Иван Лазутин - В огне повенчанные. Рассказы Страница 29

— А зачем же вы тогда пришли?

— Просить вас, товарищ генерал, чтобы вы разобрались во всем сами.

Настойчивость и упорство Богрова начинали раздражать Веригина.

— Если мы сейчас, сержант Богров, будем выполнять подряды за водку и как свиньи напиваться, то что же будет, когда придется идти на врага грудь в грудь? — Говоря это, генерал все сильнее раздражался и нервничал. — Достаточно одной самоволки, чтобы этих четырех мерзавцев отдать под суд военного трибунала!

— Самоволки не было, товарищ генерал, — сдерживая волнение, тихо проговорил сержант. — И не мерзавцев жестоко наказал начальник штаба, а лучших бойцов роты.

— Вы их знаете?

— Знаю хорошо.

Веригин достал из папки рапорт, написанный Реутовыми.

— Что вы, к примеру, можете сказать об ополченце Еськине? Мало того, что он был пьян, он сказал начальнику штаба оскорбительную дерзость.

— Еськина я знаю с первых дней формирования дивизии. Стахановец с электролампового завода. Отец трех сыновей. С финской вернулся с тяжелым ранением и орденом Красного Знамени. У нас в роте это один из самых авторитетных бойцов.

— Вы сами лично слышали, что сказал Еськин полковнику Реутову, когда тот отчитывал его?

— Полковник не отчитывал, а пугал расстрелом.

— И что же тот? — Генерал перевел взгляд с комиссара Синявина на начальника политотдела Миронова, в мрачной задумчивости склонившего голову.

— Еськин посоветовал Реутову приберечь эти четыре пули для немцев.

— И все?

— Все!

Генерал встал из-за стола.

— Вы коммунист?

— Да.

— И, очевидно, со стажем?

— Как и вы, товарищ генерал. По партии мы — годки.

Взгляд Веригина, брошенный на Богрова, словно выговорил: «Вон ты какой!.. Ну что ж, давай продолжим наш разговор…»

— Значит, самоволки не было?

— Не было. Все четверо были командированы комбатом Петровым с разрешения майора Северцева помочь колхозу исправить завалившийся колодец и починить насос.

Генерал резко повернулся в сторону телефониста, сидевшего в нише отсека.

— Соедини с майором Северцевым!

С командиром полка телефонист соединил генерала сразу же.

— Послушай, Северцев, эта четверка бедолаг из батальона Петрова в деревне была в самоволке или их командировали?

С минуту генерал сидел неподвижно, прижав к уху трубку и время от времени кивая головой.

— Так какого же дьявола в своем рапорте Реутов пишет, что была самоволка?! Ах, даже так?.. Ну хорошо, понял тебя, разберемся.

Губы генерала скривились в желчной улыбке. Комиссар и начальник политотдела сидели молча, устремив взгляд на неструганые доски стола. Однако по их лицам было видно, что в душе каждого из них закипало несогласие с рапортом Реутова.

— Самоволки не было, — сухо проговорил генерал и, повертев в руках рапорт, в левом верхнем углу которого стояла его резолюция «Под суд трибунала», положил его в другую папку.

Генерал пристально и строго посмотрел на Богрова:

— Зачем вы пришли ко мне?

— Взять ополченцев на поруки.

Генерал перевел взгляд на начальника политотдела.

— Ваше мнение, товарищи?

— Где сейчас находятся арестованные? — задал вопрос комиссар Синявин.

— На гауптвахте, — ответил Веригин.

— Откуда остальные трое ополченцев? — поинтересовался начальник политотдела.

— Иванов — с завода автотранспортного оборудования, Корнаков — моторист, специалист по насосам, Ведерников — с трансформаторного завода.

— Все москвичи? — спросил Богрова комиссар Синявин.

— Все, кроме Корнакова. Он из Калинина. — Богров по лицу генерала понял, что тот чем-то недоволен.

— Ваше мнение, товарищи? — повторил свой вопрос Веригин, не глядя на комиссара и начальника политотдела.

— Может быть, сержанту покурить в дежурном отсеке, пока мы будем решать этот вопрос? — предложил, начальник политотдела Миронов. В знак согласия с ним Синявин кивнул головой.

— Сержант, отдохните, вас вызовут. — Веригин сделал жест вошедшему адъютанту: — Проводите в дежурный отсек.

Когда адъютант и Богров вышли, Веригин еще раз пробежал глазами рапорт начальника штаба.

— Зачем ему понадобилась эта жертва? Ведь так и пишет в рапорте: самовольная отлучка в деревню, опьянение до потери человеческого облика и грубость ополченца Еськина.

