Андрей Иванов - Славное море. Первая волна Страница 28

В заливе Чернорецка стало еще оживленнее. По при­казу капитана часть команды готовилась поехать на дамбу помогать в погрузке. Геннадий пошел в каюту, чтобы надеть рабочий костюм. По пути его перехватил боцман.

— Ты куда?

— Переодеться. На дамбу поеду, Иван Демидович.

— Не надо. Тебе другое поручение. Вот... Боцман передал Серову счет.

— Старший помощник вчера купил в рудничном сов­хозе бычка. На «Полярный» доставить надо.

— Как, я один?

— Поедете вместе с Носковым.

— Так вы ему передайте счет. Я же ничего не знаю. А он тут уже бывал.

У Ивана Демидовича по лицу пробежала тень сму­щения. Он немного помялся, но согласился.

— Ладно, отдай счет Носкову. Только ты за ним там приглядывай. Он часто срывается.

«Наверно, на язык не сдержан, на берегу может по­ссориться», — подумал Геннадий и решил, что сумеет уберечь товарища от такого срыва.

В поселке Носков замедлил шаги у магазина и, буд­то что-то вспомнив, сказал:

— Подожди-ка, я сейчас.

Ждать действительно пришлось недолго. Он вышел, нахмурив брови, и Серов решил, что его приятель не на­шел в магазине того, что ему было нужно.

Вышли за поселок. Дальше, к сельскохозяйственному участку рудника, вела узкая проселочная дорога. Она больше шла под старыми высокими лиственницами, и на ней лежала прохладная тень.

На половине пути Носков увел Серова в сторону от дороги и, выбрав место посветлее, сел.

— Немного отдохнем, чуть-чуть. Геннадий последовал его примеру.

Рука Носкова нырнула в карман, и оттуда показа­лось горлышко бутылки.

На солнечной полянке Серову сразу стало холодно. Его ведь предупреждали: на корабле нельзя пить. За это могут списать на берег. Так вот что означали слова боцмана о Носкове: «Ты приглядывай за ним, он часто срывается».

— Что, растерялся? — отлично поняв состояние мо­лодого матроса, спросил Носков.

Хитро подмигнув Серову, он выхватил из кармана бутылку и повернул к нему этикеткой.

— Уксус, — громко прочитал ошеломленный Генна­дий.

— Правильно. Это не то, что ты думал.

— Зачем это вам?

.— Для дела. Давай фуражку.

Без возражений, совсем не понимая, для чего делает, Гена подал Носкову фуражку и пододвинулся ближе.

В руках у Носкова появилась маленькая черная тря­почка. Он густо смочил ее в уксусе и начал протирать на фуражке Серова краба с голубым флажком — эмбле­му моряков Севера.

Яркая, свежая позолота краба на глазах у Геннадия стала быстро тускнеть, и он потянулся руками, чтобы спасти фуражку.

Но дело уже было сделано, и Носков сам вернул ее хозяину. Потом он, не говоря ни слова, то же самое сде­лал и со своей.

— Ты не огорчайся, это для пользы.

— Какая же польза из нового старое делать? — чуть не плача сказал Геннадий.

Красивый золотистый краб, которым он очень гор­дился, совсем потерял свой блеск, будто его только что подобрали в складе брошенных вещей и, не отряхнув от пыли, прикололи на фуражку.

— Старому на море всегда цена выше, — поучитель­но сказал Носков и с силой швырнул уже ненужную те­перь бутылку в кусты. — Там не любят салажат-моло­кососов: раз на тебе все новое, значит, и сам ты пер­вый раз на палубе. А у кого краб тусклый, того сразу замечают, хоть и не знакомы. И уважение тебе тогда и дружба старых моряков.

Геннадий стал успокаиваться. Ему казалось, что сло­ва Носкова открыли перёд ним в мире моряков новую широкую дверь. Правда, эта дверь была с черного хо­да. Полученное таким образом уважение старых моря­ков, конечно, будет незаслуженным. Но все же он при­знал, что ходить с потускневшим крабом на фуражке, ко­нечно же, почетнее, чем с новым.

Носков понял, что па этот раз победил Серова. Сно­ва хитро подмигнул ему и быстро извлек из кармана вто­рую бутылку, уже с белой головкой.

Теперь это не вызвало у Геннадия прежней тревоги, будто вся она была израсходована в первый раз. Он только озадаченно покачал головой и, не найдя слов осу­ждения, спросил:

— А чем закусим?

— А мы рукавчиками, — засмеялся Носков, шутя провел у губ рукавом фланельки и демонстративно по­нюхал его, как нюхают пьяницы корочку хлеба.

— А впрочем, рукавчик — это присказка. А сказка вот в чем... — И Носков извлек из кармана сверток, в котором были колбаса и хлеб.

— Всегда закусывай колбаской. В ней есть чесночок, а у чесночка приятный запах. Винный дух при нем сла­беет.

