Мишель Турнье - Философская сказка (сборник) Страница 23

- Распятие! Смотри, что ты сделал!

Пьер, счастливый - выпутались-таки! - только пожал плечами.

- Вот увидишь, не миновать теперь тюрьмы, - гнул свое Гастон.

- Если бы тот гад взялся нам помочь, ничего бы этого не было!

- Жандармам будешь объяснять!

Грузовик двинулся дальше, мягко подскакивая на буграх неровного проселка.

- За городом, конечно, красиво, но ты все-таки не забывай, что нам надо развернуться.

- Приедем же мы в конце концов куда-нибудь.

Действительно, еще с километр - и они въезжают на площадь какого-то городишка. Здесь есть продуктовый магазинчик, он же кафе, аптека, опустевший рынок - скатанные полотнища брезента на проржавевших стойках, а за всем этим - памятник павшим, изображающий солдата, поднявшегося в атаку со штыком наголо и попирающего башмаком остроконечную каску. Не самое лучшее место, чтобы развернуть тяжеловоз, но выбирать не приходится. Гастон вылезает из кабины руководить действиями. Рядом переулочек идет под уклон; нужно втиснуть туда перед тягача, а затем дать задний ход, одновременно подавая влево. Беда в том, что больше переулков нет, а значит, нет и места для маневра. Надо постараться подать как можно дальше назад, почти до самого подножия памятника.

Гастон бегает взад-вперед, от прицепа к окну кабины, направляя Пьера.

- Вперед подай!.. Еще... Стоп... Теперь вправо... Назад... Стоп... Влево... Вперед...

Это все равно что разворачиваться на носовом платочке. Оттого, что ни одной живой души не видно ни на площади, ни в домах, еще усиливается какое-то тягостное чувство, не оставляющее обоих с той минуты, как они пустились в эту авантюру. Да куда же это они заехали? И выберутся ли когда-нибудь?

Остается самое трудное: буфер теперь почти упирается в витрину аптеки, а край прицепа, кажется, вот-вот снесет памятник павшим. Но у Гастона глаз - алмаз. Он кричит, носится, просто из кожи вон лезет. Славный старина Гастон, он так боится всяких неожиданностей и терпеть не может попусту тратить силы - ну и денек сегодня для него выдался!

Если грузовик продвинется хоть на сантиметр вперед, он разнесет витрину с разложенными на ней леденцами от кашля, настойками и поясами от ревматизма. Пьер до предела выворачивает баранку и дает задний ход. Ему все кажется, что чересчур осторожный Гастон на каждом маневре заставляет его терять драгоценные сантиметры. Нет, точно, на все его команды нужна поправка! Грузовик пятится. Голос Гастона доносится до Пьера издалека, но отчетливо.

- Давай! Осторожно. Еще. Еще. Осторожно. Стоп, хорош.

Но Пьер уверен, что еще метр в запасе у него есть. Этот метр избавит потом от лишнего маневра. И он подает машину еще немного назад. В голосе Гастона слышится паника.

- Стоп! Стой! Да стой же ты, черт тебя побери!

Раздается скрежет, потом глухой удар. Пьер наконец выключает мотор и спрыгивает на землю.

У бравого солдата, только что державшего двумя руками штык, нет больше ни штыка, ни рук. Он, однако, доблестно защищался: на борту прицепа красуется огромная свежая царапина. Гастон, нагнувшись, подбирает осколки бронзы.

- Ну вот, теперь этот друг - совсем калека, - констатирует Пьер. Ладно, будет инвалид войны - не так уж плохо, верно?

Гастон пожимает плечами.

- На этот раз придется идти в жандармерию. Никуда не денешься. И с этой твоей дырой, как ее там... сюр-Уш - все! На сегодня хватит!

Формальности заняли добрых два часа, и когда они вышли из жандармерии, уже стемнело. Гастон отметил, что Пьер - мрачный, решительный, весь как будто клокочущий от сдерживаемой ярости - даже не спросил у жандармов дорогу в Люзиньи. Как они попали в этот городок и что делают здесь со своим тяжеловозом? На этот вопрос для протокола они наплели что-то о необходимости срочно заменить одну запчасть: им-де дали неверный адрес гаража, ну а дальше недоразумения пошли одно за другим.

Теперь оставалось только вернуться на автостраду. За руль сел Гастон. Пьер сидел мрачнее тучи и молчал. Грузовик проехал километра два, как вдруг громкий треск заглушил шум двигателя.

- Это еще что такое? - встревожился Гастон.

- Ничего, - буркнул Пьер. - Это в моторе.

Они ехали дальше, пока дорогу не преградил бледный слепящий свет. Гастон затормозил.

- Подожди, - сказал Пьер, - я выйду, посмотрю.

Он выскочил из кабины. Это был всего лишь бенгальский огонь, догоравший посреди шоссе. Пьер хотел было вернуться на место, но тут грянула какая-то дикая, разухабистая музыка, и его окружила орава плясунов в масках, с факелами в руках. У одних - свистульки, у других - дудки, трубы. Пьер отбивается, хочет выбраться из шутовского хоровода. Его осыпают конфетти, какой-то Пьеро набрасывает на него ленты серпантина, кто-то в маске розового поросенка тычет ему прямо в лицо длинный бумажный язык.

