Уильям Теккерей - Ньюкомы, жизнеописание одной весьма почтенной семьи (книга 2) Страница 20

- Моя дочка ничего, а? Есть на что посмотреть, - с гордостью сказал отец. - Пойдите-ка сыщите еще таких двух красавиц.

Чарльз со вздохом промолвил, что есть такая немецкая гравюра "Две Леоноры", она как раз и припомнилась ему при виде этих двух столь различных типов красоты.

- Хотелоеь бы мне их написать, - сказал Клайв.

- Так за чем же дело стало, сэр? - удивился хозяин. - Разрешите предложить вам первый заказ, мистер Клайв. Напишите мне портрет Джулии, а за ценой я не постою. Я уж не помню, сколько взял этот старый мошенник Сми за портрет Бетси.

Клайв ответил, что он с охотой, только вот хватило бы умения. Мужчины ему удаются, а дамы пока что не очень.

- Ваши портреты, писанные в казармах Олбени-стрит, - великолепны. Я их видел, - сообщил мистер Шеррик; заметив, что его гость несколько удивлен подобным его знакомством, Шеррик добавил: - Вы, наверно, думаете, что тамошние господа слишком уж для меня важные? Но право, я часто там бываю. У меня со многими из них дела; были и с капитаном Белсайзом и с графом Кью этот джентльмен, прирожденный аристократ и всегда расплачивался по-барски. У меня было не одно дело с его сиятельством!

По лицу Ханимена скользнула улыбка; и поскольку на громкие уговоры мистера Шеррика выпить еще никто не откликнулся, гости встали из-за стола, сервированного необычайно роскошно, и перешли в гостиную, послушать музыку.

Музыка была только серьезного и классического характера, до того серьезного, что можно было слышать, как Джеймс Бинни в своем углу аккомпанирует храпом певицам и роялю. Но Рози была в восторге от пения хозяек, и Шеррик сказал Клайву:

- Хорошая она девочка, право! Очень мне нравится. Совсем не завидует Джулии, что та поет лучше, и слушает с удовольствием, как все мы. У ней тоже милый голосок. Мисс Маккензи, если вы надумаете сходить в оперу, пришлите мне записочку в мою Вест-Эндскую контору или в Сити. У меня ложи на каждую неделю, и я буду рад услужить вам, чем могу.

Итак, все согласились, что вечер прошел весьма приятно, и трое обитателей Фицрой-сквер двинулись домой, безмятежно и дружелюбно болтая, по крайней мере, двое из них, ибо дядя Джеймс снова уснул, пристроившись на переднем сиденье, и разговор шел между Клайвом и Рози. Он сказал, что непременно постарается написать портреты молодых барышень.

- Последняя моя работа была неудачной, помните, Рози? - Он чуть было не сказал "милая Рози".

- Да, но мисс Шеррик так красива, ее лицо вам удастся лучше, чем моя круглая физиономия, мистер Ньюком.

- Что? Мистер?! - восклицает Клайв.

- Ну хорошо - просто Клайв, - говорит Рози еле слышно.

Он ощупью отыскал ее маленькую ручку, лежавшую не так уж далеко от него.

- Мы ведь с вами как брат с сестрой, милая Рози. - На этот раз он так и сказал.

- Да, - ответила она и легонько пожала ему руку. Тут пробудился дядя Джеймс; казалось, вся эта поездка длилась меньше минуты, и у порога их дома на Фицрой-сквер они обменялись нежным рукопожатием.

Клайв написал великолепный портрет мисс Шеррик, чем привел в восторг ее родителя, а также и мистера Ханимена, которому случилось разок-другой заглянуть к племяннику, как раз когда ему позировали дамы. Тут-то Клайв и предложил преподобному Чарльзу Ханимену "сделать его голову" и набросал мелом отличный портрет своего дяди, тот самый, с которого напечатана литография, - вы можете в любой день увидеть ее у Хогарта в Хэймаркете среди остальных портретов британского духовенства. Чарльз проникся такой любовью к племяннику, что раза два в неделю уж непременно появлялся на Шар-лотт-стрит.

Приходила и чета Шерриков - поглядеть, как подвигается портрет их дочери, и были им очарованы; когда же стала позировать Рози, они зашли взглянуть и на ее портрет, но он и на этот раз не очень удался художнику. Однажды в понедельник случилось так, что Шеррики и Ханимен заехали в мастерскую Клайва посмотреть портрет Рози - сама она тоже прибыла сюда с дядюшкой, - и собравшиеся с интересом обнаружили в "Пэл-Мэл" заметку, очевидно, принадлежавшую перу Ф. Б. и гласившую:

"Перемена вероисповедания в высшем обществе. Некий вельможный иностранец, женатый на английской леди и с некоторых пор проживающий среди нас, намерен (как мы слышали и склонны отнестись к этому с доверием) принять англиканство. Принц де Мон...тур является постоянным посетителем часовни леди Уиттлси, в которой выступает с красноречивыми проповедями преподобный Ч. Ханимен. Утверждают, что именно сей глубокомысленный и даровитый богослов побудил его высочество усомниться в истинности догматов, воспринятых им с детства. Его предки были протестантами и сражались при Иври на стороне Генриха IV. Во времена Людовика XIV они приняли веру этого гонителя протестантов. Мы искренне надеемся, что нынешний наследник дома Иври почтет нужным вернуться в лоно церкви, от которой его предки столь злосчастно отреклись".

