Макс Фриш - Листки из вещевого мешка (Художественная публицистика) Страница 28

Ефрейтор социал-демократ говорит: "рабочий", все остальные в подразделении - "работяга", что означает то же самое, но без политической окраски. Это "работяга" звучит несколько вызывающе, но этот вызов вполне вознаграждается приятным сочувствием себе самому. Он означает: другим живется лучше, так оно было, так оно есть, так оно и будет. С Гитлером или без него. Не так легко было разглядеть, что именно защищали они нашими 75-мм полевыми орудиями. Нейтралитет. Свободу. Нашу независимость. Так им говорят, а многим из них в армии приходится не трудней, чем на своей обычной работе, уж этого армия у них не отнимет.

Маневры как развлечение. Разбивая бивак на альпийском склоне, вдруг убеждаешься, что невозможно поставить ботинки прямо как по ниточке. Иногда здесь выпадает удача: пост, где можно просто подумать. Офицеры тоже при деле, усталость сделала их несколько более серьезными. Они тоже на бивачном положении, и у них нет привычных удобств. Денщики, как всегда, чистят им сапоги, но офицеры стоят в своих сапогах не так, как обычно, а каждый со своим рюкзаком. Они едят хотя и с тарелок, но из общей полевой кухни. Они вынуждены держать своеобразный экзамен перед рядовыми, и это заставляет их иногда нервничать. Случалось, они помогали нам, когда надо было протащить орудия по откосу; правда, это им не очень Удавалось, зато вызывало симпатию. И дело шло. Но как его улучшить, мог посоветовать только рядовой. Судорожное напряжение, зато отдых от ритуала - здесь можно обойтись и без него. Когда маневры закончились - торжественным маршем к возрождению ритуала. Ничего не изменилось: "на плечо", "вперед", "голову направо", "голову прямо".

У многих людей дней службы в армии наберется больше, чем у меня. Я получил отпуск, чтобы закончить учение в 1941 году. Потом Строительный надзор Цюриха ходатайствовал о предоставлении мне отпуска для того, чтобы ускорить разработку проекта о трудоустройстве солдат после демобилизации. Отпуск: стоишь под душем один, легкие и удивительно мягкие полуботинки, здороваешься с кем хочешь, работа, за которую отвечаешь сам. Война, увы, продолжается, об этом отпускник знает больше, чем остальные. Я встречал людей из того слоя общества, с представителями которого в армии не поговоришь. Многие удивлялись, что я только рядовой. Даже не унтер-офицер. Такой, как я, своей тещи чести бы не сделал.

В гостях я встретил британского офицера, врача по профессии. Обстрелянный в Тобруке, он был в плену в Сицилии, а затем бежал в Швейцарию. Он не хвалил Швейцарию, хотя хозяйка дома этого ждала. Джентльмен, он ни слова не произнес о войне, о которой мог судить по своему личному опыту. Сначала, когда хозяйка дома, мать двух лейтенантов, очень обстоятельно хвалила Швейцарию, англичанин молча слушал, но потом, когда она собралась снова ее хвалить, он, как бы между прочим, заметил: меня обстреляла швейцарская противовоздушная оборона. Можно было понять это и как признание высокого качества швейцарской продукции. Тогда я в первый раз услышал анекдот: шесть дней недели швейцарцы работают на Гитлера, а в воскресенье молятся о победе союзников. Англичанин показал хозяйке дома, что он обладает тактом, истинный джентльмен.

Май 1940-го. В ночь, когда мы ожидали вторжения Германии, связисты, получив задание проложить кабель, вышли на шоссе по направлению к Мутгеллену, которое идет от Цюриха в глубь страны. Затемнение, автомобили с синими фарами, колонна частных машин из Цюриха; один из нас встал с карманным фонариком на шоссе и спросил штатских: "Куда?" Ему нравилось освещать каждого фонариком: куда? Они были бледны и испуганы, словно на границе. У одного был летний домик на Тунском озере, у другого родные в Эмментале, потом опять обладатель дачного домика и т. д. "Цюрих будем защищать, - сказал наш солдат с фонариком в руке и тяжелой связкой кабеля на спине, - для того-то мы и здесь". Другой, без всякой насмешки в голосе, произнес: "Моя жена тоже в Цюрихе, боже мой!" Автомобили сильно нагружены: чемоданы, сумки, меховые шубы, даже скатанные в рулоны ковры на крыше... Я негодовал. Те, с фонариком и тяжелыми связками кабеля на спине, мыслили реалистичней. У этих есть летний домик, у нас - нет.

