Акпер Акперов - Незримый поединок [Повесть и рассказы] Страница 20

Итак, возникали вопросы: кто же такой Мазуров? какими целями живет? что заставляет его быть отрешенным от окружающих? к чему может привести подобная его замкнутость?

Майора Везирова, в своей многолетней практике воспитателя не раз пользовавшегося самыми неожиданными, даже парадоксальными приемами воздействия на уголовников, не покидали мысли о будущем Евгения. Размышления над причинами замкнутости внутреннего мира Мазурова порою доводили Везирова чуть ли не до отчаяния. Но при всем этом майор твердо был убежден, что Мазуров не является безнадежным, не поддающимся воздействию скептиком. Майор неустанно искал пути, думал об известных ему формах воздействия на человеческую психологию, доискивался, чем можно затронуть молчаливого, ушедшего в себя правонарушителя.

«Человек рождается в труде. Коллектив в процессе труда — превосходный воспитатель. Значит, сейчас нужно повернуть Мазурова лицом к коллективу», — решил Везиров.

Далеко за полночь. Тишина. Окна — настежь. Из-под синего абажура на середину массивного письменного стола начальника колонии льется мягкий ровный свет.

Но вот слышатся чьи-то твердые шаги. В кабинет входит майор Везиров. Он хочет выпить стакан крепкого чая, а его можно найти в такой поздний час только в кабинете начальника колонии.

Обхватив широкими ладонями горячий, с густой ароматной влагой стакан, майор сразу оживляется. Как это часто бывает в часы ночных дежурств, начальник и его заместитель ведут разговор о методах воспитания заключенных, о том, как лучше повлиять на психологию травмированных преступной жизнью людей. Майор Везиров вспоминает о заключенном Евгении Мазурове. Он излагает начальнику свое мнение о «нейтрализации».

Начальник, сразу же обнаруживая живой интерес к тому, что предлагает заместитель, садится рядом с ним.

— Я считаю, — говорит он, — ваши выводы верными. Видите ли, мы с вами стремимся повести таких, как Мазуров, по правильному руслу жизни, а уголовники-рецидивисты всеми силами стремятся привлечь их на свою сторону, использовать в своих преступных делах, сделать своими «подставниками»… Я продолжу вашу мысль о психологии людей, совершающих преступления. Чтобы стать преступником, не требуется никаких профессиональных знаний, достаточно только освободить себя от человеческой совести. А чтобы стать ценным, знающим человеком, нужно многое — высокий интеллект, специальность, трудовые навыки. Преступники, подобно боязливым пловцам, всегда предпочитают плыть по течению, ибо двигаться против течения гораздо труднее.

Начальник на минуту умолкает и прислушивается к бою больших, стенных часов, которые после второго удара продолжают свое мягкое, усыпляющее тикание. Потом собеседник майора продолжает:

— Стремясь докопаться до истины, до выяснения того, что именно толкает человека к преступлению, мы почти всегда убеждаемся, что в неудавшейся судьбе одного человека, в основном, повинен кто-то другой, — тот, кто завлек и проявил при этом величайший эгоизм — полное пренебрежение судьбой другого. Очевидно, понимание этого и приводит многих правонарушителей к решению порвать с преступной средой, лишить ее права на тебя, как человека, на твою судьбу, на твои физические и интеллектуальные силы. Вот видите, майор Везиров, я тоже пришел к вашей мысли о необходимости «нейтрализации», о своего рода «изъятии» пошатнувшегося, вовлеченного, в преступность человека из среды закоренелых, профессиональных рецидивистов. Итак, я сторонник вашей «теории нейтрализации», — закончил начальник. — Согласен с нею. Голосую двумя руками. Хочу теперь только одного: видеть результат ее применения в нашей воспитательной практике. Действуйте!

Вызванный к майору Везирову — уже в который раз! — заключенный Евгений Мазуров стоял и покорно ожидал у дверей кабинета. «О чем сегодня он будет со мной? Снова начнет уговаривать? — невесело думал Евгений. — Оставили бы меня в покое. Чего пристали?». Майор с кем-то долго беседовал. Из-за дверей то и дело доносились обрывки живого, часто сопровождаемого восклицаниями разговора.

Наконец, двери кабинета открылись. Везиров остался у себя один.

— Заходите, Мазуров! — услышал Евгений его глуховатый, но приветливый голос.

Мазуров, прикрыв за собой дверь, поздоровался.

— Садитесь, — сказал ему майор, ответив движением руки на приветствие.

