Элизабет Гаскелл - Жены и дочери Страница 28

Когда она наконец приехала в Тауэрз и горничная леди Камнор препроводила гостью в отведенную ей комнату, Клэр подумала, что здесь она гораздо больше чувствует себя дома, чем в своей грязной норе, которую покинула сегодня утром. Она была хорошо знакома с этой комнатой, где утонченные драпировки и гармонично подобранные цвета, тонкое постельное белье и мягкие одежды привычно радовали глаз. Опустившись в кресло подле кровати, она принялась размышлять о собственном будущем примерно в такой вот манере:

«Кто-то может подумать, что украсить зеркало муслином и розовыми лентами очень легко, но как же трудно поддерживать эту красоту! Люди не узнают, насколько это тяжело, пока сами не попробуют, как я. Я сделала свое зеркало таким же красивым, как и тогда, когда в первый раз приехала в Эшкомб. Вот только муслин запачкался, а ленты выцвели, а заработать денег, чтобы обновить их, очень нелегко. А когда вы все-таки получаете деньги, то расстаться с ними сразу у вас не хватает духу. Приходится ломать голову, чтобы решить, на что употребить их с наибольшей пользой. А потом на первое место выходит покупка нового платья, или увеселительная поездка за город, или же какие-нибудь фрукты из теплицы, или изящная безделушка, на которую обратят внимание и заметят в вашей гостиной, – и все, прощайте красиво оформленные зеркала. А здесь получается, что деньги подобны воздуху, каким они дышат. Никто не спрашивает и попросту не знает, сколько стоит стирка или какова цена ярда розовой ленты. Ах! Все было бы совсем по-другому, если бы им пришлось зарабатывать каждый пенни, как мне! И тогда им пришлось бы рассчитывать, как извлечь из них максимальное удовольствие. Неужели мне придется всю жизнь вкалывать в поте лица, чтобы получить их? Но ведь это ненормально. Замужество – самая обычная и естественная вещь, и тогда уже мужу придется заниматься всей той грязной работой, а жена будет сидеть в гостиной, как и подобает леди. Так было и со мной, пока бедный Киркпатрик был еще жив. О-хо-хо! Как тяжело быть вдовой».

А ведь нельзя было не обратить внимание на разницу между теми ужинами, что ей приходилось вкушать в Эшкомбе со своими учениками (кусок говядины, баранья нога, огромные блюда картофеля и большого пудинга), и крошечными порциями деликатесов, подаваемых на старинном китайском фарфоре, которыми каждый день наслаждались в Тауэрз графиня, граф и она сама. Окончания каникул она страшилась ничуть не меньше, чем самый домашний из ее учеников. Но пока что подобная перспектива отстояла от нее еще на несколько недель, и посему Клэр перестала терзаться мыслями о собственном будущем и попыталась получить максимум удовольствия от настоящего. Небольшой помехой ровному и спокойному течению летних деньков стало недомогание леди Камнор. Ее супруг укатил обратно в Лондон, и они с миссис Киркпатрик наслаждались размеренным укладом, что как нельзя более устраивало миледи. Несмотря на свою апатию и усталость, она все-таки нашла в себе силы с достоинством принять в Тауэрз школьных попечительниц, отдавая недвусмысленные распоряжения о том, что необходимо сделать, какие прогулки организовать, какие теплицы посмотреть и когда все собравшиеся должны вернуться к легкому ужину. Сама она, правда, предпочла остаться дома в обществе двух или трех дам, которые сочли, что не вынесут дневной жары, и отказались отправляться на экскурсию под предводительством миссис Киркпатрик, и тех немногих счастливиц, коим лорд Камнор растолковывал назначение новых построек на скотном дворе. «С невероятной снисходительностью», как выражались впоследствии ее слушательницы, леди Камнор рассказала им, как устроены ее замужние дочери и дети, об образовании, которое они намерены им дать, и о том, как они проводят свои дни. Но подобная нагрузка изрядно утомила ее, и после того, как гости разъехались, она наверняка отправилась бы прилечь и отдохнуть, если бы ее супруг по доброте душевной не сделал одно неловкое замечание. Подойдя к жене, он положил ей руку на плечо и заботливо произнес:

– Боюсь, вы ужасно устали, миледи.