Пили прямо из бутылки. Носков тянул долго, закрыв глаза от удовольствия. Серов хватил один глоток и вер­нул бутылку. Зато при закуске они поменялись ролями. Носков отрезал маленький кусочек колбасы и долго же­вал его, смакуя. Геннадий же закусывал плотно, помня, что запах колбасы с чесноком отобьет запах вина.

Повторили еще раз. Геннадий выпил тоже немного, но и второй раз хорошо закусил.

В бутылке еще осталось немного вина, однако Нос­ков не стал пить, а вылил его прямо на землю.

— Тебе, наверно, говорили про меня, как про пьяни­цу, а я вот ее на землю вылил, не пожалел, — сказал он с горькой досадой.

— Нет, еще никто не говорил, — отозвался, хмелея, Серов.

— Ну, еще скажут. Носков закладывает... Носков срывается... А того не поймут, что пить ее матросу на­до. Вот ты, к примеру, попадешь потом в торговый флот. За границу ходить будешь. В чужих портах пригласят тебя иностранные моряки выпить. А делают это они не­спроста. Может, шпион среди них, и надо им что-нибудь выпытать у тебя. Если ты к вину непривычен, — беда. Сразу язык, как лыко, и начинает болтать. Пьяный лю­бую тайну сболтнешь. А если ты себя раньше как сле­дует проспиртовал, им тебя не свалить. Они сопьются, а ты трезв. Значит, что?.. Тренировка нужна, вот что...

III

Захмелевший Геннадий, слушая пьяную речь Носко­ва, не находил в ней ничего смешного или неразумного. Может, действительно, так и бывает. И хорошо, когда тебя никому не удастся споить.

Но сам он считал, что за границу ему не плавать. На флот он пошел по нужде, и неизвестно, кем он еще бу­дет. Ему хотелось только побывать в Арктике, геройски проплыть во льдах. А может... Чем черт не шутит, мо­жет, и открыть там что-нибудь. У него появилось жела­ние поговорить об Арктике. И он спросил Носкова, что­бы завязать нужный разговор: — Вы очень любите Арктику?

— А кто же ее не любит? — сразу готовно отозвался Носков. — Арктика — это мечта всех смелых люден. Сплю и во сне вижу.

— Расскажите что-нибудь о Севере. Разрумянившееся от водки лицо Носкова   засияло.

Постоянное хитроватое выражение исчезло, и оно стало вдруг мечтательно-вдохновенным.

Он немного помолчал, отыскивая в памяти новое, еще не рассказанное, интересное событие, и начал без вступления:

— Вот такой случай был. Теплоход шел к острову Стадухина. Там была метеостанция, и требовалось за­менить зимовщиков. Погода стояла хорошая. Види­мость— дай бог всегда в море такую! Команда здесь никогда не плавала, и всем этот рейс казался счастли­вым. Поэтому и никто не понял, почему вдруг капитан стал мрачнее тучи.

А капитан бывал в этих местах и помрачнел не зря. Не увидел он в море того, что видел раньше на этом месте.

— А что в море можно видеть? Там же одна вода. Носков вздохнул и безнадежно махнул рукой.

— Мало ты знаешь, салажонок. На морских дорогах, как и на земле, тоже есть вехи. Остров, например, ка­кой-нибудь, мель подводная, которую моряки по цвету воды видят.

— Значит, капитан такую веху не увидел? — спро­сил Геннадий, чтобы вернуть Носкова к прежней нити разговора.

— Вот именно, веху. Остров там должен быть. Плы­вут час, другой, а его нет. Тут помрачнеешь. Зашел ка­питан в рубку к штурману испрашивает:

— Приборы у вас не врут?

Штурман удивился, но ответил, как полагается:

— Нет, приборы в исправности. Подумал капитан и сказал:

— Проверьте приборы, штурман. С курсом у нас что-то неладно.

Проверил штурман приборы, по карте курс просле­дил и говорит:

— Приборы работают как часы, и курс правильный.

— Как же правильный, — спрашивает капитан, — если острова слева нет?

Глянул штурман на морскую карту. Да, должен быть здесь остров. Глянул вперед—и затревожился: чисто мо­ре кругом, глазу зацепиться не за что. Определились по солнцу, правильно идет корабль. А острова нет.

И остров-то небольшой — так, столбик земли метров пятьсот в окружности. А где он?

Штурман — человек бывалый, а капитан и того боль­ше. А только и им нелегко было решить, что с остро­вом.

— Размыло островок, однако, — сказал наконец штурман. — В этом году мы здесь первые плаваем. По­этому нам и не сообщил никто.

— Должно быть, так, — согласился капитан. — По­добные шуточки на Севере бывают. Земля Санникова, говорят, так исчезла. Только мы о гибели этого острова первые узнали, значит, мы обязаны сообщить другим.

Через полчаса радист уже передавал:

«Всем! Всем! Безымянный остров на пути к острову Стадухина больше не существует».

Записали все это в вахтенный журнал, как полагает­ся, но ни команде, ни пассажирам пока не говорили.