Готовность к борьбе, которую каждый "истинный швейцарец" приписывает себе, - это готовность на тот случай, если на Швейцарию нападут. Пока только учениями на местности мы могли бы продемонстрировать эту волю к победе. Неиспытанная воля к победе, намерение без доказательства способности его осуществить. Следующая ступень - это воля к борьбе с трезвым сознанием, что на победу рассчитывать не приходится, только на сопротивление, как можно более длительное. Ни одно из облеченных ответственностью лиц не могло сказать нам: мы непобедимы. Посему нам мало говорили о том, чем обернется для нас война. Нам достаточно было знать, что никто не сомневается в нашей готовности к борьбе, и это обязывало нас верить в нашу волю к победе. Это я и делал.

Четыре бункера... Зеленый плоский луг, кое-где яблони, открытое место. Дальше, на той стороне, должно быть, лес. На этом открытом зеленом подносе, если смотреть с самолета, видны четыре желтовато-глинистых строительных участка, их конфигурация сразу выдает их назначение. Бункера готовы, одна бетономешалка еще здесь, на бункерах - свежая земля. Мы уже достаточно хорошо изучили немецкие "штуки" и знаем, что они не долго ищут цель, им и четырех пикирующих полетов достаточно. Мы предпочли бы расставить наши четыре орудия подле яблонь, а еще лучше - в лесу. Но, разумеется, предлагать - не наше дело, куда бы это завело армию? Однажды очутившись вдвоем с капитаном в маленькой штабной палатке, я поинтересовался, как оценивал он тогда наши шансы. Мы находились уже совсем в другой области нашей страны, так что говорить об этом было можно. Шансов никаких - он и тогда это знал, вероятно, с нами покончили бы еще раньше, чем батарея с ее малым радиусом действия определила бы свою цель. Но у капитана был приказ от верховного командования.

Как человек становится капитаном - об этом рядовые знали весьма приблизительно. Как становятся майором? И полковником? Ясное дело, там строгий отбор, и эти люди, занимавшие в штатском мире ведущие посты, многим пожертвовали ради армии, это можно подсчитать, и прежде всего - временем. В конце концов, им присваивает звания Федеральный совет. Командиром дивизии не становятся по милости божьей. Это должны быть люди надежные, значительные личности... Однажды, на одном теоретическом занятии, кто-то спросил, как все это вообще делается, как человек становится полковником. Этот солдат не годился даже в орудийные наводчики, болван. А он что, хочет стать полковником? Громкий хохот. Он не это имел в виду, пояснил он и сел. Но я тоже не смог ему этого объяснить, когда кончились занятия, я просто знал, что есть люди, которые никогда не смогут стать майорами или полковниками в нашей армии.

В отпуске, снова в белом халате, я тотчас все забыл. КТО НЕ МОЖЕТ МОЛЧАТЬ, ВРЕДИТ РОДИНЕ. У меня не было никакой потребности рассказывать что-нибудь из армейской жизни, только потребность в профессиональной работе и в странствиях. Литература - как отдых...

Возвращаясь из отпуска, я находил нашу батарею в какой-нибудь другой деревне, а в остальном все без перемен. Они как раз чистили орудия, в глазах - злорадство. Первый раз по стойке "смирно" перед фельдфебелем. Место на соломе, разумеется, худшее. Я ничему не разучился. Все как всегда. Остальные тоже не научились ничему новому. Винтовку на ремень, прямо, шагом марш. Все как всегда было в армии. Все, вместе взятое, - идиллия, и польза для здоровья к тому же.

Я не могу вспомнить, знал я об этом полностью или нет, хотя можно было бы и знать, впрочем, полностью того, что совершалось в это время в моей стране, я знать не мог.

4.10.1938

В Берлине ведутся переговоры об обязательном наличии визы для въезда немцев в Швейцарию. Швейцарская делегация удовлетворяется предложением вместо визы делать пометку - буква J в паспортах немецких евреев, собирающихся выехать за границу. Федеральный совет принимает это решение единогласно.

17.10.1939

Федеральный совет утверждает новое правовое положение об обращении с беженцами. Кантонам предписано всех иностранцев, нелегально проникших в Швейцарию, отправлять обратно через границу. Решение, которое будет стоить жизни тысячам и тысячам людей.

1.11.1941

По приказу Швейцарского федерального комиссариата по делам интернированных лиц населению запрещается давать интернированным продукты, выдаваемые по карточкам, или талоны на продукты, разрешать им пользование личным телефоном или велосипедом. Без специального разрешения им запрещается посещение частных квартир, а также театров, кино и ресторанов.

30.8.1942

За три года войны число беженцев в Швейцарии насчитывает 9600 человек. Советник фон Штайгер *, ответственный за швейцарскую политику в отношении беженцев, выступая перед деревенской церковной общиной, произнес: "Ковчег полон". Население Швейцарии - 4 265 703.