Мишель Турнье - Философская сказка (сборник) Страница 20

- Я? Нет. Что я, по-твоему, должен сказать?

- Не знаю.

Пьер встряхивается, силясь вернуться в реальный мир.

- Ну, что ж, - вздыхает он наконец, - весна пришла!

* * *

Прицеп стоит на подпорке отдельно от машины. Пока рабочие будут его разгружать, тягач может покинуть лионские склады.

- Чем хорош полуприцеп, - заметил Гастон, - он опять был за рулем, пока погрузка-разгрузка, бери тягач и сматывайся, куда хочешь. Почти как на собственной легковушке.

- Да, но бывает так, что надо бы каждому свой тягач, - отозвался Пьер.

- Это еще почему? Ты куда-то один собрался?

- Да нет, это я для тебя говорю. Мы ведь сейчас едем в кафе самообслуживания, а тебе там не нравится, я знаю. На собственной тачке ты бы съездил в кабачок мамаши Марод, непревзойденной мастерицы домашних блюд.

- Что верно, то верно, с тобой обедаешь всегда на скорую руку, а уж обстановка - на манер зубоврачебного кабинета.

- В самообслуживании быстро и чисто. И потом, есть выбор.

Они стали в очередь, продвигая свои подносы по длинному лотку вдоль прилавка, уставленного полными тарелками. Хмурый вид Гастона красноречивей слов выражал неодобрение. Пьер выбрал салат из свежих овощей и жареное мясо, Гастон - кулебяку и рубец. Затем пришлось искать свободный краешек стола.

- Вот видишь - выбирай, что душе угодно, - торжествующе объявил Пьер. - И ждать не надо ни секунды лишней.

Затем, взглянув на тарелку Гастона, он удивился.

- Что это у тебя?

- В принципе, это должен быть рубец, - осторожно ответил Гастон.

- Для Лиона - вполне прилично.

- Может быть, но он почти холодный, это прилично, по-твоему?

- Не надо было брать. - Пьер показал на свои овощи. - Вот это уж не остынет.

Гастон пожал плечами.

- Ну вот, с твоей хваленой быстротой приходится начинать обед со второго. Иначе этот мой рубец просто застынет в жиру. А холодный рубец несъедобен. Не-съе-до-бен. Запомни это хорошенько. Если бы ты со мной только это одно и усвоил, и то не потерял бы зря время. Вот потому я и предпочел бы подождать немного за стаканчиком с друзьями в маленьком бистро. Хозяйка сама подает свое дежурное блюдо - горяченькое, с пылу с жару, и приготовлено с душой. Вот тебе твоя скорость. А о кухне лучше и не говорить. Уж не знаю почему, в самообслуживании боятся острых соусов. Вот, например, к рубцу полагается лучок, чесночок, тимьян, лавровый лист, гвоздика и побольше перцу. Горячий и остренький - вот каким должен быть рубец. А попробуй-ка это - ни дать ни взять лапша на воде без соли!

- Взял бы что-нибудь другое. У тебя был выбор.

- Выбор? Вот-вот, поговорим еще и о выборе! Я тебе скажу: в ресторане чем меньше выбор, тем лучше кормят. Если тебе предлагают семьдесят пять блюд - можешь смело уходить, они все дрянные. Настоящая повариха умеет стряпать как следует одно - свое дежурное блюдо.

- Ладно, выпей вот кока-колы, взбодрись!

- Кока-кола с рубцом!..

- Ты сам не знаешь, чего хочешь. Десять минут ты мне толковал, что это не рубец.

Они принялись за еду молча, каждый в своих мыслях. Наконец Пьер подвел черту.

- Видишь ли, по сути, мы с тобой на нашу работу смотрим по-разному. Для меня это шестая автострада - и только. А вот ты скорее с седьмой.

* * *

Погода, казалось, установилась навеки. Стоянка "Ландыши" как никогда соответствовала своему названию. Гастон растянулся на земле неподалеку от грузовика и, посасывая травинку, глядел в небо сквозь тонкие ветви осины. Пьер же быстрым шагом углубился в рощицу. Вцепившись пальцами в решетку, он смотрел на луг. Увы! Коровы были на месте, но пастушки нигде не видно. Он подождал, неуверенно потоптался, потом решился помочиться через решетку.

- Ну-ну, не стесняйтесь!

Молодой голосок с легким бургундским акцентом доносился из кустов слева. Пьер поспешно застегнулся.

- Думаете, решетку просто так поставили? Это чтобы грязь с автострады не попадала. Загрязнение окружающей среды - слыхали?

Пьер пытался совместить немного расплывчатый и идеализированный образ, который он носил в своих мыслях уже дней десять, со стоявшей перед ним вполне реальной девушкой. Он представлял ее выше, тоньше и главное - не такой юной. Это была совсем девчонка, да еще деревенская, без малейших следов косметики на усыпанной веснушками мордашке. Пьер тотчас решил, что такой она ему еще больше нравится.

- Вы часто сюда приходите? - только и нашелся он сказать, смутившись донельзя.

- Частенько. Вы, по-моему, тоже. Я знаю вашу машину.

Наступило молчание, полное весенних шорохов и птичьего гомона.

- Так спокойно здесь, совсем рядом с автострадой. "Ландыши"... Почему это место так называется? Здесь ландыши растут?

- Росли, - поправила девушка. - Когда-то здесь был лес. Ага, и ландышей полным-полно по весне. А как автостраду построили - леса не стало. Сожрала его автострада, проглотила, прямо как землетрясение. Ну, и ландышам конец!