— Пора бы уже знать Реутова, Владимир Романович, — заметил начальник политотдела. — Я еще ни разу не встречал его, чтоб от него самого не попахивало. А что касается четырех пуль, которые он пообещал ополченцам, то боец Еськин по-солдатски был прав. Пусть сбережет их для немцев. А рапорт ложный. Самоволки нет.

— А ваше мнение, комиссар? — Веригин, накатывая на карандаш рапорт начальника штаба, повернулся в сторону Синявина.

— В политотделе фронта меня вчера познакомили с одним важным документом, который будет вручен дивизиона днях, — ответил Синявин.

— Что за документ? — Генерал перегнул пополам бумажный рулончик, скатанный из рапорта Реутова.

— Грамота МГК.

— Кто ее будет вручать?

— Вручать ее приедут представители партийных органов Москвы, а также стахановцы с заводов, фабрик и предприятий Сталинского района столицы. Вместе с грамотой МГК ополченцам дивизии вручат Боевое Знамя. Вот мы дорогих гостей и «порадуем» в ответ. Не успели сблизиться с врагом, как некоторые наши ополченцы начинают попадать под суд военного трибунала.

— Что это за грамота? — спросил Веригин и еще раз перегнул бумажный рулончик.

— Могу познакомить с текстом. Выписал специально для вас, Владимир Романович, и для вас, Константин Гаврилович. — Синявин посмотрел в сторону начальника политотдела и достал из нагрудного кармана гимнастерки вчетверо сложенный лист, исписанный чернилами. — Вслух?

— Читайте, — сказал генерал, машинально катая рулончик.

Синявин читал медленно, с растяжкой на отдельных словах, делая паузы там, где они ему казались необходимыми:

«Московский городской комитет Всесоюзной Коммунистической партии (большевиков) вручает дивизии народного ополчения Сталинского района города Москвы Боевое Красное знамя. Московский городской комитет ВКП(б) выражает твердую уверенность, что бойцы, командиры и политработники дивизии с честью пронесут это знамя по полям сражений Великой Отечественной войны советского народа против германского фашизма.

Московский городской комитет ВКП(б) надеется, что бойцы, командиры и политработники дивизии в боях с врагами Родины проявят стойкость и мужество, свойственные сынам московского пролетариата, впишут в историю Красной Армии и советского народа новые героические подвиги во имя матери-Родины, во имя большевистской партии».

Закончив читать, Синявин вначале посмотрел на генерала, потом на начальника политотдела. По их посуровевшим лицам он понял, что документ произвел на них сильное впечатление.

Веригин бросил взгляд на вошедшего в отсек блиндажа адъютанта.

— Срочно ко мне начальника штаба!

— Есть, начальника штаба! — отчеканил белокурый лейтенант, круто повернулся и вышел.

— Когда предполагают вручить знамя? — спросил генерал.

— Буквально на днях. Об этом нам сообщат особо.

— Где и как будем строить дивизию? — вступил в разговор до сих пор молчавший начальник артиллерии подполковник Воропаев.

— Как всегда, — твердо ответил Веригин, словно этот вопрос он уже давно продумал. — Сводные полки построим на стрельбище, заранее как следует подготовимся к этому торжеству и… — генерал остановил взгляд на Синявине, — все остальное пойдет по вашему сценарию, комиссар.

Слово «сценарий» Синявину не понравилось.

— Обойдемся без сценариев, товарищ генерал. В полках нашей дивизии — лучшие представители рабочего класса столицы. В дивизию они пришли не с театральных подмостков, а из цехов заводов и фабрик.

Слова эти были сказаны хоть и мягко, вроде бы даже с дружеской интонацией, но для генерала они прозвучали упреком.

— Вы не так меня поняли, комиссар. Я имел в виду, что на митинге кроме наших гостей должны выступить рядовые ополченцы. А их, очевидно, нужно подготовить.

— Готовить их не нужно. Они уже подготовлены с двадцать второго июня. Их нужно просто предупредить.

— А полковые знамена?

— Знамена будут вручать полкам представители Сталинского райкома партии.

— В один день?

— Планируется так. После торжественного вручения знамен представители столицы разойдутся по полкам. Вот тут нужно продумать заранее: как их принять и что им показать. Об этом у нас будет специальный разговор, Владимир Романович. А сейчас нужно решить вопрос о четырех арестованных ополченцах. Это очень важно.

Неслышно ступая по утрамбованному глиняному полу, Реутов вошел в генеральский отсек блиндажа. Подошел к столу. Веригин, вглядываясь в его лицо, не сразу предложил ему сесть.