- Кончайте! Кончайте, кретины!

Под его ногами взрывается петарда. Схватив розового поросенка за лацканы, Пьер яростно трясет его, бьет кулаком в пятачок, маска мнется и сплющивается от удара. Дружки спешат на выручку. Пьеру подставляют подножку, он падает. Тут Гастон пулей вылетает из кабины, прихватив электрический фонарик, и орет:

- А ну, хватит, болваны! Мы сюда не веселиться приехали! Сейчас я ваших жандармов кликну! Мы их знаем, между прочим!

Гвалт смолкает. Весельчаки снимают маски, открываются жизнерадостные физиономии принаряженных по-праздничному деревенских парней. У каждого на лацкане трехцветный значок и ленточки призывников.

- Что такого? Мы комиссию прошли, годны к службе, вот и веселимся! Так полагается!

- А сами-то вы что здесь делаете среди ночи, да на этакой колымаге? Переезжаете, что ли?

Парни крутят пальцами у висков, взвизгивая от хохота.

- Во-во, переезжают! Вещички перевозят!

Пьер потирает ушибленные бока, Гастон поспешно подталкивает его к грузовику и втаскивает в кабину, не дожидаясь, пока дела опять примут скверный оборот.

На автостраде, крутя баранку, он все время косится краем глаза на затвердевшие черты, на упрямый профиль своего напарника в редких слепящих вспышках встречных фар.

- Знаешь что, - произносит он вдруг. - Этот самый твой Люзиньи. Я уж думаю, а есть ли он вообще на свете? Может эта твоя Маринетта тебя продинамила.

- Что Люзиньи нет на свете - это может быть, - помолчав, отвечает Пьер. - Но чтоб Маринетта меня продинамила - вот уж нет.

- А если не продинамила, тогда объясни, почему она назвала тебе деревню, которой нет?

После новой долгой паузы Гастон слышит ответ, озадачивший его донельзя:

- Да потому что, может быть, и Маринетты никакой на свете нет. Так девушка, которой нет на свете, и должна жить в деревне, которой нет на свете, верно?

* * *

Уже давно рассвело, когда на другой день грузовик, возвращаясь в Париж, приближался к стоянке "Ландыши". За рулем сидел Пьер. Он был так же мрачен, как и накануне, и не раскрывал рта, лишь изредка цедил сквозь зубы ругательства. Гастон, забившись в угол, с тревогой наблюдал за ним. Туристический автобус обогнал их и на лихой скорости свернул направо. Пьера прорвало.

- Ах ты! Эти туристы! Только дороги засоряют! А как авария - так всегда дальнобойщики виноваты! Нет бы им тихо-спокойно ехать отдыхать на поезде!

Гастон отвернулся к окну. Какой-то "Ситроен" тоже, пыхтя, шел на обгон.

- И блошки туда же! Да еще и баба за рулем. Нет, если она едет медленнее нас, почему ей обязательно надо пролезть вперед?

Однако, к немалому удивлению Гастона, Пьер сбросил скорость, и малолитражка легко обошла их. Женщина за рулем помахала рукой в знак благодарности.

- Ишь, какой ты вежливый, - усмехнулся Гастон, а Пьер, между тем, еще замедлил ход, хотя после вчерашних приключений им нельзя было терять времени.

И тут Гастон заметил, что Пьер, продолжая сбрасывать скорость, включил правый сигнал поворота и съезжает на обочину. Он все понял, увидев на противоположной стороне автострады стоянку "Ландыши".

- Нет, черт возьми! Не вздумай начинать все сызнова!

Ни слова не говоря, Пьер выскакивает из кабины. Нелегко будет пересечь два шоссе, по которым несется в обе стороны сплошной стремительный поток машин. Но Пьеру вроде и дела нет до них. Он как будто ослеп.

- Пьер! Да ты с ума сошел! Осторожней, Господи Боже!

Какой-то "Мерседес" едва не сшиб Пьера и возмущенно взревел клаксоном. Еще рывок - и Пьер добирается до разделительного барьера. Перемахивает через него и устремляется на шоссе, ведущее из Парижа на юг. Громадина тяжеловоза проносится на волосок от него, он вынужден остановиться. Тут же в отчаянном прыжке уворачивается от легковушки. Еще рывок. От удара Пьер закружился волчком, второй удар сбил его с ног, но не успел он коснуться земли, как еще один сокрушительной силы удар подкидывает его вверх. "Казалось, будто машины играют Пьером, как футбольным мячом", - скажет потом Гастон. Визжат тормоза, отчаянно гудят клаксоны. На шоссе образуется пробка.

Гастон первым подбегает к Пьеру. Еще три водителя помогают отнести его к их грузовику. Окровавленная голова Пьера бессильно мотается из стороны в сторону. Гастон поддерживает ее двумя руками. С нежностью и болью он заглядывает в глаза своего напарника. Губы Пьера шевелятся. Он хочет что-то сказать. Язык его не слушается. Наконец, медленно-медленно, выстраиваются слова.