Пятая колонна. Рассказы - Эрнест Миллер Хемингуэй Страница 2

Входит марокканская проститутка из Куеты. Очень смуглая, с хорошей фигурой, курчавая, с виду – дерзкая и уж точно не застенчивая.

Марокканка (с вызовом). Салют, camaradas.

Филип. Это она тогда цапнула Вернона Роджерса. Три недели потом отлеживался. Зубки что надо.

Дороти. Филип, дорогой, ты не мог бы надеть на camarada намордник, пока она здесь, а?

Марокканка. Обижать.

Филип. Camarada марокканка училась английскому в Гибралтаре. Милое местечко. Был у меня там один презанятный случай…

Престон. Уволь от подробностей.

Филип. Ты что-то кислый, Престон. Не поддерживаешь линию партии. Время унылых физиономий, знаешь ли, позади. Теперь у нас пора ликования.

Престон. Помолчал бы о том, чего не понимаешь.

Филип. А я не вижу смысла ходить и киснуть. Может, предложишь гостям чего-нибудь освежающего?

Марокканка (обращаясь к Дороти). У ты здесь мило.

Дороти. Очень рада, что тебе нравится.

Марокканка. Как ты не эвакуироваться?

Дороти. Просто не уезжаю, и все.

Марокканка. А что ты кушать?

Дороти. Иногда и нас прижимает, но выручают консервы, приходящие с дипломатической почтой.

Марокканка. Дипломатической – что?

Дороти. Консервы, ну знаешь – Civet lièvre[6], Foie gras[7]. Недавно получили Poulet de Bresse[8] – пальчики оближешь.

Марокканка. Ты над я смеяться?

Дороти. О нет. Как можно. Мы правда это едим.

Марокканка. Я кушать суп из вода. (Воинственно уставившись на Дороти.) Что смотреть? Ты не нравиться, как я выглядеть? Думать, ты лучше я?

Дороти. Разумеется, нет. Я, может, гораздо хуже. Бесконечно хуже, как Престон тебе еще объяснит. Но к чему все эти сравнения? Я хочу сказать, сейчас война, и вообще, знаешь, мы тут все одно дело делаем.

Марокканка. Ты только подумать плохо про я – я глаза тебе царапать.

Дороти (с мольбой в голосе, но при этом очень томно). Пожалуйста, Филип, побеседуй со своими друзьями, развлеки их.

Филип. Анита, послушай меня.

Марокканка. Окей.

Филип. Анита… Дороти – милая женщина…

Марокканка. Наш бизнес нет милая женщина.

Электрик (поднимаясь). Camaradas me voy.

Дороти. Что он говорит?

Престон. Говорит, что уходит.

Филип. Не верьте ему. Он всегда так. (Обращаясь к электрику.) Camarada, ты должен остаться.

Электрик. Camaradas entonces me quedo.

Дороти. Что?

Престон. Говорит, останется.

Филип. То-то же, старик. Ты ведь не сбежишь, бросив нас одних, Маркони? Нет. Camarada электрик достоин доверия, и никаких гвоздей.

Престон. Зачем ему гвозди, он же не плотник.

Дороти. Если ты не прекратишь острить, дорогой, мы расстанемся. Помяни мое слово.

Марокканка. Слушать, вы. Болтать все время. Только болтать, а когда другое? Что мы здесь? (Обращаясь к Филипу.) Ты с я? Да или нет?

Филип. Какая прямолинейность, Анита.

Марокканка. Ответ хотеть.

Филип. В таком случае, Анита, он будет негативным.

Марокканка. Как это? Снять фотография?

Филип. Улавливаете, да? Камера, фотография, негатив. Очаровательно, правда? Она такая простушка.

Марокканка. Зачем – фотография? Ты думаешь, меня – шпион?

Филип. Нет, Анита. Возьми себя в руки. Я просто имел в виду, что мы больше не вместе. Ну… пока. То есть пока между нами все более или менее кончено.

Марокканка. Нет? Ты не с я?

Филип. Нет, моя прелесть.

Марокканка. Ты с она? (Кивает в сторону Дороти.)

Филип. Это еще неизвестно.

Дороти. Да уж, тут найдется что обсудить.

Марокканка. Окей. Я она глаза царапать. (Направляется к Дороти.)

Электрик. Camaradas, tengo que trabajar.

Дороти. О чем он?

Престон. Говорит, на работу нужно.

Филип. Ой, да не слушайте вы. На него иногда находит. Прямо какая-то идея фикс.

Электрик. Camaradas, soy analfabético.