Снова наступило молчание. Девушка села на землю, прислонилась плечом к решетке.

- Мы-то два раза в неделю тут проезжаем, - объяснил Пьер. - То есть, конечно, через раз - назад, в Париж. Тогда едем по другой стороне автострады. Сюда уж не попасть, пришлось бы два шоссе пешком перейти. Это опасно и строго запрещено. А вы... у вас, наверное, ферма где-то поблизости?

- Ага, у моих родителей. В Люзиньи. Люзиньи-сюр-Уш. Отсюда с полкилометра будет, даже меньше. А мой брат уехал в город. Он теперь электрик в Боне. Говорит, что не хочет в земле ковыряться. Бог весть, что станется с фермой, когда отец не сможет больше работать.

- Куда денешься - прогресс, - покивал Пьер.

Ветерок тихонько зашелестел в ветвях. Потом донесся гудок грузовика.

- Мне пора, - встрепенулся Пьер. - Будем надеяться, до скорого.

Девушка встала.

- До свидания!

Пьер побежал бегом, но тут же вернулся.

- А зовут-то вас как?

- Маринетта. А вас?

- Пьер.

Очень скоро Гастон отметил, что в мыслях его напарника кое-что изменилось. С чего это он вдруг задумался о женатых людях?

- Знаешь, - сказал он, - я вот иногда думаю: как же у женатых ребят получается? Всю неделю в дороге. Домой приедешь - ничего не хочется, только спать. А уж на машине прокатиться - и думать нечего, ясное дело. Так супружница-то, наверно, скучает без внимания.

Потом, немного помолчав, он спросил:

- А ты ведь был когда-то женат?

- Был когда-то, - признал Гастон без особого энтузиазма.

- Ну?

- А что - ну? Как я с ней, так и она со мной.

- Что ты с ней?

- Что-что! Я ее все время оставлял. Вот и она меня оставила.

- Но ты ведь возвращался.

- А она не вернулась. Ушла к одному парню, лавочнику. Вот это муж так муж - всегда дома сидит!

Гастон задумчиво помолчал и заключил свою речь словами, полными смутной угрозы:

- Вообще-то автострада и женщины, чтоб ты знал, меж собой не уживаются.

* * *

Согласно обычаю, мыть грузовик через раз полагалось бы Гастону. Так заведено у всех напарников-дальнобойщиков. Но почти всегда Пьер по собственной инициативе брал мойку на себя, и Гастон с невозмутимостью философа уступал свою очередь. Определенно, у них были разные представления об эстетике и о гигиене, как для себя, так и для машины, своего орудия труда.

В этот день Гастон с ленцой развалился на сиденье, пока Пьер направлял на кузов оглушительно хлесткую струю воды - в ее шуме почти тонули редкие замечания, которыми напарники обменивались через открытое окно.

- Тебе не кажется, что уже довольно? - спросил Гастон.

- Чего довольно?

- Ты часом не переусердствовал? Тебе здесь что, институт красоты?

Пьер, ничего не ответив, перекрыл воду и достал из ведра мокрую губку.

- Когда мы стали вместе ездить, я сразу заметил, что куколки, талисманы всякие, картинки, вся эта дребедень, что ребята вешают в машинах, тебе не по душе, - продолжал Гастон.

- Верно, - согласился Пьер. - У машины своя красота, это все к ней не идет.

- И какая же, по-твоему, красота у машины?

- Дельная красота, понимаешь, полезная, практичная. Такая же, как автострада. И не надо тут никаких финтифлюшек, которые висят, болтаются неизвестно зачем. Не надо ничего просто для украшения.

- Тебе грех жаловаться: я сразу все снял, даже ту лапочку с голыми ляжками на коньках, что была на решетке радиатора.

- Ее как раз мог бы и оставить, - милостиво разрешил Пьер, снова берясь за шланг.

- Ну-ка, ну-ка, - удивился Гастон. - Месье проявляет человеческие слабости? Не иначе весна действует. Ты бы нарисовал цветочки на кузове.

Пьер плохо слышал из-за шума хлещущей по железу воды.

- Что на кузове?

- Я говорю: нарисовал бы на кузове цветочки. К примеру, ландыши.

Струя воды нацелилась в лицо Гастона, но тот проворно поднял стекло.

В тот же день, во время традиционного привала на стоянке "Ландыши", произошел инцидент, после которого Гастону стало не до шуток - он всерьез встревожился. Пьер, думая, что его напарник спит на койке за сиденьями, открыл прицеп и достал оттуда металлическую лесенку, по которой, в случае надобности, можно забраться на крышу грузовика. С лесенкой в руках он углубился в рощицу. Увы, события порой направляет какой-то злой рок. Все происходящее, должно быть, было хорошо видно откуда-то с шоссе, делающего в этом месте широкий изгиб. Как бы то ни было, двое полицейских на мотоциклах из дорожного патруля появились, как раз когда Пьер, прислонив лесенку к стойке ограды, стал взбираться. Грозный окрик за спиной заставил его спуститься. Тут подоспел Гастон. Последовало бурное объяснение. Один из полицейских разложил на крыле грузовика полное бюрократическое снаряжение и принялся заполнять какие-то бумаги, пока Гастон убирал лесенку на место. Затем полицейские удалились на своих мотоциклах, как два посланца судьбы, а грузовик покатил дальше по направлению к Лиону.