникновения в тему и полноту опыта, которые встречаются весьма редко.

Направляясь в столовую, джентльмен предлагает одну руку даме, которую он сопровождает, – предлагать обе руки не принято.

Практика поедания супа из одной тарелки с сидящим напротив джентльменом в настоящее время устарела: но обычай спрашивать у хозяина его мнение о погоде сразу после того, как унесли первую перемену блюд, все еще сохраняется.

Практика поедания супа вилкой, с одновременным нашептыванием хозяйке на ухо, что ложку вы припасли для бифштекса, полностью вышла из употребления.

Когда перед вами стоит блюдо с мясом, ничто не может помешать вам его съесть, если вы чувствуете к этому склонность; тем не менее во всех таких деликатных случаях руководствуйтесь исключительно поведением окружающих.

Всегда допустимо попросить, чтобы вам подали к вареной оленине артишоковое желе; однако существуют дома, где этого не подают.

Метод накладывания жареной индейки с помощью двух вилок для раздачи мяса практичен, но лишен изящества.

Мы не рекомендуем практику поедания сыра с ножом и вилкой в одной руке и ложкой и бокалом вина в другой; это действие сопряжено с определенной долей неудобства, до конца избавиться от которого не поможет никакое количество тренировок.

В качестве общего правила: не пинайте под столом джентльмена, сидящего напротив, если вы лично с ним не знакомы; ваша комическая выходка может быть неправильно понята – обстоятельство, во все времена неприятное.

Поднятие тоста за здоровье мальчика-посыльного сразу после того, как убрали скатерть, – это обычай, скорее рожденный уважением к его нежному возрасту, чем строгим соблюдением правил этикета.

Визит к Теннисону

Ч.Ч., 11 мая 1891 г.

Мой дорогой Уильям, я уже некоторое время раздумываю о том, чтобы написать тебе отчет о моем посещении острова Уайт, однако сомневался, достаточно ли у меня новостей, чтобы стоило тратить на это время; но теперь, когда ты сам этого попросил, ты должен сказать спасибо за то, что узнаешь, интересно это или нет – поистине «bis dat qui cito dat»[2]. (Мне кажется, эта цитата некоторым образом уместна в данном случае.) У, должно быть, подло исказил мои слова, если сказал, что я последовал за Лауреатом[3] в его убежище, поскольку я поехал, не зная, что он там, собираясь погостить у старого приятеля по колледжу в Фрешуотере. Находясь там, я, как любой свободнорожденный британец, имел неотъемлемое право нанести утренний визит, что и сделал, несмотря на то, что мой друг Коллинз заверил меня, что Теннисоны еще не приехали. Когда я подошел к дому, там был какой-то человек, красивший садовую ограду, которого я спросил, дома ли мистер Теннисон, ожидая, что он мне ответит «нет», поэтому для меня было приятным сюрпризом, когда он сказал: «Он здесь, сэр» и показал на него, и вот! он был неподалеку, подстригал свою лужайку, в широкополой шляпе и очках. Мне пришлось представиться, поскольку он слишком близорук, чтобы самостоятельно узнавать людей, и когда он закончил свои дела, то отвел меня в дом поздороваться с миссис Теннисон, которая, как я с большим сожалением узнал, была очень больна и в этот момент страдала от почти полной бессонницы. Она лежала на диване и выглядела довольно усталой и изможденной, поэтому я побыл с ней буквально несколько минут. Она пригласила меня прийти вечером на ужин, где должен был присутствовать мистер Уорбертон (брат из «Полумесяца и Креста»), но ее муж отменил это приглашение перед моим уходом, сказав, что хочет, чтобы вечером она поменьше волновалась, и упрашивал, чтобы я зашел к ним вечером на чай, а на следующий день и пообедал с ними. Он провел меня по дому, показывая картины и проч. (среди которых «на струне» висели и мои фотографии этой семьи, в рамках из этих эмалированных, как ты их называешь, картонках?). Вид из окон мансарды он считает одним из самых прекрасных на острове; еще он показал мне картину, которую написал для него его друг Ричард Доил; также маленькую курительную комнату в верхней части дома, где он, естественно, предложил мне выкурить трубку; еще показал детскую, где мы обнаружили красивого маленького Халлама (его сына), который вспомнил меня быстрее, чем его отец.

Я пришел вечером; мистер Уорбертон показался мне очень приятным человеком с довольно робкими, нервными манерами; он священник и школьный инспектор в этом округе. Вечером мы затронули тему обязанностей священнослужителя, и Теннисон сказал, что, по его мнению, священники как сообщество не приносят и половины той пользы, которую могли бы приносить, будь они менее высокомерны и проявляй больше сочувствия своей пастве. «Чего им не хватает, – сказал он, – так это силы и доброты, – доброта без силы, разумеется, ни к чему хорошему не приведет, но сила без доброты мало что даст». Весьма здравая теологическая мысль, по моему мнению. Это все происходило в маленькой курительной, куда мы перешли после чая и где провели около двух часов в очень интересной беседе. Везде лежали корректурные оттиски «Королевской идиллии», но он не позволил мне посмотреть. Я с некоторым любопытством отметил, какого рода книги занимают нижнюю из поворачивающихся книжных полок, чрезвычайно удобных для работы за письменным столом; все они, без исключения, были на греческом или на латыни – Гомер, Эсхил, Гораций, Лукреций, Вергилий и проч. Стоял прекрасный лунный вечер, и, когда я уходил, Теннисон прошелся со мной по саду и обратил мое внимание на то, как луна светит сквозь тонкое белое облако, – эффект, который я раньше никогда не замечал: нечто вроде золотого кольца, но не близко к краю, как ореол, а на некотором расстоянии. Если не ошибаюсь, моряки считают это приметой, сулящей плохую погоду. Он сказал, что часто замечал его, и упомянул это явление в одном из своих ранних стихотворений. Ты можешь найти его в «Маргарет»[4].