Собрав остатки сил, она выпрямилась во весь рост и холодно заявила:

– Когда я устану, лорд Камнор, то в первую очередь сообщу об этом вам. – И невероятная усталость, которую испытывала леди Камнор, была заметна лишь потому, что она сидела выпрямившись, словно проглотила аршин, и отклоняла все предложения пересесть в мягкое кресло и подставить под ноги скамейку, а позже с видом оскорбленного достоинства отвергла предложение пораньше лечь спать. И все то время, что лорд Камнор оставался в Тауэрз, она вела себя в подобной манере. Миссис Киркпатрик оказалась обманута этой видимостью благополучия и уверяла милорда, что никогда еще не видела миледи такой бодрой, оживленной и веселой. Но у графа, несмотря на бестолковую голову, было любящее и нежное сердце, и хотя он не мог привести никаких доказательств, что его супруга нездорова, в глубине души он был уверен в этом. Тем не менее лорд Камнор слишком боялся гнева супруги, чтобы послать за мистером Гибсоном без ее ведома. Последнее, что он сказал, обращаясь к Клэр, были слова:

– Какое это утешение – сознавать, что я оставляю миледи на вас. Вот только не позволяйте ей ввести вас в заблуждение. Своим поведением она не покажет, что больна, до самого последнего момента, когда терпеть далее будет уже невозможно. Посоветуйтесь с Брэдли (личная служанка леди Камнор ненавидела новомодное словечко «камеристка»), и на вашем месте я бы послал за Гибсоном и попросил его заехать. Предлог можете придумать какой угодно. – Но тут ему в голову вновь пришла мысль, которая уже посещала его в Лондоне насчет брака между этими двумя людьми, и он не удержался, чтобы не добавить: – Пригласите его нанести вам визит, он очень славный и обходительный человек. Лорд Холлингфорд уверяет, что другого такого не сыскать в округе. И пока вы будете беседовать, он заодно может осмотреть миледи, а потом сказать вам, больна она или нет. Да, и немедленно отпишите мне о том, что он скажет вам о состоянии ее здоровья.

Но Клэр была такой же трусихой, как и лорд Камнор, в том, чтобы совершить для леди Камнор что-либо такое, о чем ей не было сказано недвусмысленно. Она понимала, что может впасть в немилость, если пошлет за мистером Гибсоном без разрешения, и что после этого ей больше никогда не представится возможность отдохнуть в Тауэрз, монотонность жизни которого, несмотря на всю его роскошь, могла прискучить кому угодно, но только не ей. И тогда она попыталась переложить на Брэдли ту обязанность, которую, в свою очередь, возложил на нее лорд Камнор.

– Миссис Брэдли, – осведомилась она однажды, – вас не пугает здоровье миледи? Лорд Камнор даже полагал, что она выглядит усталой и больной.

– И впрямь, миссис Киркпатрик, я тоже думаю, что миледи сама не своя. Не понимаю, почему я так решила, но если вы спросите меня об этом, то я отвечу, что не знаю.

– Как вы полагаете, вы могли бы съездить в Холлингфорд, повидаться там с мистером Гибсоном и попросить его заехать к нам как-нибудь на днях и осмотреть леди Камнор?

– Думаю, что после такой выходки мне придется распрощаться со своим местом, миссис Киркпатрик. До самого своего смертного часа, если только Провидение сохранит леди Камнор рассудок, она все будет делать по-своему или вообще ничего не делать. Переубедить ее способна лишь леди Гарриет, да и то не всегда.

– Что ж, в таком случае нам остается надеяться, что с нею не случилось ничего серьезного. И я надеюсь, что это действительно так. Во всяком случае, так уверяет она сама, а уж ей-то виднее.

Но уже через день или два после этой беседы леди Камнор поразила миссис Киркпатрик до глубины души, внезапно обратившись к ней с просьбой:

– Клэр, я хотела бы, чтобы вы написали записку мистеру Гибсону и сообщили ему, что я желаю его видеть сегодня после полудня. Я рассчитывала, что он сам заглянет к нам до этого времени. Ему следовало бы сделать это, дабы засвидетельствовать нам свое почтение.

Между тем мистер Гибсон был слишком занят, чтобы тратить время на пустой церемониальный визит, хотя и понимал, что пренебрегает тем, чего от него ожидали. Но в местности, которая находилась под его опекой, разразилась опасная лихорадка, и это занимало все его мысли и время. Он часто благодарил судьбу за то, что Молли пребывает в благословенной тишине и покое поместья Хэмли.

Его домашние неприятности отнюдь не исчезли сами собой, а теперь еще он на время вынужден был оставить их без внимания. Последней каплей стал незапланированный визит лорда Холлингфорда, которого он встретил однажды утром в городке. Им многое нужно было сказать друг другу относительно нового научного открытия, со всеми подробностями которого лорд Холлингфорд был хорошо знаком, в то время как мистер Гибсон оставался в полном неведении, что пробудило в нем жгучий интерес. В конце концов лорд Холлингфорд вдруг заявил без обиняков: