Александр Борин - Крутые повороты Страница 29

У людей подобные истории вызывают брезгливость, отвращение. Тошно в них копаться, их анализировать. Пройдет время, и этот город навсегда забудет о деле Вакорина — диком, страшном, исключительном. Так надо ли столь пристально и подробно всматриваться в него? Надо. Необходимо просто. Увы, как бы ни хотелось — не получается: любоваться светлым проспектом, не замечая рядом темного закоулка. Тем паче закоулка человеческой души.

Конечно, для нормального, здорового ума преступление Вакорина выглядит дикостью, крайней степенью душевной патологии. Но вдумайтесь, проследите за ходом его мысли. На всякий случай угодить мало-мальски влиятельному человеку в городе… Иметь полезные связи, быть всегда и повсюду вхожим… Добиваться любых своих целей, ничем за это не платя — ни нажитым имуществом, ни сколоченной репутацией… Чужую жизнь ставить куда дешевле своего малейшего желания и интереса… Что все это, не та же разве позиция — позиция воинствующего эгоизма? И разве занимают ее одни только выродки типа Вакорина? А люди понезаметнее, побезобиднее ее разве не занимают? Конечно, не в таких страшных, уродливых формах. Но ведь и Вакорин не сразу сделался холодным, жестоким убийцей, вспомните, как обыкновенно и буднично все когда-то начиналось…

Нет, необходимо всматриваться в вакориных, их изучать.

Для того чтобы их остановить и обезвредить, прежде всего надо их вовремя разглядеть.

Я рассказал о преступнике. А теперь расскажу о судье.

Может быть, чаще, чем представители других профессий, судьи остаются наедине с самим собой, со своей незащищенной совестью, и от того, чем такая «работа душой» завершится, зависят обычно судьбы и жизни, многих и многих людей.

Но подчас от судьи требуются не только кристальная честность, зрелый опыт и доскональное знание законов. Чтобы выработать, а главное, отстоять свою единственно возможную позицию, судье необходимо мужество и великая сила духа…

Судебная ошибка

Несколько лет назад Гурьевский городской суд в Казахстане приговорил одного человека — назовем его Н. Н. Михайловым — к пяти годам лишения свободы.

Михайлов обвинялся в хищении путем мошенничества, в частнопредпринимательской деятельности и в использовании поддельного документа об окончании зуботехнической школы.

Правда, кассационная инстанция — судебная коллегия по уголовным делам Гурьевского областного суда — в предъявляемых обвинениях усомнилась. Однако против определения судебной коллегии тут же выступила гурьевская областная газета, объяснила, что Михайлов, безусловно, вор, мошенник и частный предприниматель, члены судебной коллегии допустили непонятный либерализм. Обязанность президиума облсуда — эту ошибку как можно скорее исправить.

По протесту прокурора президиум облсуда дело передал на новое кассационное рассмотрение в другом составе судей, и на этот раз строгий приговор городского суда — пять лет лишения свободы — был оставлен в силе.

Председательствовал на заседании президиума сам председатель Гурьевского областного суда Абуляис Шильманович Шильманов.

Он же сообщил в областную газету, что меры по статье приняты, преступник получил по заслугам, и письмо это, разумеется, газета с удовлетворением опубликовала.

Вопрос, казалось, был исчерпан, правосудие восторжествовало.

Однако неделю спустя из Москвы в Гурьев прилетел адвокат Л. Я. Леонов.

Он изучил дело и в конце рабочего дня пришел в кабинет к Шильманову.

— Абуляис Шильманович, — сказал адвокат, — я заранее знаю, что вы мне скажете. Приговор вступил в законную силу, жалуйтесь, мол, в порядке надзора.

Но, ознакомившись сейчас с материалами, я убедился, что облсуд допустил ошибку Преступления не доказаны, подсудимого надо было оправдать. Неужели эта судебная ошибка не волнует вас как юриста, наконец, просто как справедливого человека?

Л. Я. Леонов, честно говоря, ожидал, что разговор на этом и закончится. Адвокаты всегда утверждают, что их подзащитные невиновны, и взывают к человеческой справедливости. А тут было уже в общей сложности четыре судебных разбирательства, резкое выступление областной газеты, подпись Шильманова стоит на двух безоговорочно обвиняющих Михайлова документах.

Но Шильманов сказал:

— Мы ошиблись? Что ж, докажите.