Сразу же Везиров заметил, что Мазурову сегодня не по себе. Выражение лица было какое-то неуверенное, глаза беспокойно перебегали с одного предмета на другой. Везиров не сомневался, что душу Мазурова что-то растревожило. Уклоняясь от взгляда майора, Евгений, тем не менее, первым начал разговор:

— Вы, наверное, довольны теперь моим поведением, гражданин начальник. В карты не играю, с заключенными не ругаюсь, дежурю исправно, вот от работы только отказываюсь…

Майор не торопился с ответом. Он решил не давать сегодня Евгению возможности разводить свою «философию» о неизбежности судьбы, о плохом настроении.

— Я давно хотел у вас спросить, — обратился майор к Мазурову. — Знаете ли вы о том, что вы настоящий трус?

— Я? Трус? Почему же? Чего я испугался?

— Если вы отказываетесь от работы, лодырничаете на производстве, значит, вы обыкновенный, жалкий трус…

— Но, позвольте, гражданин начальник…

— Нет, не позволю. Сейчас вы слушайте меня. Вашу трусость видят все. Вы не только не хотите работать, вы избегаете коллектива. Вы отлично знаете, что коллектив ставит перед собой положительные, полезные цели и борется за них. А вы бороться вместе со всеми не хотите, боитесь, что уголовная шпана, ваши друзья по грабежу начнут вас травить. А вы всего этого дрейфите, вы трус, жалкий человек…

Неожиданно Мазуров ответил на все эти обвинения молчанием. А Везиров продолжал:

— Я проверил вашу карточку в библиотеке. Как видно, вы парень грамотный, хотя и врете, что имеете только трехклассное образование. Вы, оказывается, читаете Горького, Маяковского, Шолохова. А вот такой ложью, таким притворством себя опутали! Не понимаю я вас, Мазуров! Посмотрите на свои руки!

Майор поднялся и подошел к Евгению. Тот, растерявшись, пытался, было, спрятать исчерченные синей тушью руки и заложил их за спину.

Но майор манящим движением пальцев попросил все-таки Евгения показать ему свои руки.

— Здорово получается! — Везиров горько усмехнулся. — Посмотрите, какие слова вы выкололи себе на коже: «Боже, спаси меня от друзей, а от врагов сам спасусь». Вот это да! Значит друзей вам не нужно. Бог нужен…

На правой руке у Евгения была еще одна вписанная в кожу надпись: «Не забуду мать родную», но майор не стал сейчас ее комментировать, так как собирался кое-что сказать Мазурову по поводу этой надписи.

На левой руке у Евгения, повыше локтя, было нарисовано сердце, пронзенное двумя скрестившимися стрелами. Майор мысленно прочел дугообразную синюю надпись над ними: «За любовь — любовью, за измену — кровью».

— Так, значит, на любовь матери, Мазуров, вы ответили сыновней любовью? Хороша любовь, даже писем матери не пишете.

— Мне стыдно ей писать, — глухо проговорил вдруг Евгений.

— Еще бы! — согласился майор. — Кстати сказать, Мазуров, вы ничего не пишете другому близкому вам человеку, своей жене, которая, кажется, очень вас любит и вы ее, по-моему, тоже любите. Или нет?

Майор заметил, как на висках Евгения выступили крупинки пота. Сидя на стуле, он весь как-то неловко изогнулся, старался смотреть в пол. И вдруг, будто встрепенувшись, неожиданно выпрямился и заговорил:

— Я прошу вас, гражданин майор! Ну, вот, прошу, очень прошу, — Мазуров часто, порывисто задышал: — Не надо им… Ну что им… Ничего не пишите. Что же мне им сказать?.. Не пишите, гражданин начальник, пусть думают, что нет меня. Просто нет — и все…

Евгений не мог больше говорить. Будто туманом ему заволокло глаза, все кругом приобрело мутный, серый цвет.

Состояние заключенного передалось Везирову. Он часто соприкасался с человеческим горем, но сейчас почему-то ему стало невмоготу. Усилием воли подавив в себе волнение, майор молча расстался со своим собеседником.

Наутро Евгений пошел в механический цех. Разговор с Везировым глубоко взволновал его, заставил многое передумать ночью. Но все же принять решение вернуться к станку он не мог. Он еще не видел свое будущее другим. Не знал как дальше сложится жизнь. Войдя в цех, не глядя по сторонам, направился к стоящему в углу станку, за которым работал мастер цеха заключенный Мачаберидзе.

Высокий, седой, плечистый старик, Мачаберидзе тщательно вытер ветошью замасленные руки и бросил поверх очков на Мазурова недоуменный, вопросительный взгляд. «С чего бы это явился вдруг?» — раздраженно подумал он. И стал навертывать на конец шпинделя патрон.