Мюриэл Спарк - Умышленная задержка Страница 29

— Считаю, Эдвина, что с вашей стороны это было очень безнравственно, — сказал Солли.

— Не понимаю почему. Муж тоже женился на мне из-за денег. Мы были нежной супружеской парой. У нас было кое-что общее: во-первых, вкус к дорогим вещам, во-вторых, отсутствие денег.

Затем она между делом сболтнула, что Квентин «для всех оказался неожиданностью» и что «его отец, настоящий понятно», обеспечил сына и немного — Эдвину. Так что у нас имелись кое-какие представления о родословной Квентина. Эдвину мы ни о чем не расспрашивали, чтобы не испортить объяснениями очаровательную недосказанность этой истории.

— Ни пенса, — продолжала Английская Роза, — помимо ренты, которой ей едва хватает на содержание и на сиделку.

Именно в эту минуту из кухни появилась мисс Фишер:

— Здравствуйте, Флёр. Леди Эдвина вам очень обрадуется. Она сейчас встает к чаю.

Я сказала, что приду, как только поговорю с сэром Квентином.

Мисс Тимс заявила:

— Вам нужен сэр Квентин? Знаете…

Я открыла дверь в кабинет — он сидел за письменным столом, уставясь в пространство.

— Где же ваша новая секретарша? — сказала я.

— А, мисс Тэлбот. Я… Ей пришлось рано уйти домой.

Он жестом указал мне на стул. Я не стала садиться.

— Прочтите, — сказала я, положив перед ним перепечатанные странички из дневника.

Он взглянул на верхний листок и спросил:

— Откуда это у вас?

— Из вашего дневника. Страницы у меня.

— Как вы добрались до моего дневника?

— С профессиональной помощью. Оригиналы заперты в банковском сейфе. Может быть, на семьдесят лет, а может, и нет.

Он встал и принялся расхаживать по комнате, что-то там приводя в порядок. Остановился и посмотрел на другие перепечатанные странички. Рассмеялся:

— Ну, этот дневник не более чем шутка. В нем нет ничего серьезного.

Я сказала:

— Вам придется обратиться к психиатру. Это во-первых. Во-вторых, вы должны распустить «Общество автобиографов». Если до конца месяца вы не сделаете того и другого, будет скандал.

— Ну, по этому вопросу нужно послушать, что скажут сами члены «Общества».

Я оставила его в кабинете и пошла в гостиную к Эдвине — она сидела, обложенная подушками и закутанная в индийскую шаль, дожидаясь чая. Вошел сэр Квентин, держа в руках книжку в кожаном переплете — его дневник. Берил Тимс следовала за ним.

— Матушка, — произнес он, — я хочу, чтобы вы знали: ваша приятельница мисс Флёр Тэлбот — не наша приятельница. Она принадлежит к преступному миру. Она наняла вора-профессионала, чтобы он проник в этот дом и извлек несколько страниц из моего личного дневника. Она сама призналась. Мисс Фишер, у вас ничего не пропало? Целы ли драгоценности леди Эдвины?

Эдвина встала и налила на пол.

— Мисс Тэлбот, я вынужден попросить вас из этого дома.

— Попросить — отчего же не попросить, — сказала Эдвина. — Только за дом плачу я. А твой дом, Квентин, за городом.

Мисс Фишер стала подтирать пол вокруг Эдвины, и та наконец согласилась, чтобы ее отвели в спальню, помыли и переодели. Я осталась дожидаться в гостиной и взяла бутерброд. Сэр Квентин тем временем молча мерил меня взглядом, а Берил Тимс передвинула блюдо с бутербродами, чтобы я не смогла до них дотянуться.

В дверь позвонили, Берил Тимс пошла открывать.

— Вы демон, — сказал сэр Квентин. — Ваше восхищение Джоном Генри Ньюменом — сплошное лицемерие. Разве он не использовал своего влияния, чтобы собрать вокруг себя кружок преданных духовных последователей? Разве я не имею права поступить так же?

— Но вы же знаете, что спятили, — сказала я. — Желание властвовать над другими родилось у вас еще до того, как появилась я и напомнила вам о существовании Ньюмена. Вы прочитали мой роман, но совсем недавно. Вы должны обратиться к психиатру и ликвидировать «Общество».

Из прихожей донеслись голоса. Я пошла попрощаться с Эдвиной и, проходя мимо, увидела, что это прибыли баронесса Клотильда и отец Дилени, чудовищно похудевшие, но отнюдь не жалкие. Эта парочка всегда отличалась самонадеянностью и высокомерной глупостью.

В комнате у Эдвины, где сиделка копалась в гардеробе, подыскивая очередное чудесное платье, я сказала:

— Я велела ему сходить к врачу по психам и разогнать свою труппу.

— И правильно сделали, — согласилась Эдвина. — Когда я познакомлюсь с вашим другом Уолли?

— На днях я это устрою.

— Уолли и Солли, — прохихикала она с удовольствием. — Вам не кажется, нянечка, что эти имена составляют славную пару?

— Очень славную. Как в цирке. — Затем мисс Фишер обратилась ко мне: — Меня беспокоит «Декседрин».

Я не совсем поняла, о чем идет речь, и решила, что она имеет в виду лекарство для Эдвины.

— Хотите, — сказала я, — я возьму рецепт и…

— Нет, нет. Это «Декседрин», который сэр Квентин дает своим друзьям. Разве вам он его не давал?

— Мне — нет.

— А другим дает. В больших дозах препарат может быть опасен.

— Они все совершеннолетние. Мне их не жалко. Уж они-то, конечно, могут сами о себе позаботиться.

— И да, и нет, — сказала сиделка, добрая душа.

Эдвине не терпелось надеть свое фиолетовое платье.

— Они все постятся. Кроме него самого и Тимс. И мы тоже любим покушать, верно, нянечка?

— «Декседрин», — объяснила сиделка, — подавляет аппетит, но сказывается на мозге.

— Фигуру себе сохраняют, — взвизгнула Эдвина. — Они рехнутся.

— У каждого из них, вероятно, есть знакомые, — сказала я. — Предполагаю, у них есть и знакомые, и родственники, которые заметят, если они заболеют.

— Все еще в самый раз, — сказала Эдвина, оглаживая платье.

— Доказать тут ничего не докажешь, — сказала мисс Фишер, — но я-то знаю. Эти несчастные…

— Они не младенцы, — сказала я.

Я думала о моем романе «Уоррендер Ловит»; теперь по милости Квентина Оливера я лишилась издателя. Мне обрыдло его сборище кретинов, потакающих собственным слабостям; я подумала о Мэйзи Янг, у которой столько возможностей в жизни, а она готова от них отказаться ради безумного духовного наставника; и о баронессе Клотильде дю Луаре, до того помешанной на привилегиях, что она не в состоянии распознать и отвергнуть маньяка.

Я вернулась домой и приоделась к свиданию с Уолли — мы собирались пойти куда-нибудь пообедать. Но про Халлам-стрит я ему ни словом не обмолвилась. Вместо этого я рассказала о Би-Би-Си, а он в свою очередь, не помню уже, в какой связи, поведал мне о демобилизации, как они с приятелем отправились в армейский центр, представлявший собой кучу бараков, выбирать себе штатскую одежду. Уолли подробно описал ассортимент и покрой имевшихся там костюмов. Он выбрал пиджак из твида и фланелевые брюки.

— Вполне приемлемо, — заметил Уолли в своей небрежной уравновешенной манере.

Было приятно сознавать, что в жизни есть кое-что помимо «Уоррендера Ловита» и «Общества автобиографов». Однако в действительности мои мысли отчасти витали в другом месте. Я рвалась домой к книге Ньюмена. Мне хотелось понять, что такого они способны в нем для себя находить. Меня интересовало отношение к Ньюмену всей этой компании.

Но Уолли зашел ко мне выпить на сон грядущий. Ему нравилась моя забитая книгами комната.

— На улице какая-то пьянчужка распевает «За счастье прежних дней», — заметил он. — Ей, похоже, очень весело, а?

Я предоставила ей петь в свое удовольствие.

Я еще не успела встать, как поутру заявилась Дотти. У нее достало наглости прихватить свою черную сумку с вязаньем — на сей раз это был темно-зеленый свитер.

— Я приходила вчера вечером. У тебя горел свет.

— Знаю.

— Ты была с Лесли?

— Пошла к черту!

— Послушай, — сказала Дотти, — что я тебе сообщу. Сэр Квентин всем велел отправляться в его дом в Нортумберленде. Он говорит, что здесь, в Лондоне, нам угрожают гонения и он намерен превратить свой дом в нечто вроде обители.

— Как Ньюмен в Литтлмуре?

— Именно. Придется тебе признать, что сэр Квентин стремится к чему-то стоящему.

Я не могла усмотреть ни малейшего сходства между Ньюменом и его группой оксфордских англокатоликов, ведущими аскетическую жизнь в своем литтлмурском убежище, и сэром Квентином с его сборищем психопатов. Ньюмен действительно подвергался настоящим религиозным и политическим гонениям за свои взгляды; верно и то, что возникавшему у него ощущению преследования не всегда находилось объяснение. Никаких других точек сближения между Ньюменом и шарагой с Халлам-стрит не имелось. Я сказала Дотти:

— Можно подумать, что Квентин Оливер только и знает две книги — «Оправдание» Ньюмена да моего «Уоррендера Ловита». Он одержимый.

— Он считает тебя ведьмой, злым духом, ниспосланным, чтобы сообщить его жизни новые смыслы. Он призван обращать зло в добро. По-моему, в его словах глубокое содержание, — сказала Дотти.

— Во всяком случае, можешь поставить чайник, — сказала я, — я еще не завтракала.