Генри Хаггард - Копи царя Соломона Страница 23

– Здесь, верно, собрано все кукуанское войско? – спросил я Инфадуса.

– Нет, Макумацан, – отвечал он, – только одна его треть. Третья часть войска ежегодно присутствует на празднестве: другая треть стоит наготове на случай беспорядков, когда начнется убийство; десять тысяч воинов стерегут столицу, а остальные расположены по другим краалям, по всей стране. Видишь, как много у нас войска.

– Они ужасно молчаливы, – сказал Гуд.

И в самом деле, такое полнейшее безмолвие, такая тишина на месте, где собралось столько живых людей, производила подавляющее впечатление.

– Что сказал тебе Богван? – спросил Инфадус.

Я перевел.

– Люди всегда молчат, когда над ними веет тень смерти, – отвечал он угрюмо.

– И многих убьют?

– Очень многих.

– По-видимому, – сказал я своим, – нам с вами предстоит увидеть настоящий бой гладиаторов, на который притом не поскупились.

Сэр Генри содрогнулся, а Гуд заметил, что ему ужасно хотелось бы от этого отделаться.

– Скажи мне, – спросил я Инфадуса, – в опасности мы или нет?

– Не знаю, господин мой. Надеюсь, что нет, но главное, не показывайте виду, что вы чего-нибудь боитесь. Если вы переживете эту ночь, все может пойти хорошо. Воины уже ропщут против короля.

Между тем мы приближались к самой середине открытой площадки, на которой были расставлены скамейки. Подойдя к ним, мы заметили небольшую группу, приближающуюся со стороны королевской хижины.

– Это король Твала и сын его, Скрагга, и старуха Гагула, а вот и те, что убивают обреченных на смерть, – сказал нам Инфадус, указывая на огромных людей дикого, страшного вида, вооруженных копьями и тяжелыми дубинами. Всех их было человек двенадцать.

Король сел на среднее место, Гагула свернулась клубком у его ног, остальная ужасная свита встала сзади.

– Привет вам, белые вожди! – закричал король, когда мы подошли. – Садитесь, нечего терять драгоценное время. И так уж ночь слишком коротка для всего, что нам предстоит совершить. Вы пришли в добрый час и увидите славное зрелище. Посмотрите кругом, белые вожди, посмотрите! – (Тут он обвел своим одиноким страшным глазом собравшиеся полки.) Ужели увидите вы у себя на звездах что-нибудь подобное? Смотрите, как содрогается под гнетом злодейства каждый замышляющий зло в сердце своем, каждый, кому страшно правосудие высокого неба.

– Начинайте! Начинайте! – закричала Гагула тонким, пронзительным голосом. – Гиены голодны, они воют и просят пищи. Начинайте!

На минуту наступила страшная тишина, которая казалась еще ужаснее от сознания того, что должно было совершиться.

Король поднял копье, и по этому знаку все двенадцать тысяч воинов, как один человек, притопнули с такой силой, что дрогнула земля. Затем где-то вдалеке одинокий голос затянул заунывную песню с припевом, который гласил что-то вроде следующего: что суждено человеку, рожденному на земле? И все войско разом прогремело в ответ: смерть!

Мало-помалу песню подхватили все воины, одни за другими, и наконец все войско присоединилось к пению, и песня облетела все его ряды. Тут уже я не мог хорошенько разобрать слов; я разбирал только общий смысл песни. Она изображала различные степени человеческих страстей, печалей и радостей. То была сперва нежная песня любви, потом величавый воинственный гимн и, наконец, унылая, погребальная песнь, которая вдруг оборвалась и сменилась раздирающим душу захватывающим воплем, который прокатился и замер в зловещих звуках, леденивших кровь. Опять наступило молчание, и опять прервал его король, подняв руку. Раздался громкий топот быстро бегущих ног: из-за полчищ собравшихся воинов показались странные, ужасные существа и подбежали к нам. Когда они приблизились, мы увидели, что то были женщины, большей частью старухи, с распущенными седыми волосами. Лица их были испещрены белыми и желтыми полосками; на спине у каждой висели змеиные кожи, а вокруг пояса болтались и гремели человеческие кости. В руках они держали маленькие палочки вроде жезлов. Всего их было десять. Они остановились против нас, и одна из них протянула свою палочку к старой Гагуле и громко закричала:

– Мать! мать! мы здесь!

– Добро, добро, добро! – завизжала дряхлая ведьма. – Зорки ли ваши очи, вещие? Видите ли все тайное, все сокровенное?

– Зорки, мать, мы все видим.

– Добро, добро, добро! Отверсты ли ваши уши, вещие? Слышите ли вы те слова, что молвятся без языка, без голоса?

– Отверсты, мать, мы все слышим.

– Добро, добро, добро! Остро ли ваше обоняние, все ли чувства проснулись в вас, вещие? Чуете ли вы запах преступной крови, можете ли вы очистить землю от тех, что замышляют злое против короля и себе подобных? Готовы ли вы совершить правосудие высокого неба, о дивные! мной наученные, вскормленные хлебом мудрости моей, вспоенные водою колдовства моего?

– Мать, мы готовы!

– Так идите! Трудитесь без устали, о хищные мои птицы! Смотрите, убивающие ждут, – она указала на зловещую группу палачей, – пусть навострятся их копья; белые люди, чужеземные пришельцы, жаждут увидеть… Идите!

С диким воплем разлетелась во все стороны зловещая стая, точно осколки разорвавшейся бомбы; кости на их поясах гремели и стучали, пока они разбегались по всем направлениям, устремясь в густую толпу воинов. Мы не могли следить за всеми, так приковала к себе наши взгляды ближайшая колдунья. Приблизившись к воинам на несколько шагов, она вдруг начала дикую пляску и закружилась с невероятной быстротой, выкрикивая отрывистые, зловещие фразы: «Чую, чую злодея! Вот он, вот он – отравитель родной матери! Слышу твои сокровенные мысли, ты помышляешь злое про короля!» Она плясала и вертелась все быстрее, все стремительнее и наконец пришла в такое исступление, что пена заклубилась у нее на губах, глаза почти выкатились из орбит, и все ее тело затряслось заметной дрожью. Вдруг она стала точно окаменелая, на мгновение будто замерла на месте, точно охотничья собака, напавшая на след, и затем медленно двинулась к воинам с простертым жезлом. Мне показалось, что по мере ее приближения мужество их поколебалось, и, когда она подкралась совсем, они невольно отпрянули. Мы следили за всеми ее движениями как прикованные. Все крадучись, все подбираясь, как собака к зверю, она подступила прямо к ним… остановилась, помедлила… и снова сделала несколько шагов. Конец наступил внезапно. Она испустила пронзительный крик, прыгнула – и дотронулась своим жезлом до высокого воина. В то же мгновение двое ближайших к нему людей схватили за руки обреченного человека и подвели его к королю.

Он не сопротивлялся. Мы видели только, когда он шел, что ноги его влачились по земле, точно разбитые параличом, а руки, беспомощно выронившие копье, были безжизненны, как у трупа. Пока его вели, навстречу выступили двое палачей.

– Бей! – сказал король.

– Бей! – завизжала Гагула.

И не успели прозвучать эти слова, как ужасное дело уже свершилось.

– Один! – воскликнул король.

Тело оттащили на несколько шагов и бросили на землю. Только что это было сделано, привели другого несчастного, точно быка на бойню. Судя по мантии из леопардовой шкуры, он был воин знатного происхождения. Снова раздалась страшная команда, и жертва упала мертвой.

– Два! – сосчитал король.

И кровавая игра пошла своим порядком. Слыхал я о боях гладиаторов, устраивавшихся римскими цезарями, и об испанских боях быков, но эта кукуанская колдовская охота была во сто раз отвратительнее и тех и других.

Раз мы просто не выдержали и попробовали было воспротивиться этой бойне, но Твала осадил нас очень решительно:

– Пусть закон исполняется своим чередом, белые люди. Эти негодяи – вредные колдуны и злодеи: хорошо, что они умрут.

Около полуночи бойня прекратилась. Колдуньи-ищейки собрались вместе, очевидно уставшие от своих кровавых подвигов, и мы уже начали думать, что представление окончилось. Но мы ошиблись: вдруг, к нашему изумлению, сама старуха Гагула поднялась с места и, опираясь на клюку, заковыляла по направлению к воинам. Страшно было видеть, как эта ужасная ведьма с ястребиной головой, скрюченная в три погибели от непомерной старости, мало-помалу все оживала и оживала и наконец устремилась вперед почти так же быстро, как ее зловещие питомицы. Она носилась взад и вперед, распевая себе под нос что-то ужасное, и наконец бросилась на величавого воина, стоявшего впереди одного из отрядов, и ткнула в него своей клюкой. Тут глухой стон прошел по всему отряду, которым он, очевидно, командовал. Но несмотря на это, двое воинов схватили его и привели на казнь. Впоследствии мы узнали, что он был очень хорошим и всеми любимым человеком и приходился двоюродным братом королю.

Его также убили. Тогда Гагула опять пустилась кружиться и вертеться, понемногу подбираясь все ближе и ближе… к нам.

– Черт меня побери, если она не подбирается теперь к нам! – воскликнул Гуд в ужасе.