Ананта Мурти - Самскард Страница 20

Махабала был смарта--последователь Санкары, утверждавшего единство мира, слиянность души с богом. Я ломал себе голову над философией Мадхвы, а Махабала жаждал одного--чувства единения с богом, ничто другое не имело для него значения. Я с ним спорил, я говорил:

-- Разве ты можешь обойтись без пути к постижению бога? Без преодоления расстояния между человеческой душой и богом?

-- Какой путь?-- недоумевал он.-- Можно подумать, бог живет в городе или в деревне далекой, а ты туда дорогу ищешь! Бог там, где ты.

Он любил музыку. Она была для него выше всех логик и философий. Когда он пел гимны Кришне, могло и вправду почудиться, что ты в саду божьем.

"Южный ветер летит с гор, поросших сандалом, и под лаской его чуть трепещет листва..."

Что же случилось с Махабалой потом? Мы еще жили в Бенаресе, когда я почувствовал, что он понемногу отдаляется, не раскрывается больше передо мной. Я никак не мог понять, что это значит, и тосковал невыносимо. Я остыл к учебе, все мои мысли были только об одном: почему уходит из моей жизни человек, с которым мы все делили пополам? Что произошло? Меня тянуло к Махабале, как никогда ни к кому потом больше не тянуло. Я вел себя как влюбленный--иногда целыми днями так и видел перед собой его грустноватое лицо, родинку под левым глазом. Я не выдерживал, бежал к нему, а он старательно уклонялся от встреч со мной. И вдруг он исчез. Перестал ходить на занятия. Я с ног сбился в поисках, в ужасе думал, что его могли убить, на ум приходили разговоры о человеческих жертвоприношениях. А потом я его увидел--он сидел на веранде ветхого домишка и курил кальян. Я не поверил собственным глазам, кинулся к нему, схватил за руку. Он медленно поднял глаза:

-- Иди своей дорогой, Пранеша.

И все.

Я потянул его к себе, он сердито встал:

-- Хочешь правду? Я бросил занятия. Хочешь знать, чем я теперь живу? Пошли. Я покажу тебе.

Он втолкнул меня в комнату--на матрасе сладко спала молодая женщина. Она вольно раскинула руки и чуть посапывала во сне.

По ее одежде, но размалеванному лицу было ясно, из каких она. Меня затрясло от отвращения.

-- Теперь ты все видел, Пранеша,-- сказал Махабала.-- Уходи. За меня не тревожься.

Я не нашелся что ответить. Ушел как в дурмане. Когда я опомнился, мое сердце закаменело. Я дал обет: я не пойду путем, который привел Махабалу к падению. Все сделаю иначе. И я уехал в аграхару. Всякий раз, встречаясь с Наранаппой, я вспоминал Махабалу, хотя они отличались один от другого, как козел от слона.

А теперь я хотел бы отыскать Махабалу и спросить у него: "Ты сам изменил направление своей жизни? Какое испытание, озарение, влечение подтолкнуло тебя? А мне ты что бы посоветовал? Дала ли тебе женская плоть то, чего искал ты? Сумела она успокоить искания твоего утонченного духа?"

Ах вот в чем дело! Я понял!..

Пранешачария вскочил и зашагал по лесу.

...Вот в чем первопричина. Я разочаровался в себе после истории с Махабалой, а запомнил ощущение бессилия. Я безотчетно видел Махабалу в Наранаппе. Я изо всех сил старался одолеть Наранаппу и отыграться за то поражение. Но я опять проиграл, проиграл - хлопнулся лицом о землю. Все, против чего я бился, теперь во мне самом. Как это могло произойти? Где я проиграл, когда? Чем больше я стараюсь понять, тем сильнее запутываюсь. Боже, как связано все в жизни. От Махабалы к Наранаппе, от Наранаппы к моему высокомерию, к любовным стихам, которые я вслух читал, к тому, что я ими натворил, и, наконец, к моим собственным похотливым видениям голой Белли. Облик, в который я сейчас воплощаюсь,-- как давно он начал складываться тайно, незаметно для меня! Теперь я совсем не уверен, что миг, когда я слился с Чандри, наступил сам по себе. Нет, просто пришла пора всему, что во мне таилось, обнаружить себя--как крысы, выпрыгивающие из кладовки. Аграхара. Аграхара все время приходит на ум и воскрешает тошнотное чувство. Аграхара стоит как воплощение того, что творится во мне. Ясно только одно: бежать надо. Может, к Чандри. Как Махабала - проложить себе ясный путь. Перестать болтаться, как Тришанку. Пора уносить ноги, пока меня никто не увидел, не узнал.

Он прибавил шагу и тут же услышал шаги за собой. Чей-то взгляд сверлил ему спину. Он распрямил плечи. И хотелось оглянуться, и страшно было. Сзади хрустнуло. Он резко обернулся. К нему быстро приближался молодой парень. Пранешачария пошел быстрей. И тот быстрей. Пранешачария почти бежал, но преследователь не отставал. Он был моложе, он легче двигался. А что, если парень знает его? Парень поравнялся с ним и зашагал нога в ногу, тяжело переводя дух. Пранешачария покосился--незнакомое лицо.