Дамы отнеслись к этому известию с полной серьезностью, а Чарльз лишь смиренно высказал пожелание, чтобы так оно все и было. Покидая мастерскую, Шеррики вновь пригласили в гости Клайва и мистера Бинни с племянницей. Им ведь нравится музыка, так пришли бы опять послушать!

Когда они удалились вместе с мистером Ханименом, Клайв не выдержал и сказал дяде Джеймсу:

- Чего эти люди повадились сюда ходить? Расхваливают меня, приглашают к обеду. Право, я начинаю думать, что они видят во мне подходящую партию для мисс Шеррик.

Бинни разразился хохотом и воскликнул: "О vanitas vanitawtum! {О, суета сует! (искаж. лат.).}"

Рассмеялась и Рози.

- А по-моему, тут нет ничего смешного, - сказал Клайв.

- Дурачок! - вскричал дядюшка Бинни. - Ты что, не заметил, что барышня влюблена в Чарльза Ханимена? Рози сразу это поняла, едва только мы переступили порог их гостиной три недели тому назад.

- Правда? А как вы догадались? - спросил Клайв.

- Ну... по тем взглядам, какие она на него бросает, - отвечала малютка Рози.

^TГлава XLV^U

Охота на крупного зверя

Лондонский сезон близился к концу, и лорд Фаринтош протанцевал с мисс Ньюком несметное число раз, выпил не одну дюжину бутылок портвейна из погребов Кью, многократно появлялся с упомянутой девицей в опере, на завтраках, на скачках и в иных публичных местах, а все еще не сделал того предложения коего леди Кью ожидала для внучки однажды, когда Клайв явился в казармы Риджентс-парка повидать своих армейских друзей и закончить портрет капитана Уродли, он услышал, как двое молодых людей разговаривали между собой.

- Ставлю три против двух, что Фаринтош не женится. Даже предложения не сделает, - говорил один другому. При появлении Клайва разговор прервался и наступило неловкое молчание. Споры о замужестве Этель стали чем-то вроде азартной игры, и молодые люди без стеснения бились об заклад на большие суммы.

Когда престарелая графиня столь открыто охотится за юным маркизом на виду у всего света и столичные господа даже заключают пари, настигнет, нет ли беззубая гончая свою добычу, право, это увлекательнейшее зрелище и немалая потеха для тех, кто за ним наблюдает. Что же касается нашей героини мисс Этель Ньюком, то, как бы она ни была умна, красива и насмешлива, на ее долю, по моему разумению, выпадет здесь не слишком достойная роль. Тайком сохнуть по Томкинсу, который любит другую, изнывать в беспросветной нужде, умирать с голоду, попасть в плен к разбойникам, терпеть жестокое обращение грубияна-мужа, утратить красоту, заболевши оспой или даже скончаться под конец книги, - всем этим испытаниям молодая героиня может подвергнуться (и неоднократно подвергалась на страницах романов), не утратив своего достоинства и ничуть не упав оттого во мнении впечатлительного читателя. Но когда девушка редкой красоты, наделенная сильным характером и природным умом, позволяет старой бабушке таскать себя повсюду на привязи в погоне за женихом, который старается ускользнуть, - такая особа, право же, должна весьма неловко чувствовать себя в роли героини; и я открыто заявляю, что будь у меня про запас другая и не учитывай я некоторых смягчающих обстоятельств, Этель была бы мной мигом разжалована.

Но романист должен до конца пути следовать со своей героиней, как муж со своей женой на горе или на радость. Сколько лет испанцы терпели свою всемилостивейшую королеву, и не потому, что она была безупречна, а просто потому, что ее даровала им судьба. И вот депутаты и гранды кричали: "Боже, храни королеву!", алабардерос делали "на караул"; били барабаны, палили пушки, и народ восторженно приветствовал Изабеллу II, которая была ничуть не лучше самой простой прачки в ее королевстве. А мы разве лучше своих ближних? Всегда ли мы умеем устоять перед соблазном, справиться с гордыней, алчностью, суетностью и всем таким прочим? Этель, конечно, во многом повинна. Однако не забывайте, что она еще очень молода. Находится в чужой воле. Выросла в весьма светском семействе и усвоила его принципы. Вряд ли кто-нибудь из нас, даже самый ярый британский протестант, станет упрекать бедняжку Изабеллу II за то, что она католичка. Если Этель чтит божество, которому поклоняются лучшие люди Англии, не будем слишком осуждать ее за идолопоклонство и потерпим еще немного нашу королеву, прежде чем низвергнуть ее с трона.