Они склонились над делом — два юриста, два человека, два коммуниста — и, показание за показанием, протокол за протоколом, доказательство за доказательством, стали его анализировать.

В глубине души адвокат полагал, что председатель областного суда хочет только лишний раз убедиться, что утвержденный им приговор обоснован, логичен, подкреплен всеми необходимыми материалами и надзорная инстанция оставит его в силе, не зачтя Гурьевскому суду профессионального «брака».

Но после нескольких часов изучения Шильманов сказал:

— Что же, товарищ адвокат… Вынужден признать, вы правы. Дело это на редкость сложное, во многом противоречивое. Однако, думаю, вина Михайлова действительно не доказана.

— Значит, жаловаться мне? — спросил адвокат.

— Не надо, — сказал судья. — Я сам напишу представление в Верховный суд республики, оспорю свое собственное определение.

Признаюсь, не часто мне доводилось читать документы, подобные этому:

«Председателю Верховного суда Казахской ССР… Приговор суда, а также постановление президиума Гурьевского областного суда… считаю неправильными и подлежащими отмене… Председатель Гурьевского областного суда».

В документе — анализ, анализ и еще раз анализ. Изложение доводов, заставивших в свое время осудить человека, и объяснение, отчего эти доводы в конце концов должны быть сейчас отвергнуты.

Разумеется, к такому заключению судью Шильманова привели не одни только настояния адвоката. Когда-то коллеги Шильманова, члены областного суда, уже ставили под сомнение большую часть предъявляемых Михайлову обвинений. Тогда Шильманов с коллегами не согласился. Сейчас, еще раз изучив дело, он убедился, что их соображения в пользу обвиняемого были, пожалуй, даже слишком робки… Что же тут удивительного? В судебной практике случаются столь запутанные, нелегкие дела, когда истина с трудом открывается только после многочисленных скрупулезных исследований. В конце концов, всего страшнее бывает не столько сама судебная ошибка, сколько предвзятость, упорство, сознательная слепота, пытающиеся эту ошибку защитить и увековечить.

…Рассмотрев представление Шильманова, судебная коллегия по уголовным делам Верховного суда Казахской ССР частично с ним согласилась. Обвинение в хищении путем мошенничества снова было отклонено. Однако частнопредпринимательская деятельность Михайлова и подделка им документа признаны по делу доказанными.

Мне сейчас кажется, что такой компромиссный вывод должен был бы, в общем, удовлетворить профессиональное самолюбие Шильманова: с одной стороны, выше стоящая инстанция признала достаточно обоснованным его представление, с другой — во многом подтвердила вынесенный им когда-то приговор.

Шильманов, немолодой человек и достаточно опытный судья, прекрасно понимал, что, продолжай он и дальше настаивать на оправдании Михайлова, его смогут, чего доброго, упрекнуть в семидесяти семи разных грехах. Обвинят, например, в недостаточной, мягко говоря, юридической квалификации: дважды разбирал дело и не разобрался как следует, понадобился визит столичного адвоката. А если бы адвокат Леонов сидел у себя дома, в городе Москве, не выбрался бы в далекий Гурьев? Что же тогда, бедному Михайлову так и пропадать безвинно? Или упрекнут Шильманова в том, что он не самостоятелен, не принципиален. Ясное, мол, дело, пошел на поводу у авторов газетной статьи и теперь, задним числом, старается это исправить. Или даже чего не случается — заподозрят Шильманова и каком-нибудь корыстном сговоре с адвокатом: «Знаем, знаем, что значит «убедил»… Не маленькие…»

Все это Шильманов прекрасно понимал.

Он знал также, что, напротив, согласись он сейчас с Верховным судом республики, никто этого в вину ему не поставит: а как же, высшая инстанция!

Но судью Шильманова, понимаете, больше, чем собственное профессиональное самолюбие, больше даже, чем свой покой и репутация, заботила судьба живого человека, осужденного, как он был теперь убежден, без достаточных оснований, волновало чувство справедливости и уважения к закону.

И он обращается в Верховный Суд СССР, просит пересмотреть определение Верховного суда республики.

Председатель судебной коллегии по уголовным делам Верховного Суда СССР находит его доводы в основном заслуживающими внимания и пишет заместителю председателя Верховного суда Казахской ССР: «Прошу вас обсудить вопрос о внесении протеста в президиум Верховного суда Казахской ССР…»