Престон. Говорит, что не умеет ни читать, ни писать.

Филип. Camarada, пойми… Нет, честно, без шуток: если б нас не водили в школу, мы все были бы такими же. Ты не тушуйся, дружище.

Марокканка (обращаясь к Дороти). Окей, наверное, ладно, да. Пить до дна. Чин-чин. Ваше здоровьио. Да, окей. Только вот.

Дороти. Что тебе, Анита?

Марокканка. Ты надо снять табличка.

Дороти. Какую табличку?

Марокканка. Снаружи на дверь. «Работаю» все время – неправильно.

Дороти. У меня еще в колледже на двери такая висела, и ничего.

Марокканка. Ты снять?

Филип. Конечно, снимет. Правда, Дороти?

Дороти. Само собой.

Престон. Ты же все равно никогда не работала.

Дороти. Да, дорогой, но всегда собиралась. Я еще закончу свою статью для «Космополитен», как только чуть-чуть во всем разберусь.

За окном раздаются грохот, приближающийся свист и снова грохот. Слышно, как падают кирпичи и железо, звенит разбитое стекло.

Филип (чрезвычайно серьезно и тихо). Опять бомбят.

Престон (в сердцах, явно нервничая). Ублюдки.

Филип. Бриджес, девочка моя, ты бы лучше открыла окна. Стекол теперь не достать, а зима, понимаешь ли, на носу.

Марокканка. Ты табличка снять?

Дороти идет к двери и снимает табличку, выдернув кнопки при помощи пилочки для ногтей. Затем протягивает Аните.

Дороти. Держи, оставь себе. И кнопки тоже.

Дороти идет к выключателю, гасит свет. Затем открывает оба окна. С улицы доносится звук, напоминающий звон струны гигантского банджо, и нарастающий гул, словно от приближающегося поезда надземки или метро. После третьего разрыва слышно, как сыплется стекло.

Марокканка. Ты хорошая camarada.

Дороти. Вот уж нет. Но хотела бы стать хорошей.

Марокканка. Для я ты окей.

Они стоят рядом в луче света, упавшем из коридора через открытую дверь.

Филип. На этот раз обошлось; а могли бы разбиться от сотрясения. Слышите, еще снаряды полетели. Скоро будет взрыв.

Престон. Ненавижу эти чертовы ночные бомбежки.

Дороти. А прошлая сколько длилась?

Филип. Чуть больше часа.

Марокканка. Дороти, мы не лучше спуститься в подвал?

Снова звон гигантской струны, тишина – и опять оглушительный гул, на этот раз гораздо ближе. После очередного разрыва комната наполняется дымом и кирпичной пылью.

Престон. К черту все, я – вниз.

Филип. Эта комната замечательно расположена. Правда, без шуток. С улицы я бы вам показал.

Дороти. А я, пожалуй, останусь. Какая разница, где дожидаться?

Электрик (внезапно встает и, раскинув руки, громким, чуть ли не пророческим голосом произносит). Camaradas, no hay luz!

Филип. Он говорит, что свет погас. Знаете, этот парень начинает меня пугать. Этакий электрический хор древних греков. Нет, хор древнегреческих электриков.

Престон. Пошел я отсюда.

Дороти. Тогда, дорогой, захвати с собой электрика и Аниту, ладно?

Престон. Идем.

Они уходят, и тут гремит новый взрыв. Он просто ужасен.

Дороти (стоит рядом с Филипом, вслушиваясь в шум осыпающихся после разрыва обломков и стекла). Филип, это правда, что здесь безопасно?

Филип. Не более чем везде. Серьезно. Что значит «безопасно»? В наши дни это слово больше не в моде.

Дороти. А я себя чувствую в безопасности рядом с тобой.

Филип. Кошмар какой. Забудь немедленно.

Дороти. Не могу.

Филип. А ты как следует постарайся. Будь умницей. (Подходит к патефону и ставит мазурку Шопена си-минор соч. 33 № 4.)

Они слушают музыку при мерцании раскаленного электрообогревателя.

Филип. Скучновато и несовременно, а все-таки очень красиво.

Слышен оглушительный гул струны: это грянули орудия на горе Гарабитас. Свист, шипение, рев – и взрыв на ближайшей улице. Окно озаряется яркой вспышкой.

Дороти. О, дорогой, дорогой, дорогой.

Филип (обнимает ее). Может, найдешь для меня другое слово? Ты стольких людей так при мне называла.

С улицы доносятся сигналы санитарной машины. Наступает тишина.