-- Я Путта. Из касты малера. На храмовой праздник иду. В Мелиге. А вы далеко ли?-- начал разговор незнакомец.

Пранешачария не знал, как ответить, и молча разглядывал неожиданного попутчика. Очень смуглое, суховатое лицо, все в капельках испарины. Длинный нос придает ему решительное выражение, а близко сдвинутые к переносице глаза делают взгляд неприятно пронизывающим. Коротко подстрижен, поверх дхоти рубашка. Похоже, горожанин.

-- Я вас увидел со спины, как вы идете, и подумал: знакомый. Походка у вас похожая. А сейчас смотрю-- вроде и впрямь я ваше лицо видел...

Хотя так, или примерно так, обыкновенно начинают знакомство в деревнях, Пранешачария поежился.

-- Из долины иду. Собираю даяния,--коротко ответил он, всей душой надеясь закончить на этом разговор.

-- Надо же! А я в долине много кого знаю. Тесть у меня там живет, так я у него гощу часто. Какое место в долине?

-- Кундапура.

-- А, Кундапура. Случайно такого Шинаппайю там не знаете?

-- Не знаю.

Пранешачария прибавил шагу, но Путта только-только начинал беседу и не собирался останавливаться.

-- Шинаппайя, про кого я говорю, он нам как свой. Тестя моего друг. Его средний сын с моей жены младшей сестрой сговорен.

-- Угу.

Пранешачария шагал все быстрей, но Путта не думал отставать. Тогда Пранешачария решил, что, если он присядет под деревом, изобразив усталость, тот, может, пойдет дальше по своим делам. Но Путта с довольным кряхтеньем плюхнулся рядом, вынул из кармана спички, бири и предложил Пранешачарии.

-- Не курю.

Путта с наслаждением закурил.

Пранешачария встал, но он и шагу не успел сделать, как вскочил и Путта.

-- Когда вдвоем, так за разговором и, дорогу не замечаешь. Взять меня, например, я люблю поговорить.-- Путта сиял доброжелательством и заглядывал Пранешачарии в лицо.

II

Жители Париджатапуры все узнали часа через два после того, как Ачария предал огню тело жены и принял решение уйти. Не знали только одного -- что мусульманин похоронил Наранаппу. Молодые брахмины, которые в приливе отваги вознамерились воздать последний долг своему другу, но удрали в смертном страхе, ходили набрав в рот воды. Как им было рассказывать о том, что они видели?

Богатей Манджайя испугался, установив, что смерти следовали одна за другой: сначала Наранаппа, потом Дасачария, потом жена Пранешачарии. Причина могла быть одна -- мор. Будучи человеком искушенным, он втайне посмеивался над рассуждениями других брахминов. Те как один сходились на том, что корень беды в скоропостижной смерти отступника и в несоблюдении предписанных обрядов. Манджайя качал головой и скорбно говорил:

-- Подумать только, умер Дасачария. Позавчера толь- ко он был в моем доме, обедал с нами...

Но на душе у него кошки скребли -- был в доме, потом умер... Когда выяснилось, что Наранаппа умер от горячки с черными волдырями по телу, а перед тем ездил в Шивамогу, Манджайя подумал о страшной болезни, название которой он не смел произнести даже про себя, чтоб не усугубить несчастье... Подозрение превратилось в уверенность от рассказов о крысах, бегущих из аграхары и подыхающих на бегу, о стервятниках, слетевшихся со всей округи Манджайя уже все знал, когда принесли газету недельной давности с сообщением. "Чума в Шивамоге". Наранаппа занес заразу в аграхару, и она пошла гулять, как пожар по лесу. А эти болваны толклись на месте, бубнили о никому не нужных обрядах и не хоронили чумной труп! Недоумки! И он дурак!

Манджайя стремглав вылетел на веранду и приказал домашним:

-- Собирайтесь в дорогу!

Ни минуты нельзя терять--чума перемахнет речку и начнет косить на этом берегу. Стервятник уронит чумную крысу -- и конец!

Манджайя вышел на улицу и объявил во всеуслышание:

-- Никто не должен ходить в Дурвасапуру, пока я не вернусь из города!

Повозка с буйволами уже ждала. Манджайя подмостил подушку под себя и приказал погонщику побыстрей гнать в Тиртхахалли. Он уже все продумал: первое-- сообщить муниципальным властям, что нужно сжечь чумной труп; затем известить докторов, пускай возьмутся за прививки; вызвать дезинфекторов с их ядами и насосами -- крыс вывести. Ну а если потребуется, эвакуировать всю аграхару.

Буйволы споро тащили повозку по дороге на Тиртхахалли, а Манджайя все повторял как заклинание: